When I thought that I'd fought this war alone, You were there by my side on the front line. And we thought to believe the impossible. When I thought that we'd fought this war alone, We were one with our destiny's intertwined. When I thought that I'd fought without a cause, You gave me a reason why. Poets Of The Fall – War
Скажи кто неделю назад Стиву Роджерсу, что такое возможно, – он бы не поверил. Никогда и ни за что. Мир XXI века, пусть и не знакомый ему, но постепенно прикипающий к сердцу, процветал, разукрашенный красками растопленного изо льда будущего. Мир настолько удивительный и сложный, что даже безумную идею Фьюри, проект «Озарение», Капитан не отмёл в сторону. Лишь убедил себя – это во благо человечества. А потом всё рухнуло. Гидра подняла голову и нанесла удар. Щ. И. Т. раскололся. Стив опоздал всего на секунду. На мгновение, стоящее жизни нескольким миллионам человек. Геликарриеры вышли на орбиту и дали залп. Тони Старк и Пеппер, Брюс Беннер, Наташа, Клинт… И ещё десятки, сотни тысяч людей погибли, потому что он, Капитан Америка, замешкался, не смог нанести решающий удар Зимнему Солдату – другу, вернувшемуся с того света. Дальше всё было, словно в тумане, окутавшим сознание липким холодом, пронзившим тело и эхом боли зазвучавшем в нём. Быть может, именно вид Стива, обезумевшего от ужаса, и сыграл свою роль: к Солдату частично вернулась память, вкрапляясь воспоминаниями в стальной взгляд серо-голубых глаз. Зимний вытащил их обоих, пользуясь моментом, пока оружие геликарриеров перезаряжалось. Только благодаря ему им удалось спастись, чтобы хоть как-то попытаться исправить ситуацию. И вот спустя бесконечность дней, проведённую в бегах, спустя десятки столкновений с силами Гидры, постоянно таясь и прячась, они, наконец, смогли добраться до старой базы, чтобы отправить сигнал в Асгард – последнему оставшемуся Мстителю, тому, кому по силам было уничтожить геликарриеры. Отправляясь в бункер, Стив и Баки уже знали, что назад пути не будет – Гидра дышала в затылок. Но задание, последнее и главное, должно было быть выполнено.***
Сначала они справляются, но потом Солдат ловит пулю. Из-за глупости, из-за стечения обстоятельств, из-за самонадеянности. Бионическая рука, испытывая невероятные нагрузки, подводит в самый неподходящий момент, и Стив успевает заметить только, как друга неловко швыряет в сторону. Его сдавленный болезненный выдох слышно, кажется, даже сквозь разрывы пуль и снарядов. Роджерс будто с цепи срывается: крушит направо и налево щитом, закрывается от выстрелов сам и прикрывает приходящего в себя Зимнего, стиснувшего зубы и через раз хватающего воздух перекошенным ртом. А потом слышит знакомый стрекот автомата, после чего наступает тишина. Когда он оборачивается, Баки опускает оружие и проводит по лицу живой рукой, убирая пряди взмокших волос – на коже остаются кровавые разводы, – и виновато, с кривой усмешкой пожимает плечами. Стив чудом успевает подхватить его, стараясь не тревожить задетый скользящей пулей левый бок, затем тащит на себе несколько километров по бездорожью, пока не находится хоть сколько-нибудь подходящее укрытие. Капитан старается не думать о том, что ждёт их дальше, какой ад и ужас ещё разверзнутся перед ними, но дурные мысли цепляются, словно репей, не желая отпускать. А потом Баки вдруг поднимает рывком голову и выдыхает: – Так ведь уже было… – Роджерс не сразу понимает, о чём речь, и Солдат поясняет. – Ты уже спасал меня… – Вспомнил? – косится на него Стив и крепче перехватывает за талию, чувствуя под ладонью взмокшую от крови и пота жесткую черную ткань. – Кажется… Ты тащил меня по каким-то коридорам… Когда это было? Косой росчерк серо-голубых глаз обжигает, выбивая из лёгких воздух. – В 43-ем. В Германии. – Да, точно… Я тогда сильно удивился… Роджерс буквально заставляет своё тело двигаться вперёд, вместе с этим прислушиваясь к полу бессвязным словам Солдата, в которых воспоминания мешаются с бредом, и думая о том, что восстанавливается Зимний медленнее, чем он сам, и что рану его следует обработать. А медикаментов у них почти нет.***
Экстренные координаты относятся к лесной зоне. Стив подозревает, что это очередная секретная база, но точной информации у него нет. В какой-то степени известие приносит облегчение – они могут избежать населенных пунктов, а значит и лишних жертв. Хотя по сравнению с тем, что уже свершилось, это сущие мелочи. Иногда осознание хаоса, творящегося в мире, накатывает на него подобно приливной волне, затапливает отчаянием и ужасом собственной ошибки. Зимний всегда чувствует такие моменты и становится сразу молчалив и задумчив. Стив знает, что Баки винит себя, но возразить ему не может. В любом случае, это перестает иметь значение, как только они вступают под своды бункера. Их уже сутки как оставили в покое. Это может означать лишь одно – финал назначен и место действия выбрано. Раны затянулись, но усталость, тяжелым грузом лежащая на плечах, грозится вот-вот стать неподъемной. Стоя уже внутри шлюзового коридора, они обмениваются тяжелыми взглядами. – Думаю, сначала будет ракета, – ровным голосом замечает Зимний. – А потом штурм. – Любимая тактика Гидры? – криво усмехается Стив, на что Солдат лишь утвердительно кивает, и Роджерсу вновь приходится напомнить себе, что перед ним всё же не Баки Барнс, по крайней мере, не тот, каким он был семьдесят лет назад. – Эффективная, – подтверждает он кивок словами и опускает взгляд вниз, перебрав пальцами металлической руки. – Когда мы активируем передатчик, наша задача будет выполнена, – Стив оттолкивается от стены и невольно ежится, услышав тихое механическое пощёлкивание пластин. – Давай покончим с этим.***
Им везёт, когда Стив уже почти отчаивается, что вовсе не характерно для Капитана Америка. Но он, Стив Роджерс, уставший до безумия, потерявший даже те крохи надежды, которые ещё сохранялись, чувствует себя опять неказистым болезненным подростком из Бруклина. Десятилетия назад Баки всегда помогал ему. Сейчас же Зимний сам практически висит на его плече и с этой своей металлической рукой весит, кажется, целую тонну. Заброшенная покосившаяся избушка – видимо чьё-то зимовье – оказывается как нельзя кстати. Роджерс помогает сопящему от боли Баки войти внутрь и опускает его на валяющийся на полу грязный пыльный матрас. Зимний измученно закусывает губы и давит хриплый стон. – Надо обработать рану, – бормочет Стив, на что Солдат кивает, после чего тянется к одному из карманов, подрагивающими пальцами выгребая оставшиеся медикаменты. – Это, – сквозь стиснутые зубы шепчет он, протягивая Капитану шприц со спрессованными внутри гемостатическими губками. – Бери. Роджерс немного растерянно вертит препарат в руках, чем вызывает недовольный выдох друга. – Вставляешь в рану и выдавливаешь содержимое, – поясняет Зимний, чуть откидываясь назад и раздирая пальцами простреленную ткань формы. – Они впитают кровь и заткнут эту чёртову дырку. Стив поспешно кивает и, склонившись, сосредоточенно, пытаясь не сильно дрожать руками, вводит стержень в тело. У Солдата напрягаются желваки, и он медленно прищуривает глаза, словно всю боль сужая одним лишь взглядом. И всё же… больно. – Прости… Тёплая ладонь Капитана ложится на бедро. Хочет ли Роджерс придержать дёрнувшееся тело или же это простая случайность, Зимний не знает. Но ладонь никуда не девается, даже когда всё уже закончилось: теперь Стив смотрит ему в глаза, сдавив кожу пальцами чуть сильнее. Это движение кажется иррациональным и… привычным. Как далёкое эхо. Капитан слабо вздрагивает, и наваждение рассеивается. – Стив? Баки почему-то, какой-то частью сознания, хочется зацепиться за это ощущение. Но Роджерс вдруг отводит взгляд и пытается отодвинуться. Зимний успевает вскинуть бионическую руку и удержать его. – Той ночью, десятилетия назад, – спрашивает Солдат. – Когда мы вернулись в лагерь… И даже сейчас, спустя столько времени, Стив вновь, как и в 43-ем, смущённо краснеет и просто кивает. Глядя на его лицо, серьёзное и пылающее, Баки хмурится, пытается настроиться на всплывшее в сознании воспоминание… Роджерс даже дышать не смеет, когда рука, оторвавшись от матраса и поднявшись в воздух, приближается к нему: пальцы, словно на пробу, словно заново учась делать что-то, скользят по щеке, по уголку губ, опускаются на шею. Зимний сурово сводит брови и задумчиво засматривается в округлившиеся синие глаза. Которые, спустя мгновение, оказываются слишком близко. Стив осторожно обхватывает лицо Баки ладонями и, настороженно косясь на друга, касается губами кончика уха. Потом скулы. Шеи, плеча… Он хочет, но не смеет впиться поцелуем в чуть приоткрывшийся рот Солдата, напряжённо следящего за ним. – Баки… Тихий шёпот отдаёт тупой болью, взрывом яркого отчётливого воспоминания. Растерянно вздрагивая, Зимний судорожно цепляется за Роджерса и, тут же охнув, ругается сквозь зубы. – Подожди, сейчас… Стив бережно помогает ему прилечь на здоровый бок и, подумав мгновение, опускается рядом. А ещё через мгновение подбирается ближе, продолжая начатое. Вот только на этот раз большой палец очерчивает искусанные губы, и тёплое дыхание переплетается с тёплым дыханием Зимнего. – Баки…. Роджерс вновь шепчет его имя: оно оседает на языке, невесомо протолкнутое в рот, скользнувшее по гортани и ухнувшее ещё ниже. Так низко, как Зимний и помыслить не мог. А Стив, словно зная, что так оно и будет, накрывает пах ладонью. Бионическая рука коварно дёргается пару раз, намереваясь привести в чувство нахала, но даже металл предаёт своего хозяина: Капитан вздрагивает, когда неживые холодные пальцы принимаются теребить застёжку на форме. Всё-таки нежность, испытанная ими когда-то, остаётся там, в прошлом. Но на смену приходит нечто её напоминающее, разбавленное пережитым ужасом, паникой, готовностью расстаться с жизнью в любой момент. Их двоих исковеркало многое, но прежней осталась любовь, что через призму изменённых тел, как и когда-то давно, подпитывается друг другом. Возможно, поэтому бионическая рука кажется живой и тёплой, металлом способной, словно кожей, ощущать плоть в ладони и приносить удовольствие. Возможно, поэтому Солдат позволяет прикасаться к себе так, как никому и никогда не позволял. Они, живущие этим днём, видят себя прошлых. Стив не выдерживает первым. Несколько тугих струй Зимний чувствует не холодной неживой поверхностью, а своим горячим телом. У Роджерса совершенно шальной взгляд и губы, покрасневшие от поцелуев: Солдат мелко вздрагивает и замирает, не в силах сдержать блаженного выдоха. Ощущение, словно он семьдесят лет ждал одного лишь этого. – Баки… – и снова привычный шёпот, пока ладонь выдавливает последние капли. Зимний жмурится, обессилено придвигаясь ближе. Быть может, это неестественно в том положении, в каком они оказались, но улыбаются оба.***
Ракетный удар Гидра наносит спустя восемьдесят пять секунд после отправки сигнала. Стив успевает принять подтверждение, а Баки – усмехнуться о том, что враги задерживаются. Капитан прячет их обоих под щитом, когда всё вокруг начинает рушиться, а огонь - опалять кожу. Зимнему кажется, что он чувствует какой-то удар, но вот шум стихает, они выбираются из-под обломков, а серьезных видимых повреждений ни на одном из них не наблюдается. Хотя Стив молчит о том, как при каждом вздохе тянущей болью отзывается треснувшее, а может быть и сломанное шальным осколком, ребро. Короткого быстрого взгляда друг на друга достаточно. Глаза Зимнего будто выцветают буквально в мгновение, как только он быстро пробегается пальцами по оставшемуся оружию, передает один из пистолетов Роджерсу, а тот благодарно кивает в ответ. Тянуть больше нет смысла, а между деревьями уже мелькают первые фигуры в такой же черной, как у Зимнего, форме. Стив всё же не выдерживает: – Баки? Не делай глупостей. – Ты тоже… сопляк. Баки Барнс и Стив Роджерс не делают глупостей. Их делает Зимний, когда собой закрывает Капитана от шальной пули, а потом отворачивается, чтобы тот не видел выступившую на губах кровь. Их делает Капитан Америка, когда кидает щит в наемника, подбирающегося к Солдату, и, оставшись без защиты, тут же получает прикладом по затылку. Они ориентируются на тяжёлое дыхание друг друга, на то, как поёт вибраниумовый щит и как взвизгивают под нагрузками сервомоторы бионической руки. На короткие взгляды. На ощущения чужого плеча рядом. На незримую связь, длиной в семь десятков лет.***
– Живым я им не дамся. Это звучит так просто и обыденно, что Стив поначалу не может поверить собственным ушам. Он даже голову не сразу поднимает, устало склонённую к груди. Но дальше только тишина в ответ и надсадное хриплое дыхание: повреждённая ещё на геликарриере гортань Зимнего до конца так и не восстановилась, поэтому Баки разговаривает мало. Роджерс вскидывается возразить. И тотчас понимает – возразить ему нечего. Вера в то, что весь этот ужас может окончиться хорошо, осталась где-то там, за чертой из миллионов чужих жизней. Они оба вымотаны сверх человеческих возможностей. И не человеческих тоже. Оба на пределе. Стив смотрит на друга и понимает, что и сам наверняка такой же осунувшийся и грязный, с таким же усталым взглядом покрасневших от отсутствия сна глаз, в глубине которых чудом сохранились крупицы непокорности и упрямства. – Стив, – зовёт Зимний, – обещай мне. Взор Солдата даже сейчас спокойный. Он сидит совсем рядом, почти соприкасаясь с Роджерсом бедром, прижимая к груди правую руку: кости в ней совсем недавно срослись, и Стив знает, чувствует, как другу больно. Его собственные раны тоже всё ещё причиняют неудобство, но они об этом не разговаривают. Незачем. Зимний нетерпеливо перебирает бионическими пальцами – даже металл, всегда яркий, потускнел за эти дни. – Стив… – в последний раз совсем тихо и обречённо роняет Баки, на что Роджерс, наконец, находит силы кивнуть и даже, кажется, растянуть в слабой улыбке покрытые корочкой запёкшейся крови губы: – Я только нашёл тебя. Мы будем вместе до конца.***
Пропитанная кровью земля усеяна телами. Их тут, наверное, десятки. В воздухе висит густое марево – удушливый запах смерти, вонь горящей резины и бетонная пыль. У Капитана костюм весь пропитан кровью, он даже слегка завидует Солдату – тот в чёрном и ран не видно, а на сине-белой форме бурые пятна слишком заметны. Щит где-то в стороне – его нет в поле зрения, да он уже и не нужен. У Зимнего бионическая рука искрит и вздрагивает сама по себе. Он недовольно шипит, ругается сквозь зубы, но сладить с поломанным механизмом уже не в силах. Стив дышит редко, через раз, чувствует, как с каждым вздохом кровь толчками покидает тело. Он так устал, что уже даже не страшно. Совсем не страшно. Капитан лишь морщится и, не глядя, нашаривает на пропитанной влагой земле руку друга. Пальцы холодные, но все ж еле заметно сжимаются в ответ. Или ему уже кажется. Где-то далеко небеса раскалываются ослепительными вспышками. Тут и там возникают столбы яркого, переливающегося всеми цветами радуги, света, оставляя на земле выжженные круги. Воинство Асгарда шагает по Земле, одну за другой отсекая головы Гидры. Огнём и молниями молодой бог-громовержец низвергает с небосвода планеты три чудовищные машины, осколками металла и пластика осыпающиеся на истерзанную землю. В последний раз вспыхивает радужный мост, и Тор переносится в обитель смерти и тишины. Он идет осторожно и тихо, обходя тела погибших людей, пока не видит тех, кого ищет. Бог срывается на бег, оскальзываясь на всё ещё влажной земле, и, подбежав, падает на колени, до скрипа рукояти сжимая зачарованный молот, просто смотрит, не в силах отвести взгляд от перемазанных грязью и кровью, но спокойных лиц двух мужчин, от лежащих на земле рук, от переплетённых пальцев – затянутых в кожаную перчатку и скованных холодным металлом. И резко запрокинув голову в немом крике, Тор вскидывает в воздух зажатый в кулаке Мьёльнир, и весь мир – весь Мидгард – на одну долгую, скорбную минуту погружается в темноту. В память о павших.