Перейди мост, прежде чем его сжечь

      — Да никто не виноват!       — Откуда ты знаешь? Ты что, там была?!       — Нет!       — Чего орешь?       — Может, скользко было, вот и упала.       — Заткнитесь ВСЕ!       — Тихо! Сели на места, девятый «в»!       На Даньку никто внимания не обратил. В классе творился форменный бедлам. Спокойно сидела за своим столом только Лида. Стас устроился на подоконнике, его шестерки сгрудились на столе. Остальные метались по классу.       Данька подсел к Лиде и спросил у нее, что случилось. Глаза у Лебедевой были на мокром месте.       — Таня… — тихо сказала Лида и всхлипнула.       — Что?       — Упала… с крыши.       — Чего?! С какой крыши?       — Там… высоко…       — Не понял, какая крыша? — Данька поймал за рукав Катьку Кенигсон. — Что случилось-то, можешь внятно объяснить?       Катя взяла стул и села рядом с ними.       — Таньку вчера нашли у подъезда. У высотки на Балмочных. На крыше следы. Только там так вытоптан снег, что непонятно — сама она или что… Менты говорят — сама прыгнула.       — С какого перепугу? — обалдел Данька. — Чего ей прыгать? И что, насмерть?       — Конечно, насмерть, — нервно сказала Катя. Она тоже была на грани слез. — Шестнадцать этажей. Веревку на допрос таскали, — добавила она тише. — Менты в школе с самого утра. Выясняют, может, ее довели. Говорят, с нами тоже будут того… беседовать.       — Без родителей же не имеют права.       — А чего нам скрывать? Ее никто не доводил. Нормальная девчонка. Ее даже Казанцев не трогал.       Танька, и правда, была активной, но активность ее никого не раздражала, потому что оставалась веселой и ненавязчивой. Ей в голову приходили тысячи идей, всегда неожиданных. Например, нарисовать на стене медицинского кабинета здоровенный шприц с испуганными круглыми глазами. Она доставала директора этой идеей до тех пор, пока та не согласилась. Учительница ИЗО выдала Тане акриловые краски, и на следующий день всех входящих в медицинский кабинет встречал огромный, в полстены, шприц. Медсестра стала говорить первоклашкам, что он боится их еще больше, чем они прививок. Дело пошло гораздо веселее.       В классе неожиданно стало тихо. В дверях стояла директор Анна Сергеевна и незнакомый мужчина в штатском.       — Опер, — прошептала Катя Даньке на ухо. — Перед уроком к нам заходил уже.       Ксения Викторовна сделала страшные глаза. Девятиклассники без особого энтузиазма поднялись, даже Стас с подоконника слез.       — Ладно уж, девятый «в», садитесь, — махнула рукой Анна Сергеевна. — Капитан Ефимов ведет следствие… по… делу. Вот, Виктор Александрович, это одноклассники Тани.       Капитан Виктор Александрович обвел притихших ребят цепким взглядом.       — Да, мы уже знакомились. Думаю, нам лучше побеседовать в индивидуальном порядке. Я могу воспользоваться вашим кабинетом?       — Разумеется. Ксения Викторовна, на минутку.       Директор с классной руководительницей вышли в коридор. Опер остался.       По классу тут же пролетел шепоток и затих под его внимательным взглядом.       — Ну что, бойцы, кто первый?       Молчание стало совсем мертвым. Первым не хотел быть никто, даже записная активистка Абрамова.       — Жуть какая, — сказала Катя, когда они с Данькой шли домой. — О чем тебя спрашивали?       — Предупредили сначала… о даче ложных показаний. Хотя об этом, наверное, всех предупреждали.       — Меня нет, — удивилась Катя. — И вообще на допрос не было похоже. Так… говорили об отношениях в классе, кто с кем дружит, кто общается вне школы. А у нас вне школы только девчонки и общаются.       — Не только.       — Ну, мы с тобой общаемся. И Казанцев со своими… дружками.       — А ты про него… говорила? — в упор спросил Данька.       — Н-нет… — Катя даже остановилась. Глаза ее стали огромными и круглыми, как у того шприца в медицинском кабинете. — Ты что, думаешь — это он?!       — Да нет, точно не он.       — А зачем тогда чепуху городишь?       — Да я ничего такого и не говорил, — как-то неуверенно сказал Данька. — Так… подумал просто…       Нет, неправда. В том, что сейчас происходило у него внутри, голова точно участия не принимала. И все-таки убежденность в том, что Казанцев не виноват, была железобетонной. И абсолютно необъяснимой.       Данька вспомнил, как стоял в директорском кабинете. Его действительно предупредили об ответственности за дачу ложных показаний. Но он мало что мог показать-то на самом деле. С Таней они близко не общались. Ему со своими тренировками некогда было общаться с одноклассниками вне школы. Несколько раз его звали в компанию, в основном, девчонки — в кафе посидеть. Увы, лед перечеркивал всю досуговую деятельность; и звать перестали.       Но молодой опер оказался въедливым. Он дотошно расспрашивал об отношениях Тани с каждым. Не было ли конфликтов с учителями. Не замечал ли в последнее время у девочки внезапных перепадов настроения.       Данька понимал, к чему тот клонит. Могла ли Таня прыгнуть с этой проклятой крыши?       — …Извините, что?       Оказывается, он прослушал последний вопрос опера.       — Когда ты видел Татьяну последний раз?       — А… на кладбище…       — Где? — обалдел оперативник.       Но Дан его снова не слышал. Он смотрел, как Таня подбегает по заснеженной дорожке между могилами и забирает у него из рук яркую зеленую варежку. И серая дымка за ее головой…       — …Извините, что? — переспросил он автоматически. — Кладбище… — и тут Данька окончательно пришел в себя. — Нет, конечно, не кладбище, — уверенно сказал он. — Мы ездили на экскурсию. Ну, флора-фауна… заповедник, короче.       — Когда?       — В пятницу. Тогда я ее и видел.       — Настроение у нее какое было?       — Нормальное. Веселое.       — В выходные не встречались?       — Нет.       — А что с кладбищем? — неожиданно вернулся Виктор Александрович к предыдущей теме. — Когда вы там были?       — Да тогда же, в пятницу. Колесо полетело у автобуса. Мы остановились. А пока его меняли, пошли на кладбище гулять…       Опер хмыкнул, видя, как его собеседник опять ушел в себя.       — Ладно, иди.       Когда Данька вышел, оперативник задумчиво постучал карандашом по столу. Странноватый парень…       И теперь Дан опять задумался. Там, в кабинете директора, на него напало странное оцепенение — он словно раздвоился. Одна половина из-за спины опера смотрела, что делает другая. Другая, надо сказать, вела себя весьма подозрительно…       — Слышь, Кать, а Танька вчера не ходила с вами?       — Куда?       — Вы же вроде на каток собирались.       — Ой, да мы не пошли. Лениво было. Собрались у Абрамовой, так, трепались обо всем.       — А Танька?       — А ее не было. Мы звали, да она не захотела. Сказала, дела какие-то. Ладно, я домой, бабушка ждет.       — Давай…       Даньке было не по себе. Тревога зудела в нем комариным писком — а он никак не мог понять ее причины…