***
— Ты взял доктора Ватсона в команду только потому, что он предположил, что полнота вызывает отдышку?! — Уилсон растерянно взмахнул руками. Несколько человек в очереди в буфет неодобрительно на него взглянули. — Форман наябедничал? Злится, что его-то я взял за талант к аферам и шантажу! — понимающе покачал головой Хаус. — Ты его из-за славы взял, да? Очередная головоломка под названием «Шерлок Холмс»! — негодующе воскликнул Уилсон. — Тебе просто покоя не даёт та история с его самоубийством, — Джим ткнул Хауса в грудь указательным пальцем и прошёл со своим подносом к кассе. — Сколько раз говорить, он не умер! — раздражённо воскликнул Грег, хромая вслед за другом, — Мориарти разоблачили, Холмса оправдали во всех новостях, и, если он действительно так хорош, как мне кажется, а это именно так, то он предвидел это, а значит, в его смерти не было никакого смысла! — не унимался Хаус, преследуя онколога, пока он не дошёл до своего столика. — Хаус, некоторые вещи просто случаются, и это нормально, что ты не можешь дать им объяснения, — попытался его вразумить Уилсон, но Хаус лишь закатил глаза. — Своей попыткой занизить мою самооценку ты испортил мне аппетит, — капризно сообщил он. — Я не пытался занизить твою самооценку, а лишь хотел сказать, что бывают на свете иррациональные вещи! — Возмутился Джим, но Хаус уже метнул в его сторону смертельно оскорблённый взгляд и похромал к выходу. Уилсон только вздохнул и принялся за свой завтрак.***
— Итак, что с нашей Большой пациенткой? — Хаус вошёл в кабинет, окинул всех беглым взглядом, отмечая, что новенький доктор на месте и не в духе, и кинул рюкзак на кресло. — Анафилаксии, проблем с лёгкими или повреждения трахеи нет, — начала Тринадцатая. — Сделал анализы на токсины, ни кокаина, ни амфетамина нет, — Пожал плечами Форман. — У неё воспалился надгортанник, может апноэ? — предположил Ватсон, изучая карту больной. — Проблем со сном нет, — заметил Форман. Хаус похромал к кофе машине и поставил её на две порции. — У мужа сердечная недостаточность, — Тринадцать многозначительно посмотрела на коллег. — То, что убило сердце мужа, убивает её легкие? — Форман прищурился. — Так, а что думает наш Афганский беженец? — Хаус прервал все теории и перевёл взгляд на Ватсона. Повисла тишина часа «Х». — Полгода назад она ездила навестить сестру на Гавайях. Могла подхватить амилоидоз? — Ватсон захлопнул папку с делом и положил её на стол перед собой. — Тогда и муж бы заразился. Хотя нет, вернее он бы умер, учитывая его сердечную недостаточность, — с нарочитой ясностью произнёс Грег. — Тогда остаётся вирус Герпес Остер, — Ватсон упрямо смотрел в глаза Хаусу, игнорируя его издевку. — Сделать тест, — бросил он Форману. — А кто знает, где Катнер? — Он вчера сказал, что у него собака заболела, — пожал плечами Ватсон. — Ничего подобного, просто сегодня комик-кон, — улыбнулась Тринадцатая, вставая из-за стола. — Насколько я знаю, он такие мероприятия не пропускает. — Доктор Ватсон и доктор Хэдли, у меня для Вас особенное задание, — Хаус улыбнулся самой радушной улыбкой. — Найдите Катнера и популярно ему объясните, где он должен находиться в рабочее время, и за что наша труженица доктор Кадди платит ему зарплату! — Удачи, — Форман посмотрел на Джона с Реми, усмехнулся и вышел из кабинета. — Кофе? — Хаус протянул Джону кружку с дымящимся ароматным напитком. — Спасибо, — Джон неуверенно принял кружку из рук начальника. Тринадцать посмотрела на него с недоверием. — Что? — Хаус возмущённо пожал плечами, повернувшись к Хэдли. — Вот когда будешь участвовать во вторжении в Ирак, тогда и будет тебе кофе! А теперь вон из моего кабинета, — и Хаус, мягко подталкивая их тростью в спину, выпроводил своих сотрудников за дверь.***
— И что, это нормальная практика — вламываться в чужой дом, если человека несколько часов не было на работе? — задал вопрос Ватсон, когда они поднимались по лестнице на третий этаж дома, в котором жил Катнер. — Это же Хаус, — пожала плечами Тринадцать. — Для него не существует личного пространства. — Как Вы с ним работаете? — Джон нервно потёр лоб ладонью. Нога болела всё сильнее и это напрягало. — На самом деле это учит честности, он не притворяется перед нами, и мы тоже не должны притворятся перед ним, — улыбнулась Реми. Она достал ключ из кармана, щёлкнул замок, и дверь с тихим скрипом отворилась. — Но он Ваш начальник, Вам по определению приходится притворяться, от него зависит Ваша работа, — Джон склонил голову набок и посмотрел на Тринадцать. — Да, но нам не приходится делать вид, что нам это нравится, — парировала Хэдли. — Запутанная схема, — рассмеялся Джон, и они вошли в чужую квартиру. — Вау, это же лазерный меч и маска Дарт Вейдера, коллекционные вещи! — выдохнула Хэдли. — Почти полное собрание комиксов Marvel, — Ватсон подошёл к книжному шкафу и провёл рукой по цветным корешкам. — У Хауса есть друзья? — Джон подошёл к письменному столу, на нём были разбросаны ручки, больничные карты, журналы, пустые упаковки из-под чипсов и газировки. — Да, они с Уилсоном давно дружат, это глава онкологического отделения, — отозвалась Тринадцать. — Странно, что католическая церковь ещё не признала этого Уилсона святым, — усмехнулся Ватсон и вошёл в следующую комнату. Улыбка моментально слетел с его лица, губы пересохли, а в голове в мгновенье стало пусто. — Звони 911! — Выпалил Джон и кинулся к Катнеру, который лежал на полу своей спальни в луже багряной крови. — Боже! — Выдохнула Хэдли и метнулась к телефону. Что она говорила, Ватсон не слышал, он только остервенело давил на недвижимую грудь Катнера, пытаясь сделать массаж сердца давно умершему человеку. Краем глаза он видел, как Тринадцатая пытается зажать руками открытую рану на виске. Время остановилось. Это чёртово чувство де жа вю… Эта чёртова жизнь! Сердце глухо стучит в висках, всё плывёт перед глазами, Реми плачет, её лицо искажает гримаса ужаса и страха, слёзы заливают её, она то тонет, то появляется перед глазами Джона, кажется, она пытается оттащить его от тела… Это чёртово де жа вю. Джон отпускает Катнера и садится рядом с Реми. Они оба сидят в луже крови, её стальной запах заползает в ноздри, Джон чувствует тошноту. Реми плачет, её глаза переполняет безумие, и Джон хочет её успокоить, но всё тело свело как от ледокаина, и он просто не может ничего сделать. Опять.***
Хаус необычайно молчалив. «Всё-таки есть предел», — думает Джон. Нога болит просто зверски, и он вцепился в неё под столом, до синяков. — Никто ничего не заметил? — хрипло спрашивает всех Хаус. — Он ничего не говорил, — тихо отзывается Форман. — Мы бы помогли, если бы он сказал нам, но он… — слабо начала Тринадцатая, но Хаус её перебил: — Если бы вы были повнимательнее к человеку, которого видели двадцать четыре часа в сутки полтора года подряд, то он был бы жив! — отрезал он и отвернулся к окну. — То есть Вы нас во всём обвиняете? — Тринадцать посмотрела ему в спину неверящим взглядом. — Нет, — тихо выдохнул Хаус. — Просто должна быть причина. Деньги, любовь, угрозы, хоть что-нибудь!.. — его рука неуверенно взметнулась вверх и тут же безвольно упала вдоль туловища. Джон прикрыл глаза. От боли у него под веками взрывались миры. Дверь распахнулась и в кабинет вошла Лиза Кадди. — Я сочувствую вашей утрате, — медленно начала она и запнулась. «Конечно, трудно говорить о смерти, это же так противоестественно», — зло огрызнулся про себя Джон, ещё сильнее вцепившись в ногу. — Я забираю это дело, — Кадди подняла руку с папкой последней пациентки Хаус. — И даю вам отгул, надеюсь, вы им воспользуетесь, — она кинула последний долгий взгляд в спину Хауса и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Повисла тяжёлая тишина. Хаус так и не двинулся с места, Джон так и не проронил ни слова, Тринадцатая нервно обхватила себя руками, Форман хмуро смотрел в одну точку перед собой. — Мы с Форманом хотели съездить к родителям Катнера, — нарушила тишину Тринадцать. — Хорошо, — наконец ожил Хаус и повернулся к команде. Морщины на его лице залегли ещё глубже, лицо осунулось, а скулы, казалось, стали выпирать ещё больше на худом, заросшем седой щетиной, лице. Форман и Тринадцать ушли. Джон открыл глаза. Хаус сидел за противоположной частью стола, упершись лбом в изогнутую ручку трости. — Доктор Ватсон, Вы просто чума, — невесело усмехнулся Хаус. — И, говоря слова «чума», я не имею в виду слово «крутой», — пояснил Хаус, смотря в пол. Джон ничего не ответил, он только перевёл взгляд с доктора на небо за окном. Недавно была такая солнечная погода, но вдруг потемнело, и мрачная синеватая дымка окутала всё. — Мне жаль вашего друга, — выдавил из себя Ватсон. — Он был мне не другом, а подчинённым, — отмахнулся Грег. — Тогда мне жаль, что он не был Вашим другом, — Ватсон перевёл взгляд на Хауса. — И всё-таки, что это за аура у Вас такая, что рядом с Вами люди регулярно кончают жизнь самоубийством? — в голосе Хауса сквозил неприкрытый сарказм. — Не смейте так говорить, — Джон сказал это тихо. Очень тихо. — Да бросьте, Вы же его даже не знали! Откуда такая печаль? — Хаус резко встал, его голос стал почти жестоким. — Что за радость терзать себя виной до физической боли? И не смотрите на меня таким невинным взглядом! Ваша боль в ноге, к Вашему счастью, психосоматическая, а значит зависит полностью от вашего сознания, Вы весь день хромаете и держите её мёртвой хваткой! Значит — Вас убивает чувство вины! А меня, как настоящего калеку с физическим ущербом, это бесит! — закончил тираду Хаус и в подтверждение с силой ткнул ногу Джона тростью. Ватсон вскрикнул и вскочил на ноги. — Вы что, окончательно спятили? — Джон попятился к двери, смотря на начальника совершенно обезумевшими глазами. — Да! А вы разве нет? — Хаус прищурился и подошёл к пятившемуся Ватсону ещё ближе. — Вы не можете нормально спать, жить, работать, потому что Ваш друг полтора года назад покончил жизнь самоубийством. И вот Вы приезжаете на новое место, Вы полны надежд, и тут, о чудо! Ваш новый коллега пускает себе пулю в висок! — Хаус уже не острит, но открыто злорадствует. — Хотите сказать, что я в этом виноват? — Ватсон уже почти теряет сознание от боли в ноге и не совсем понимает, происходит ли всё это наяву или это галлюцинации его воспалённого мозга… — Я так не думаю, так думаете Вы, потому что Ваша нога болит всё сильнее и сильнее, я прав? — глаза Хауса светятся маниакальным интересом. — Да! — Вдруг выпаливает Ватсон и из его глаз текут слёзы, он приваливается одной рукой к столу, а другой упирается в грудь Хауса. — Да! Потому что это всё нечестно, это всё не то! — Ватсон говорит, как маленький ребёнок и Хаус моментально теплеет. — Дерьмо случается иногда просто так, — Хаус смотрит на Джона со смесью грусти и тревоги. — Нет, — мотает головой Ватсон и садится обратно. — Ничего не происходит просто так. Я это заслужил. Я много раз думал, как же он меня достал, и после очередной его выходки обещал себе, что съеду на следующей неделе. Он мог меня просто не замечать, я даже не уверен были ли мы друзьями, — Ватсон шмыгнул носом и уставился на потёртые кроссовки босса. — Но Вам же его не хватает, — Хаус говорил спокойно. Джон только утвердительно дёрнул головой и вытер щёки. — Чувство вины Вас доконает, — пожал плечами Хаус. — Либо Вы будете двигаться дальше, либо застрянете в этом порочном круге самосожаления и боли, и тогда я могу Вам посоветовать только одно, — Хаус вынул из кармана пиджака оранжевую баночку и поставил её перед доктором. — Катнер звонил мне вчера вечером, а я уже спал, — хрипло произнёс Джон. — Боже, — Хаус закатил глаза и нервно постучал тростью по полу. — Это и есть самые разрушающие мысли, которые начинаются с «а что было бы, если…», «а если бы я сделал то…», «а если бы пошёл туда…». Всё! Момент упущен! Станция осталась далеко позади, но Вы двигаетесь дальше без какой-либо возможности это изменить. Уж простите, что жизнь такая неприятная штука, но тебе придётся её прожить до конца, испытав все её прелести! — Хаус выглядел крайне раздражённым, нет, он был просто в бешенстве! Джон ничего не ответил, он смотрел распухшими глазами на оранжевую баночку перед собой. — Никто не говорит, что это просто, — выдыхает Хаус. — Но нам всем приходится это делать, это социальный контракт, который мы подписываем, появившись на свет, — Грег потрепал Ватсона по плечу и похромал к выходу. — Спасибо, — слабо улыбнулся Ватсон, когда Грег уже одной ногой был в коридоре. — Всегда пожалуйста, — кивнул Хаус, задержал на несколько секунд тяжёлый взгляд на фигуре доктора и вышел вон. Нога Джона начала затихать, боль маленькими шажками отступала с оккупированных территорий. Джону не стало резко лучше, нет, но он теперь знал, что делать. «Я устал быть несчастным», — подумал Джон. Его психоаналитик назвала бы это прорывом.