Неповторимый

Шаг, шаг. Вверх по лестнице. Бетонные ступеньки, обшарпанные пролеты, а вот и нужная мне дверь. Не первый день мне приходиться вышибать двери. Захожу, еле волоча левую руку из которой водопадом хлещет кровь. Безобразное, фактурное красное пятно слева, выше локтевой кости, доставляет очень сильный дискомфорт. За стенами пролетает очередной заряд, врезаясь где-то поодаль от моего убежища. Провожу по волосам рукой и быстро оглядываюсь по сторонам. Пока никого. Бетонные ступеньки, тусклый свет ламп дневного освещения, едва пробивающийся в этот закуток из основного помещения. Уже распахиваю еще одну дверь, последнюю на пути. Натягиваю рукава рубашки до самых кончиков пальцев, у самого края разрывая её. Руку нужно перевязать или я потеряю много крови. Рана туго перетянута, но от этого она не болит меньше. Повязка на руке едва держится, но рана неглубокая, к счастью. Чего не скажешь о той, что на бедре. Разбитыми пальцами пытаюсь определить возможные переломы. Странно, но, похоже, все цело. За стенами пролетает ещё один снаряд, чудом не попав в свою цель. А начиналось всё не так плохо. Как и полагалось, тренировку было решено устроить утром. Но, как ни странно она сорвалась, не успев начаться. В юго-восточной части города энергопередатчик заметил движения, после чего камеры подтвердили чужеродную жизнь близ города. Незамедлительно был дан приказ о зачистке и, если потребуется, эвакуации жителей города. Когда мы приехали, место перед глазами, вряд ли можно было бы назвать городом. Руины. Иначе это не назовешь. Осторожно, стараясь не кривиться от боли, встаю, направляясь к чёрному выходу. На поясе висит закреплённый пистолет. В нём было всего пара патронов. Стрелять нужно только в крайнем случае, иначе... В данном случае не хотелось думать об этом "иначе". Скрип просевшей двери, и затхлый воздух грязных стен сменяется на гарь. Противный, давящий на лёгкие, запах гари. Не останавливаюсь, ноги сами несут меня вперёд. Не простреленной рукой подхватываю с пояса своё оружие. Быстрее, быстрее. Бегу быстро, так, словно адские гончие висят у меня на пятках. Квартал. Еще один. Подворотня с полуобрушенной аркой, готовой вот-вот рухнуть мне на голову. Все размыто. Просто вперед, в никуда. Пока мышцы не стянет судорогой от усталости. И только тогда, возможно, за несколько километров я перейду на шаг. Останавливаюсь. Легкие, кажется, сейчас лопнут. Лицо заливают слезы от пыли и быстрого бега. Тупица! Торчу, здесь один. На виду. Вот, уже лучше. Хотя бы фигуры на улице приобрели четкость и перестали двоиться в глазах. Надо найти остальных. Помочь. Позади меня проносится пронзительный нечеловеческий крик. Чёрт! Разворачиваюсь, предварительно нацелив пистолет, чтобы в случаи чего быть готовым стрелять. Выжившие постройки и здания, ныне живущих владельцев были хоть и раздроблены, но всё ещё держали оборону, хоть и на соплях. Крик повторяется. Там, в пару метрах. Быстрее делаю, чем думаю. Наклонившись, быстро ухожу на пару метров вправо и осторожно, чтобы не задеть выпирающие обрубки бетона, протискиваюсь на более обширную территорию. Вот сейчас и посмотрю. Все лучше, чем бесцельно шляться по улицам. И почему я только отделился от группы? Иду ближе к шуму, надеясь помочь хоть в чём-то. Теперь я вижу все до последней детали: парочка рэкеров, отстреливаясь, уходят всё дальше под натиском десептиконов. Следом нападают другие, с разных сторон, стараясь для начала запутать. Еще трое стремительно приближающихся силуэтов выходят из тени – неповоротливые, чужие. Мы вляпались куда круче, чем думали. Со спины хрустит стекло под чьим-то ботинком. Негромко – но оглушительно для меня. И снова тихо. Звенящая тишина, всё еще хранящая отзвук ломающегося стекла. Тише, чем в склепе, на секунды всего лишь. Замираю на мгновение, быстро оборачиваюсь назад. Неосторожно цепляю плечом торчащий кусок железа, болью скребет по коже. Совсем рядом, почти касаясь предплечья, воздух загребают чьи-то пальцы. - Тихо! - шикает человек, прижимая к губам указательный палец. В подтверждение успеваю лишь кивнуть. - Отряд находится в двух кварталах от нас, поэтому будем справляться в одиночку. У меня находиться почти весь запас гранат. Они не столь эффектные как другие, но для привлечения внимания в самый раз. Наша цель отвести их от раненных автоботов. Как только я дам сигнал бросаешь. Яркий свет режет глаза, поэтому мужчина рядом каждый раз щурится. Рядом лежало несколько гранат, которые я сразу же подхватил, не обращая внимания на боль в руке. Страшно. Мне непередаваемо страшно. Соберись, Алан! Эмоции в сторону! Шевели мозгами! Так, глубокий вздох... Граната летит каких-то пару мгновений, после чего с оглушающим звуком взрывается на теле одного из десептиконов. Но досталось не только ему. Взрыв был настолько силён, что волна, исходящая от него, задела и нас. От стремительного полета перед глазами все плывет, а уж когда я кувырком впечатываюсь в острый угол мусорного бака. В голове все отдается адским гулом и, чуть позднее, болью. Тупой, раздражающей, а по виску медленно стекает противная жидкость. Должно быть, алая. С трудом, цепляясь разом онемевшими пальцами за крышку мусорника, разворачиваюсь и прижимаюсь спиной к холодному металлическому боку контейнера. Сжимаю многострадальную голову ладонями, пытаясь не дать ей расколоться, как гнилому ореху. «А дальше что?!» - вопит сейчас моя эмоциональная сторона. Та, которая наиболее преуспевает в умственной способности. Вспоминаю о том мужчине, которого так же отшвырнуло взрывом. А где тот солдат? Перевожу взгляд чуть левее. Не-е-ет! Поблизости лежало тело. Уже тело. Теплое, с подрагивающими веками и конвульсивно сжимающимися пальцами. И пара долгих, ужасно затянувшихся минут. Я боялся сделать шаг. Пронизывает до самых костей. Медленно сползаю со своего места, проверяя его на пульс. Ничего. Оглушает на несколько секунд, и я пропускаю момент, когда в паре метров позади выходит один из десептиконов. Топот за спиной перерастает в неторопливые шаги - безумно четкие, они словно отсчитывают интервалы, отсчитывают время, сколько мне осталось. Тик-так, тик-так. Медлит, изучая меня. Тяжелый взгляд настолько материален, что я физически чувствую вкус смерти. Еще пара взглядов: задумчивый, словно и сквозь меня, затем оценивающий и, наконец, прожигающий. Словно пелена упала, и бордовые уставшие глаза смотрят совсем по-иному - так хищник оценивает жертву: сожрать прямо сейчас или отпустить. Подъем отнял у меня последние силы, да и пустой желудок сводит. Плевать, голод - это ерунда. А вот то, что у меня глаза слипаются и от каждого шага в голове куранты бьют - серьезная проблема. Не смогу отбиться, в случае чего. Я не настолько наивен, чтобы даже мечтать об другой участи, которая меня вот-вот постигнет. Это нереально. Каждая клеточка тела ноет, дрожит от страха. Больно, так больно, что падаю на колени. Давай! Сделай это! Хочется выкрикнуть ему эти слова, но всё что я могу сделать - это сраный писк, вырвавшийся из горла. Десептикон стреляет. Но не в меня. Снаряд пролетает мимо, но попадает в цель... Стоп, другую цель... Что за?.. - Алан, уходи! Большие пальцы хватают меня шиворот и откидывают с дороги. Чёрт возьми, Сайдсвайп! Какая же ты тварь. Вот так просто взял и отшвырнул, как котенка. Чтобы не мешал. Черт! Черт! Черт! Падаю, пожалуй, дальше, чем планировалось, сильно ударяясь спиной о выступы породы. Перед самыми глазами маячат два пришельца. Оба кружат, Сайдсвайп бормочет что-то, сжимая оба меча в манипуляторах, на бледных губах играет тонкая ухмылка, а в глазах пылает целый ад. Мечник меньше врага раза в два, но не подаёт этому вида. Легко уходишь от выстрелов, и я всё ещё не понимаю как тебе это удаётся, особенно на колёсах. Десептикон казался мне таким сильным. Но нет, все это лишь детская возня по сравнению с силой «Сайдсвайпа Несравненного». Я, как завороженный, не отрывая взгляда, наблюдаю за этим сумасшедшим танцем. Никогда не видел, как ты двигаешься. Только скупые росчерки двумя мечами, но ближний бой - это совершенно иное. Враг постоянно пытается наступать, но все его удары бессмысленны и даже не достигают цели, твои же точные, колкие, почти насмешливые. Ты как будто язвишь, дразнишь его своими выпадами. И это завораживает. Словно играешь с ним, заставляешь пить из чаши, наполненной ядом, но по капле, забавляясь выражением муки на перекошенном худом лице от точных единичных ударов. Но когда-нибудь тебе это надоест, и ты выберешь новую, свежую цель, которая доставит как можно больше удовольствия. Точнее, ты уже выбрал. Не так ли? Перехватывает снова взметнувшийся было кулак и одним резким движением выкручивает руку. Десептиконский крик боли режет мне уши, кажется что даже из них по шее струится кровь, очерчивая изгибы красной дорожкой. Пытаюсь встать, ноги не держат. Цепляюсь за что-то позади, стараясь подтянуть своё тело. Встать. Я должен встать. Собственная беспомощность меня раздражает больше всего. Обезглавленное тело падает в двух метрах от меня и больше не подаёт признаков жизни. Красный визор тухнет, впивается в меня невидящим взглядом. Размыкает свои потрескавшиеся железные челюсти, и подбородок тут же заливает голубоватая жидкость. Звон стекла. Пронзительный и, кажется, такой громкий. Мелкие осколки летят вперед, свободно проходя сквозь узкие просветы решетки лучей солнца, и сталкиваются со мной. Щеку царапает что-то. Еще один осколок. Тепло теперь стекает по скуле. Тонкие губы изгибаются в усмешке. Все еще дрожит от выступающего адреналина, но взгляд голубых окуляров ловит мой. А мне опять плохо. Голова кружится, ощутимо начинает мутить, а ещё раны дают о себе знать. Перед лицом возникает расплывчатое смуглое пятно, которое стремительно приближается. - Как ты, зайка? Ещё жив? - А ты, я смотрю, всё ещё забавляешься. Очередную остроумную реплику я уже не услышу, зато слышу треск расползающейся раны, бульканье почти черной густой крови у себя под боком. Но куда больше меня заставляет кривиться боль в руке - стоит отметить, столкновение с бетонной стеной было весьма неудачным. Оглушающая боль давит на виски, и я, схватившись за лицо, вынимаю из кожи осколок, с отвращением ощущая привкус собственной крови на разбитых губах. Мерзко. Вскидываюсь и, кажется, намертво приклеиваюсь взглядом к его лицу. - Тебе, как вижу, тоже неплохо досталось. Так ты что, следил за мной, Сайдс? Я всё чаще называю его по имени, хотя в прошлом удостаивал только резкими прозвищами. Поэтому он снова дергается, глядя на меня в упор, старательно что-то скрывая. Видимо... напоминают, растравливают рану. А эти глаза... дерзкие, как озера ртути. Их цвет - лучшее оружие. По крайней мере для меня. - Именно, Искорка. Я всего лишь беспокоюсь о твоей безопасности, поэтому и следил за тобой, попутно вырубая всякий мусор, - он взглянул под ноги на голову падшего десептикона. - Ну, так и быть, спрячу твое лицо за своей широкой спиной. Ага, вот на что-то подобное и я надеялся. Нет, не надеялся... ожидал. Да, точно. Ожидал... Медленно, словно боясь передумать, наклоняюсь, пытаясь выглядеть как можно угрожающе. Рука начинает ныть от передвижения. О, черт, как больно. Должно быть, долбанная рана снова кровоточит. - Ну, так тебе помочь? Унизительно... - Да иди ты на хуй. - Место занято. Не успеваю больше и слова сказать, как оказываюсь у него в руках. Нет-нет, не так. Скорее всего, на руках. Тяжелая ладонь ложится на мою голову, зарывается в волосы, перебирает влажные прядки. Осторожно, словно он может обжечь меня, кончиками пальцев. Прижимает к тёплому корпусу, как-никак сейчас это не раздражает. Тепло - сейчас это всё что нужно. - Где остальные? - Отступают. Битва проиграна. Этот шлак превосходит нас численностью, поэтому мы вынуждены отступить. Лбом буквально впечатываюсь в его плечо. Вот же дерьмо... Пальцы покалывает от тепла чужого тела, а во рту, кажется, пересохло всё без исключения. Прикрываю глаза и, скорее неосознанно, ладонью глажу металл. В нерешительности замирает, как будто к чему-то прислушиваясь, а затем трансформируется. Честно сказать - это было захватывающе. Настолько интересно и необычно, что я забыл даже прикрыть рот, но взяв себя в руки, закрыл его. И то, только когда уже восседал на заднем сиденье Chevrolet Stingray. Машина тронулась, постепенно набирая скорость. Свободного пространства здесь почти не было. Окно узкое и такое пыльное, что единственное, что из него можно разглядеть - это силуэты да размытые очертания белого, когда-то правительственного города. Города, который мы не смогли защитить. Воображение тут же услужливо подкидывает картинки - одна краше другой. И на всех ужасная бесконечная агония боли пострадавших и ничем не повинных людей. Мужчины, женщины... дети. Веки начинают сильно тяжелеть. - Можешь поспать, - твой голос мне кажется слегка неуверенным. О, Господи! Ещё одна реплика - и я просто сверну тебе шею, чтобы моя совесть, ранее дремавшая годами, проснувшаяся с того момента как в моей жизни появился ты, наконец-то заткнулась. Вместе с остальными оттаявшими, как дерьмо мамонта, чувствами. - На том свете высплюсь, - огрызаюсь я. Задумчиво подношу ладонь к лицу, разглядываю её, чуть согнув пальцы. Тонкие запястья и узкие длинные кисти, покрытые многочисленными шрамами и загрубевшими мозолями, со сбитыми костяшками и тёмными отметинами ожогов. Одежда порвана, в некоторых местах видна повреждённая кожа, из которой всё ещё стекает кровь. Белые пятна вокруг плывут, голова тяжелая, словно инъекция неизвестного мне вещества в разы увеличила ее вес. Не могу держать ее прямо, и она безвольно заваливается набок. А сердце бьется о ребра так, что сейчас просто разломает мне грудь и радостно убежит прыгать с крыши, захватив с собой остатки мозгов и нервной системы. По сиденью расплывается красное пятно, неестественно выделяясь из дизайна. В этот момент в груди что-то щёлкает, разливаясь в груди противоречивым теплом. - Спасибо что спас, - почти шёпотом, сейчас слишком больно говорить. Завороженно, чтобы взять паузу, подношу ладонь к лицу - хочу получше разглядеть источник неприятных ощущений, крепко засевший в указательном пальце. Крупный осколок, под которым уже обозначилось темно-синее пятно из свернувшейся крови, уродливо пересекает фалангу. - У меня были на то свои причины. Задумчиво киваю, отчего-то совершенно не желая уточнять, что послужило первопричиной такой самоотверженной доблести. У всех есть свои грязные, заскорузлые и сморщившиеся носки, валяющиеся в самом дальнем углу, под кроватью. И этот автобот не исключение. А раз так, то я вовсе не желаю вникать во все его тайны. По меньшей мере, сейчас. - Куда мы едем? - спрашиваю я, когда машина резко поворачивает влево с главной дороги. - Почему я должен делиться с тобой информацией? Ну ладно, хорошо, почему я должен делиться информацией бесплатно? - Просто говори! - полузадушенный, охрипший голос я смог повысить до неузнаваемости. Проще говоря - я наорал. Ёрзаю, пристраивая свою головёнку поудобнее на спинке живого кресла. - Не истери. Сейчас мы едем как можно дальше от города, который, оказывается, был ловушкой. Десептиконы знали, что мы направляемся в их лагерь. Перед тем как снова открыть рот, быстро моргаю, взяв импровизированный старт. Глупо, но неплохо помогает решиться, особенно на что-то ненормальное. Открываю уже рот, но тут же захлопываю его, должно быть неудачно напомнив выброшенную на берег рыбу. Выпрямившись, я непроизвольно упёрся взглядом в мигающий ярким красным пятном рацию. - А связь? - идиотски цежу из себя, буквально выдавливая по слогам, как из почти опустевшего тюбика зубной пасты. - В окрестности нескольких километрах идёт прослушка. Выходить на связь сейчас очень рискованно, - он, разумеется, не так чертовски спокоен, как хочет казаться.- Главное сейчас уйти как можно дальше, переждать в тихом месте. Например, вон те горы. В подтверждение его слов в поле зрения появляется несколько верхушек гор. Дальше мы ехали в абсолютной тишине. Я, терпеливо ожидал когда наконец закончиться это чёртова дорога, а он, должно быть, надеялся, что я ляпну что-нибудь ещё, и ему удастся съехать на какую-нибудь хрень. - Выходи. Интонация скачет. С показного, достаточно неплохо сыгранного равнодушия на истерические, припудренные раздражением нотки. Попробуй такие не заметить после куда более тонких проявлений эмоций. О, мы уже приехали! Темные горы южной части никогда не казались мне особо приветливыми. А уж в свете последних событий и вовсе мороз по коже. Страх нормален - это инстинкт самосохранения. Я это понимаю. И поэтому до побелевших костяшек стискиваю край рукава. Так тихо. Ни одной живой души. Да и мертвой тоже. Бывают ли мертвые души? Со спины раздаётся звук трансформации. Да уж, его ни с чем не спутаешь. Скрежет, негромкий, но в замогильной тишине сразу становится жутко. Разворачиваюсь, придерживая свой бок обеими руками, стараясь облегчить боль. Не помогает. Но всё же... Весь корпус, рядом стоящего автобота, усыпан шрамами, или что там у них?. Не могу подобрать синонима. Полосы тянуться, изредка сбиваясь из-за неровностей кладки или же просветов между бронёй, некрасиво уродуя весь внешний вид. Безумно захотелось прикоснуться к гладкому металлу и проверить режущую кромку подушечкой пальца. Очень острая ли? Достаточно острая, для того чтобы на тугой гладкой коже остался неглубокий росчерк, наливающийся алым. Старательно удерживаю рот на замке. Выжидаю. Пусть заговорит первый. Но и он, кажется, ожидает того же, только от меня. Секунда – и я снова вздрагиваю. Скорее, от холода, нежели от чего-то другого. - Надо найти укрытие для отдыха. - Ты хочешь спать в горах? - Лучше чем здесь. Пошли. У меня нет настроения для твоих капризов. Или пойдешь сам, или... - Либо что?! Вырубишь и закинешь на плечо? - обрываю его на полуслове. - Почему нет? А я уже заскучал по твоему шипению. Только мне кажется, или в нем действительно отчетливо скользят нотки безысходности? Так и есть... Мельком встречаюсь с его взглядом и тут же отвожу глаза. Разве голубой может быть таким холодным? Продирающим насквозь.