Тишина

Стив не знает, до сих пор не знает, как все так получилось. Кажется, это был выходной. Кажется, они были дома. Кажется, просто оказались слишком близко. На расстоянии одного шага. На расстоянии протянутой руки. И он видел, – так отчетливо, так ясно это врезалось в память, – чувствовал – тенью в выжидающем взгляде глаз невозможного цвета предгрозового неба, незримым намеком на чувственных губах, так призывно приоткрытых, в изломе густых бровей: «Я здесь. Я рядом. Ты нужен мне, ты же видишь. Я не смогу сам, но ты же все знаешь…» И Стив решается. Всего шаг. Одно движение, легкое усилие мышц, и расстояния между ними больше нет. Руки смыкаются в кольцо вокруг чужого тела, так доверчиво льнущего к груди. Ладони скользят по спине, поднимаются вдоль позвоночника, пальцы зарываются в густые волосы, заставляя откинуть голову. Губы ловят чужое дыхание, растягивая мгновение почти до бесконечности, и они балансируют в нем, как канатоходцы на тонком тросе, потому что дальше – только бездна. У поцелуя вкус мороза и, совсем чуть, – мяты. Иначе и быть не может, ведь он же Зимний Солдат. Он пропитан холодом насквозь, и Стив не понимает, почему же кожа под его руками – горячая, почему чужие губы оставляют пылающие следы, и даже металл бионической руки кажется теплым. А Зимний все тянется к нему, прижимается теснее, раскрывается так доверчиво и так жадно, что нет и сомнений – он хочет этого настолько же сильно. Стив понимает – у него нет больше шансов. Ни хваленая выдержка, ни сила воли, ни здравый смысл не заставят его разжать объятия, не принудят оттолкнуть от себя, отпустить того, кого он так долго не решался и не мог сделать своим. Он вздыхает и стонет, шепчет какую-то бессмысленную ерунду, срывается почти в голос, когда впервые проникает в жаркое тело, а Зимний выгибается под ним, обхватывая коленями и изо всех сил вцепившись в подушку над собственной головой. Они двигаются в едином ритме, и к прерывистым вздохам примешивается скрип кровати. Лишь когда все заканчивается, и Стив вытягивается на смятой постели, ощущая в мышцах непривычную ломоту, он осознает, что Зимний так за все время и не сказал ни слова, не издал ни звука. Он поворачивает голову и буквально тонет в глубоких, – бездонных, как все океаны Асгарда, о которых рассказывал Тор, – глазах. И в этом взгляде столько благодарности, столько света, что Стив забывает о своих тревогах, протягивает руку, легко касаясь знакомого до последней черты лица, а Зимний целует его ладонь… Это повторяется вновь и вновь. Зимний никогда не проявляет открытой инициативы, но Стив каждый раз не может вспомнить, с чего все начинается. Он будто сходит с ума, теряет голову и забывает обо всем, способный только целовать и ласкать каждый дюйм, каждый уголок чужого тела. Зимний платит сторицей: он отзывчивый и предусмотрительный настолько, насколько это вообще возможно. Он, кажется, готов совершенно на все… Кроме одного. Чтобы Стив ни делал, как бы ни просил, чтобы ни говорил, Зимний хранит молчание. Нет, они прекрасно общаются в обычной жизни, Солдат давно подружился со всеми Мстителями и ведет себя почти как тот, прежний, Баки… Лишь до тех пор, пока они не остаются наедине. Стив больше не может отделаться от ощущения, что их желания вовсе не обоюдны, что Зимний лишь ищет способ выразить свою благодарность, иначе не стал бы так испуганно отводить взгляд, так кусать губы, сдерживая рвущиеся стоны, так сжимать простыни до треска рвущейся ткани. А Стив хочет слышать его голос, хочет знать, что все это не просто игра. Это превращается почти в навязчивую идею, но Зимний по-прежнему молчит. – Объясни, я прошу тебя, – умоляет Стив. – Зачем тебе это? Зачем? Он стискивает предплечья Зимнего – на правом вскоре наверняка появятся синяки, – отчаянно встряхивает, не в силах больше терпеть все это. Голова Солдата болтается из стороны в сторону – длинные волосы облепляют лицо, – у него взгляд как у зверя, загнанного в клетку. Глаза выцветают, наполняясь отчаянием и обреченностью. Стив резко отшатывается, перекатывается через спину на бок и зарывается лицом в подушку, глуша ей рвущийся из глубины сознания крик. Перед глазами мечутся тени событий прошлого – лабиринт, из которого нет выхода. Паутина, в липких тенетах которой бьется душа единственного и самого близкого… Теплая ладонь ложится на плечо почти невесомо, но Стиву достаточно, чтобы почувствовать. Вслед за ладонью кожу щекочет теплое дыхание, касаются мягкие губы… Зимний прижимается грудью к широкой спине, трется щекой о предплечье. Сам. По собственной воле. – Ты мне нужен, – Стив благодарит небеса и экспериментальную сыворотку за острый слух, иначе бы не услышал, настолько тихо это сказано. Он медленно оборачивается, боясь спугнуть, но Зимний лишь теснее придвигается, утыкаясь носом куда-то в шею, и Стив просто гладит его по спутанным волосам, пока тот сам не поднимает голову и не тянется за поцелуем. И опять – мороз и совсем чуть-чуть мяты. Опять сводящая с ума близость и терпкая сладость полного единения. Стив ловит губами чужое дыхание и сам стонет от неторопливых, тягучих, сводящих с ума движений. И тихого трепетного: «Стив…» – вполне достаточно, чтобы окружающий мир распался на световые блики и пьянящие ощущения. А потом они долго лежат рядом в совершенной тишине, и просто смотрят друг на друга, а в глазах Зимнего – глазах того самого невозможного цвета – сполохами отражается приникающий с улицы свет ночных фонарей и мерцает что-то еще, чему Стив пока не может подобрать названия. Поэтому он просто протягивает руку, касаясь его щеки, а Зимний еле заметно улыбается и целует его ладонь...