"И весь мир улыбается"

Пенни была симпатичной девочкой, но не очень красивой девушкой; искупала она эти качества прежде всего своей добротой, светлым характером, честными мыслями, острым язычком, хорошим вкусом, удивительной незлобивостью и многочисленными талантами, но – так складывались обстоятельства: ну не была она красивой, и всё тут. Умной – да, доброй, замечательной, способной, но не красивой. Даже симпатичной… наверное. Ну, родители по крайней мере говорят обратное – приемные, конечно: что она очень даже ничего такая, милая, глазки светленькие, «и – ой, у тебя такие веснушки светлые!». Светлые-то светлые, да кого это интересует, когда нос картошкой, глазки слишком близко друг к другу посажены, лицо на всех фотографиях и зеркалах выглядит грубой ряхой, а в фигуре никакого намека на пропорцию и элегантность даже и не ночевало? Ну да, пополнеть зато не может… только при размере груди, ударяющейся в сильный минус, это не очень-то большую роль играет, и не слишком радует. Не нравилась ей её внешность, хоть убейте. Мальчишки, думает она, симпатичней выглядят. Какие у неё шансы найти мальчика?... ну понятно. Забыть бы ей эту блажь по-хорошему, да вот только – никак, не забывается оно что-то. Ну, зато хоть друзья есть, и то хорошо. Ребята из приюта да мыши, спасшие ей жизнь – чем не здорово? Особенно мыши. Кто из вас может похвастаться дружбой с разумными мышами? А вот она – может. Да, мыши – это здорово, думает Пенни, вышагивая по улице. Она видится с ними как можно чаще, как только ей удается выбрать свободное от учебы и близких родственников время, и то ещё не факт, что Бернар и Бьянки будут на месте – а ведь зачем ей общаться с другими? Она тогда извиняется перед мышиным охранником (или как зовут этих малышей в форме) и уходит обратно домой, медленно-медленно, гуляя по городу и думая о чем-то своем. Это тоже здорово, не так, как мыши, но тем не менее. Можно, например, съесть коробку шоколадных конфет – роскошь, которой у неё никогда не было в детстве. Или сходить в кино и посмотреть фильм – а что, в кино она выбирается только так. Или… ну, что-нибудь приятное для себя сделать. Не полезное, просто приятное. Этого ведь у неё в детстве тоже не было – ни в приюте, ни тем более у мадам Медузы, уж сейчас-то можно себя побаловать. Хотя мыши – это куда более здоровская идея; и даже как-то жаль, что им не удается пересекаться чаще. Но тут это уже не её проблемы. Даже сейчас, будучи взрослой девушкой (ну как, не то чтобы очень, но уж точно не маленькой девочкой), она направляется к Обществу Помощи и Спасения. Пенни очень хорошо помнит эту дорогу: в аэропорт, а оттуда вниз, и главное – вести себя неприметно и не попадаться на глаза излишне любопытным секьюрити. А то уж больно странная картина предстанет перед их глазами… — Простите! Пенни резко разворачивается и лоб в лоб сталкивается с запахом жженых степных трав, лосьона для бритья и ещё чем-то, совсем не городским, свойственным приезжему. У спросившего его парня были светлые волосы, крупные вдумчивые глаза и смуглая кожа – такой у городских не бывает, разве что у приехавших откуда-то из Лос-Анджелеса. Хотя даже там нельзя получить такой естественный и очень неравномерный цвет, так что – точно не городской, откуда-то с юга, может быть. Тогда откуда такое ужасное произношение? Иностранец?... — Да? — Я тут приезжий, ненадолго, и… Мне очень, очень надо найти Общество Помощи и Спасения! — Простите, что?... — Общество Помощи и Спасения! Вы знаете, где это находится? Знает ли она – ха, да идеально! — Пойдёмте, это недалеко. – Она поспешно отворачивается, скрывая от радостно благодарящего её парня лицо, и слегка заспешила вперёд, отчаянно краснея: дурацкая привычка с детства. Интересно, а он-то откуда об этом Обществе знает? Неужели тоже спасённый, как она?... Она осторожно косится на него со стороны. Невысокий, глаза горят, всё ему интересно, непривычно – ну точно иностранец. Или фермер какой-нибудь, который аэропортов в жизни не видел. Странный он, этот тип. Наконец они дошли; Пенни припала на одно колено и достала кусочек хлеба: тут же из-за лежащего неподалеку мусора показалась серая мышка с белыми пятнами, которая перед тем, как взять у Пенни из рук предложенную еду, кивнул ей и поздоровался с удивленным молодым человеком: — Добрый день! — Привет. Слушай, а Бьянки и Бернард… — Никак нет, они уехали в Венгрию по делам. А это… — Я, собственно, тоже к ним, — медленно произнес молодой человек, и Пенни посмотрела на него уже с изумлением. Как?... — А, ну тогда сочувствую, — произнес мышиный смотритель с набитым ртом. – Они только через несколько недель будут, в лучшем случае. Им что-нибудь передать? — Нет, я тут ещё буду где-то с месяц, — он улыбнулся. Мышь козырнула им обоим своей фуражкой и вновь нырнула за брошенный на земле мусор. Пенни встала с корточек: ей захотелось о многом расспросить этого странного парня… — Вы тоже знаете Бьянки и Бернарда? — Да, я им многим обязан. – Он тепло улыбнулся: — И не только я. А вы? — Да, они меня тоже спасли, когда я была маленькой. Они замолчали; Пенни думала, что со стороны, наверное, нелепее не придумать – двое взрослых людей (ну как, взрослых, подростки, конечно, ещё, но всё-таки) пришли к мышам, спасших их обоих от смерти. Большей чепухи и не придумать… — Давайте знаете что, — неожиданно заговорил молодой человек, — как Вас зовут? Пенни шла домой, даже не пытаясь сдерживать идиотскую улыбку: боже, думала она, как, ну как же это здорово – выходит, она не одна такая чокнутая, как думала до этого, как же всё славно и хорошо… И парень этот хороший, Коби. И веснушки ему её понравились. И нос. И вообще… Она посмотрела на руку, на которой синей шариковой ручкой был записан номер телефона неожиданного нового знакомого, и на секунду ей показалось, что в кои-то веки мир улыбается вместе с ней.