Римские каникулы

Граф фон Кролок шел через лес. Яркая половинка луны проглядывала сквозь верхушки деревьев, отбрасывая на землю серебристые пятна. Пушистый мох пружинил под ногами, гася звук шагов. Где-то тихо ухнул филин, и прямо над головой Его Сиятельства захлопала крыльями и сорвалась с ветки ночная птица, растревожив тишину леса. Граф шагал уверенно, хоть под ногами и не было никакой тропинки – эту дорогу он знал наизусть. Наконец деревья расступились, и Его Сиятельство оказался на небольшой поляне в самой чаще. Здесь ничто не препятствовало лунному свету, и все вокруг было будто окутано тончайшей пеленой: мягкая трава серебристым ковром устилала землю, а у противоположного края поляны начиналась узенькая тропинка, вымощенная булыжниками, тускло мерцавшими в лучах ночного светила. Граф быстрыми шагами пересек поляну и остановился у маленького домика с покрытой дерном крышей. По бокам от входа виднелись аккуратные цветочные клумбы, и сладкий аромат вечерницы наполнял воздух. Все вокруг было совершенно нереальным, словно нарисованным на картинке в книге сказок. Его Сиятельство чуть помедлил у входа, но затем взялся за дверной молоток и тихонько постучал. Послышались легкие торопливые шаги, дверь распахнулась, и на пороге появилась средних лет женщина. Нетронутые сединой волосы были собраны в высокую старомодную прическу, а плечи укрывала голубая шаль с восточным рисунком; от женщины исходил чуть горьковатый аромат лесных трав, смешиваясь с запахом цветов – казалось, сама хозяйка леса вышла навстречу графу фон Кролоку. При виде ночного гостя ее красивое лицо, еще хранившее остатки былой свежести, озарилось теплой улыбкой. - Ты пришел. - Здравствуй. Женщина посторонилась, впуская фон Кролока внутрь. Его Сиятельство вошел в просто обставленную переднюю: два стула, накрытый белоснежной скатертью деревянный стол, на котором стояла ваза со срезанными недавно тюльпанами, выцветший ковер под ногами. В углу – небольшая кровать под плотным пологом, умывальник и плюшевое кресло. Если бы три часа назад граф не сошел с трапа реактивного самолета, он бы решил, что попал в далекое прошлое. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Его Сиятельство аккуратно поставил дорожную сумку перед весело потрескивающим камином и вопросительно поглядел на хозяйку – на дворе ведь стояло лето. - Никак не могу согреться, - как будто виновато развела та руками. – Понимаю, что все равно не получится, но… - Лала, - дрожащим голосом произнес граф, порывисто подходя к женщине и заключая ее в объятия, - Лала, сможешь ты когда-нибудь простить меня? Если бы не я, ты бы могла согреться… Столько лет… Его голос сорвался, он разжал руки. Тоненькие морщинки собрались в уголках глаз Лалы, когда она чуть грустно улыбнулась и погладила фон Кролока по черным с еле заметной проседью волосам. - Если бы не ты, мне была бы одна дорога – в продажные девки, - тихо, но твердо произнесла она, - Ты избавил меня от позора и насмешек. Куда бы я пошла, изгнанная из господского замка за кражу и прелюбодеяние? - Я убил тебя… - Если бы ты не сделал этого, ты убил бы собственную жену. Что стало бы с твоим сыном? Для меня не было большего счастья знать, что я смогла тебе хоть чем-то отплатить за добро. А жизнь… не такая уж и большая цена за то, чтобы ты не натворил бед. Его Сиятельство снова порывисто сжал Лалу в объятиях и осторожно коснулся ее щеки губами. - Спасибо тебе за все. Без тебя моя жизнь стала бы сущим кошмаром. Я пришел, потому что нашел то, что искал, и теперь мы сможем положить этому конец. Он подошел к оставленной у камина сумке, расстегнул молнию и вынул бесформенный черный сверток. Осторожно распеленав его, граф извлек золотую чашу, на боках которой тускло посверкивали алые, словно кровь, рубины. Поставив Грааль на стол, Его Сиятельство повернулся к Лале. - В этой Чаше – твое избавление. Отпив из нее, ты снова станешь человеком. Сможешь почувствовать тепло огня, вкус нормальной еды, радость и боль. Услышишь, как бьется твое сердце. Много лет назад я обещал тебе, что найду способ все исправить, и я его нашел. Лала задумчиво смотрела на реликвию, словно не веря, что это не сон. Ее взгляд переместился на графа, и она тихим голосом спросила: - А ты разве не хочешь снова стать живым? Фон Кролок, не ожидавший этого вопроса, отвернулся. Он сделал свой выбор давно, еще когда для него самого Чаша была не более чем легендой, за которую он тем не менее уцепился в надежде искупить свою вину перед Лалой. Быть живым – это так хорошо, но так… ненадежно. Без своей силы он не сможет быть тем, кем он был на протяжении всех прошедших столетий. Лала так и не смогла примириться со своей новой сущностью, а он смог, он смирился и принял самого себя в новом качестве. Он знал, что если бы не Темный дар, он не стоял бы сейчас здесь, а его сын, быть может, и вовсе погиб бы от болезни в какой-нибудь особый богатый на эпидемии год. Если он выберет жизнь сейчас – он окажет медвежью услугу Герберту и Альфреду. Эти двое так счастливы, вправе ли он отнимать у них это? Граф чувствовал, что не готов расстаться с миром, который он так долго создавал для себя сам. Он повернулся к Лале и ласково провел рукой по ее щеке. - Нет. Я предпочту остаться чудовищем, - в его голосе послышалось веселье. - Ты всегда носил тьму в себе, - произнесла Лала, улыбаясь. – Видно, такова уж твоя судьба. Граф фон Кролок расстегнул пуговицу на рукаве, закатал его повыше и вонзил зубы в тонкую кожу на запястье. Густая темная кровь стекала в золотой Грааль, и по мере того, как сосуд наполнялся, кровь становилась ярко-алой. Когда Чаша наполнилась, граф протянул ее Лале. - Я возвращаю тебе твою жизнь, которую так малодушно отнял когда-то. - Здоровье Его Сиятельства, - тихо сказала она и поднесла кубок к губам. Граф молча наблюдал, как пьет Лала. Она всегда безропотно выпивала кровь, что он приносил в маленький домик, но он видел, как ей это противно. Даже став вампиром, она не перестала быть человеком в каком-то смысле, и ни разу в жизни не охотилась на живое создание. Если бы не Его Сиятельство, Лала однажды просто рассыпалась бы в пыль, но он уговаривал ее, а когда не помогали уговоры – заставлял, с того самого дня, когда узнал о существовании Грааля. Лала поначалу не верила, но он говорил настолько убедительно и с таким жаром, что она согласилась подождать, хотя и знала, что ожидание может затянуться на века. Она была готова просто выйти на солнце, чтобы только избавиться от себя самой, но страх причинить боль любимому существу неизменно останавливал ее. После женитьбы виконта на маркизе Копош она ни словом, ни намеком не выдала себя, и хранила бы тайну и долее, если бы не то недоразумение со старой графиней. Его Сиятельство до сих пор помнил алые рубцы от хлыста на спине Лалы, когда он, взбешенный, ворвался в комнату для прислуги, до смерти напугав остальных горничных и экономку. Он помнил, как Лала лежала на животе и беззвучно плакала, пока он, разогнав челядь, собственноручно покрывал уродливые раны травяной мазью, стараясь причинять девушке как можно меньше страданий. Его мать кричала на весь замок, называя Лалу шлюхой и воровкой, но он единственный из всех безо всяких доказательств знал, что все это ложь и несчастная, лежащая сейчас перед ним, быть может, самое преданное ему в целом свете существо, не считая его собственной жены. Они посмели тронуть его Лалу, его милого друга, и за это им придется вечно гореть в аду, уж он-то постарается. Вся ирония заключалась в том лишь, что ад для всех них, впрочем, как и для него самого, был далеко не за горами. Своим глупым поступком он низвергнул в преисподнюю всю семью, захватив с собой и Лалу, ни в чем не повинную Лалу, которой пришлось расплатиться жизнью за свою преданность. Он прекрасно помнил, как той страшной зимней ночью он, словно раненый дикий зверь, приполз в этот самый домик, корчась от голода, не смея вернуться домой и подвергнуть опасности жену и сына. Он удерживал бледную от тревоги Лалу подальше от себя и своих смертоносных клыков, пока не провалился в забытье, а очнулся он от невыносимо манящего запаха человеческой крови. «Пейте, Ваше Сиятельство, иначе вы умрете или сотворите что-нибудь ужасное», - вот и все, что он сумел запомнить, а потом стало уже не важно. Лала допила последние капли и поставила Чашу обратно на стол. - Что должно произойти? – тихо спросила она и недоверчиво посмотрела на фон Кролока. Вместо ответа граф улыбнулся довольной улыбкой. Да, годы поисков, опасное путешествие в Рим и страх потерять Герберта стоили того, чтобы увидеть то, что увидел он. Нет, Лала не помолодела, тоненькие морщинки в уголках глаз не покинули ее, но кожа приобрела здоровый цвет, а глаза – блеск, который Его Сиятельство не видел уже четыреста лет. Сердце ровно отстукивало удар за ударом, и совершенно живая женщина вдохнула полной грудью и засмеялась.