Мечты обязаны сбываться

Поначалу его просто избивали, но Цинна не обольщался. В Панеме за гораздо меньший проступок, чем прилюдная «пощечина» президенту Сноу, можно было поплатиться жизнью, так что пока из него просто вытягивают информацию, а когда поймут, что вытягивать-то особо нечего, без сожаления уничтожат. Иногда его оставляли в покое, но только для того, чтобы вернуться вновь и применить другое, более действенное средство. Но даже эти минуты спокойствия были наполнены болью. Чужой болью. И малое утешение, что сейчас слышатся не твои крики, что не тебя калечат: жгут, топят, бьют электричеством. И кто бы мог представить, что возможно привыкнуть к боли, в некотором роде, не обращать на нее внимания, думать о своем. О ней. Кто бы мог подумать, что от одной мысли о ней может стать легче… *** Как начинающий стилист, Цинна не рассчитывал набрать в свою команду мегаэкспертов, но ему повезло: согласившиеся работать под его началом были, пусть не признанными, но знатоками своего дела. И как начинающий начальник, он еще пока не научился отказывать своим подчиненным, а потому, когда Октавия, пышнотелая крашеная блондинка (тогда блондинка), сказала, что одна из ее прошлых клиенток просит принять на работу свою дочь, он просто назначил встречу. Чуть позже, узнав, чья дочь придет на собеседование, он пожалел о своем решении. Семейство считалось не просто состоятельным, а очень состоятельным. И другой причины, кроме как «девочка бесится с жиру», для поисков работы у наследницы крупного состояния не было. Цинне оставалось надеяться, что, как типичный представитель «золотой молодежи» Капитолия, девушка не задержится в его студии надолго, пресытившись новыми впечатлениями, не успев сильно напортить, но оказался неправ. Возникшая на пороге девушка выглядела по-капитолийски ярко, но не вычурно. Без нелепо-красочных одежд и макияжа. Темно-каштановые волосы обрамляли ее лицо, отличающееся безупречно правильными чертами. Карие глаза были широко открыты, будто бы от удивления. — Айвис, — представилась она. И голос ее звучал без присущей столичным жителям манерности. — Что ты умеешь? — Цинна задал этот вопрос прежде, чем понял, что, наверное, сделал это зря. Это ему, сыну принадлежащей к среднему классу пары, приходилось жить экономно, учиться и работать. Что может уметь счастливая девочка, с рождения бывшая частью привилегированного мира очень богатых людей, где с помощью денег можно получить все, что угодно, от полной игрушек детской фешенебельного дома, великолепной пищи, красивой одежды до любого человека, как бы грубо это не звучало? Но она ответила: — Много чего. Но, думаю, вам подойдет то, что я умею шить. Правда, совсем чуть-чуть… И рисовать, если это, конечно, пригодится. Я не собираюсь становиться стилистом, роль подсобного рабочего мне вполне подходит, — и, улыбнувшись искренне и чуть смущенно, точно прочитав незаданное «зачем» в глазах потенциального работодателя, продолжила: — Бабушка говорит, что прежде чем тратить деньги, нужно научиться их зарабатывать, а я очень люблю свою бабушку. Клайдер, мой брат, решил стать миротворцем, мужчины нашей семьи любят оружие, а мне интересна мода. И она не обманула. Ей действительно было интересно то, чем она занималась у Цинны, весь процесс от разработки эскиза и подборки тканей и аксессуаров до новых технологий, с которыми Цинна постоянно экспериментировал. Живая, энергичная, полная жизни, как летний день, однажды она стала не только незаменимой помощницей, больше него радующейся приглашению в команду семьдесят четвертых Голодных игр, но и чем-то большим. И даже он сам не мог точно сказать, когда и как это случилось. Мир стал еще ярче, когда Цинна понял, что и он не безразличен Айвис, но должно было случиться нечто, чтобы оба, наконец, признались в своих чувствах. Они стояли возле огромного панорамного окна студии, выделенной новоявленному стилисту Двенадцатого дистрикта, высокая стройная девушка в платье из темно-зеленого бархата, на первый взгляд обыкновенном, но только на первый взгляд, и без пяти минут кумир всех модников Капитолия, перед мысленным взором которого проплывали образы красивых женщин в роскошных платьях, отражающих суть доставшегося ему непростого дистрикта. Но постепенно многочисленные женщины слились в одну, реальную, не имеющую никакого отношения к углю и шахтерам, смотрящую на него тем же восторженно-смущенным взглядом, что и утром, когда он показал ей этот самый наряд, сжимающую тонкими пальцами самую обыкновенную чашку с чаем. То, что случилось дальше, трудно описать тому, кто владеет иглой лучше, чем пером, но все оно сконцентрировалось во фразе сказанной утром: — Сегодня исполнились все мои мечты… И ответной: — Мои тоже. Но ведь для этого они и нужны… Потом появилась Огненная Китнисс, и Айвис должна была бы начать ревновать своего любимого мужчину к его любимой работе, но она тоже с головой ушла в нее, и уже никто не вспоминал, почему и зачем она появилась в команде Цинны, даже Октавия. Казалось, это уже невозможно — найти еще больше сходства в поступках и мыслях, но жизнь показала, что возможно все. Даже то, что не ты один считаешь Голодные игры далеко не лучшей, хоть и необходимой стартовой площадкой. — Очень хочется помочь этой девочке найти больше спонсоров, чтобы увеличить ее шанс на победу, — как-то сказала ему Айвис. — Но все равно я чувствую себя причастной к убийству. Цинна ничего не ответил тогда, не захотел признаться, что в глубине души думает так же, но понял, что еще сильнее полюбил эту девушку с таким нетипичным для капитолийцев образом мысли. Вместе они радовались победе Китнисс, вместе учились нести тяжкое бремя свалившейся на Цинну славы, вместе переживали, узнав о событиях, последовавших за потрясшей весь Панем победой, много раньше самой виновницы от Клайдера, брата Айвис. Они не разговаривали на эту тему, не считая редких фраз, когда их точно никто не мог подслушать, если такое вообще возможно в Капитолии, но и это давало представление, что с некоторых пор Цинна — не просто наблюдатель. Айвис была такой счастливой, когда он вернулся со «свадебной» фотосессии Китнисс. Потом она выглядела маленькой тихой мышкой, когда поняла, что Цинна собирался сделать с платьем девушки, одобренным президентом. Как оказалось, высказать протест можно и в одиночку, не прибегая к многочисленным бунтарским выступлениям. Стилист «уволил» помощницу за несколько недель до запланированного представления на интервью с трибутами третьей Квартальной бойни. Он не хотел, чтобы Айвис посчитали причастной к нему, и надеялся, что ее влиятельная семья защитит девушку, если вдруг кому-то все же придет это в голову. Так что отвлекаться, вспоминая ее, он научился уже давно. Но только сейчас почувствовал целительную силу этих воспоминаний… *** Яркий свет резанул по глазам. Обычно это влекло за собой начало новой волны пыток. Цинна попытался приготовиться к ней, если такое вообще возможно, но вместо чувства боли, каждый раз новой, услышал: — Этот нам больше не нужен. В расход его. Приказ президента. Направленная в лицо лампа мешала разглядеть лицо того, кто приблизился к нему и грубо схватил безвольно свисающую руку. Он почувствовал острый укус иглы, и по венам будто бы побежал огонь, против ожидания вызвавший блаженную расслабляющую истому. — Если это и есть смерть… Последняя мысль так и не успела сформулироваться до конца… *** Открыв глаза, Цинна долго не мог понять, где находится. Первой мыслью было, что это сон. Но разве мертвые видят сны? Второй мыслью было осознание, что он жив, а вокруг не ставшие уже привычными стены подвала, на которые он смотрел последние несколько дней. Третья мысль не успела даже оформиться, потому что Цинна вдруг понял, что смотрит в знакомые карие глаза Айвис. Дыхание мгновенно перехватило, сердце остановилось, а через мгновение заколотилось с бешеной силой. Цинна открыл рот, но произнести ничего не смог: во-первых, потому что голос куда-то исчез, а во-вторых, потому что Айвис нагнулась и на мгновение коснулась своими губами его губ, тут же отстранившись. — Ты как? — спросил голос, который Цинна столько раз слышал в мыслях и уже и не думал услышать наяву. — Где мы? — спросил он вместо ответа. Говорить было трудно, но не больно, будто бы и не был сорван от криков голос, не были в кровь разбиты губы. Он вообще не ощущал ничего, кроме сильной слабости и жажды. — Сама толком не знаю, — улыбнулась Айвис. — Но Клайдер сказал: если что, здесь нас будут искать в последнюю очередь. — Как… — Цинна сглотнул и тут же увидел в руках девушки стакан воды. Помогая ему напиться, она ответила: — Вместо смертельной инъекции тебе сделали регенерирующий укол. Ты потерял сознание. Всем сказали, что ты умер. Это никого не удивило. Тебя, как любого другого умершего узника, перевезли в морг, где должны были кремировать. Подробности узнаешь у Клайдера. Он во Втором дистрикте в составе миротворцев, перешедших на сторону повстанцев. В Панеме вообще произошло много интересного в последние дни, и я обязательно отвечу на все твои вопросы, когда ты окончательно придешь в себя. — Еще всего один вопрос… Как вам удалось меня вытащить? — Взятки. Так что учти: теперь мы — нищие. — Какой кошмар, — отвечает Цинна и улыбается в ответ на счастливую улыбку Айвис. Потом чувствует, как его руку сжимают чуть дрожащие нежные пальцы, и ощущает себя полностью защищенным от всего, абсолютно всего, что происходит за пределами этой комнаты. А потом засыпает. Совершенно спокойным и безмятежным сном с уверенностью, что теперь все будет хорошо, как в мечтах, которые обязаны сбываться.