Клин клином

Оранжево-бурые скалы пестрят потеками черной слизи. Густой, мерзкой, как переваренный сливовый джем. Скверна поедает камень, крошит его, вымачивает в непроглядной черноте – будто кровь пропитывает передник девичьего платьица. Пятнает белоснежную ткань оттисками чужих жизней. Ветер душит жаром и сухостью, но Алисе все равно. Она танцует с ветром, позволяет ему бесстыдно кружить подол, гладить стройные ножки в облегающих полосатых чулках. Девушке хочется смеяться. Смеяться и пить утренний кофе. Но сейчас уже день, и кофе не осталось. Только чай. Опостылевший чай и чайнутые. Уродливые, сморщенные, с шестернями на согбенных спинах и огромными ложками в скрюченных лапках. Алиса танцует и с ними, заставляя ветер ревниво вторгаться под края одежды. – Ты моя! – шипит вихрь. – Нет, моя! – протестует Вострый нож, с хрустом разделывая зеленоватую плоть. – Нет, наша! – не соглашаются Юпитер и Эрида, вышитые на фартучке девушки. Алиса улыбается краешком рта. В изумрудах ее глаз цветет и пахнет чайное безумие, тяжелое, дурманящее. Сегодня танцев хватит на всех. Девушка порхает между уродцами, легкая как травинка. Парит в синем колесе взметнувшейся юбки, рассыпается стаей сапфировых бабочек, ускользая от жестоких ударов. Чайнутые опаздывают, теряют руки и ноги, падают разрубленными напополам. – Вальс или мазурка? – ближайший утес наливается кошачьей улыбкой. Затем сквозь воздушное марево проступает костистый серый силуэт. – Мистер Чеширский кот! – хмурится Алиса. – Вы как всегда опаздываете на чаепитие! Девушка уходит от ложек изящным поворотом, вскидывает руку с ножом. Чайнутый валится навзничь, словно хвастаясь новой улыбкой – чуть ниже подбородка. Его зеленый нос кажется флюгером, указывающим на грусть или смерть. А возможно, и на то и на другое сразу. – Полонез, фокстрот? – продолжает гадать Чешир. – Муррр, вряд ли… Последний чайнутый силится поймать попрыгунью коварным ударом в затылок. Но ловит только синеву трепещущих крылышек. Алиса возникает сбоку от поганца. Черные волосы шлейфом струятся за ней, бледное личико светится мрачным удовлетворением. Смех остается при девушке, но становится другим. Глуховатым и немного предвкушающим. Вострый нож коротко жалит уродца под нижние ребра. Уходит в визжащее мясо по честную обшарпанную рукоять. – Танго! – радуется Чешир, его хвост с львиной кисточкой на конце отмечает триумф хозяина. – Это танго, Алиса! Заунывный плач далекой скрипки вторит его словам. Где-то над пригорком довольно похрюкивает Свиное рыло. – Ненавижу танго! – капризно объявляет девушка. Ей уже не хочется смеяться, не хочется кофе. Никакого. Ни утреннего, ни вечернего. Ей хочется другого. Ей, ножу, ветру, Юпитеру и Эриде. Им всем хочется крови. Пьянящей, как отзвуки музыки, пряной до дрожи в коленках. Хочется, чтоб щегольские сапожки Алисы прошлись по багряным лужам, чавкая высоким каблуком. – Осторожней с желаниями, Алиса, – журчит Чешир, в янтарном расплаве его глаз беседуют предубеждение и опаска. – Красная Королева не прощает ошибок. Не прощает… Скалы эхом подхватывают кошачье мурлыканье. Множат его, блистая пятнами скверны. – Мне все равно! – ухмыляется девушка, выхватывая перцемолку. С треском раскручивает длинную рукоять. Огненные заряды ложатся прямо в свиной пятачок, фаршируют его жгучей перечной болью. Рыло вздрагивает и уносится вдаль, наверное, в покои к Герцогине. Алиса снова смеется, ее здоровье цветет алыми розами. Убивать весело. Но почему, почему чайнутых так мало? Где эти негодные болтомухи, где коварные разорители? Нужно срочно умертвить кого-то еще! – Не вздумай, – беспечно предупреждает кот, разглядывая маникюр на острых, как бритва когтях, – я ведь твой друг. Улыбка кривит миловидное личико девушки. Она не спеша, наводит перцемолку на серую тень. Она права. Вечно, нестерпимо права. Трррр! Рукоятка накручивает оборот за оборотом, девушка ловит призрака в прицел. Но ядреный перечный дух впустую начиняет знойный воздух и равнодушные камни… Алиса лежит на пожухлой траве, рассматривая быстрое, наполненное мусором и светло-желтыми облаками небо. Сама ткань мироздания погибает, откалывая кусочки воздушных островов. Так неосторожный читатель сминает ломкие страницы чужих аллюзий и сновидений. – Пусти меня! – хрипит девушка. – Мне нужно… нужно… – Убивать, – спокойно подсказывает Чешир. Татуировки змеятся на его усатой морде, белые клыки складываются в знаменитую улыбку. – Да! – яростно вопит девушка. – Отпустииии… Перцемолка и Вострый нож отброшены прочь, до них не дотянутся. Ни пальчиком ни ноготком… Зато рядом услужливо поблескивает воспоминание – такое хорошенькое и круглое, в уютном серебристом ореоле давно позабытой истины. Девушка тянет изящную ручку, касается невесомых нитей минувшего. В ушах бьется гул далекого пожара, огненным павлиньим хвостом оседают деревянные перекрытия, слышны вопли обгорающих людей. Мужчина и женщина. Мама и папа. Успеть, помочь, дотянуться. Но так мешает навалившаяся тяжесть – шумно сопящая, пахнущая уколами и смирительной рубашкой. Скрипучая сетка кровати стонет в унисон испуганной девочке, распластанной под дородным санитаром. – Что вы… Что вы делаете?! – Заткнись, пока я не вырвал твой маленький язычок, слышишь? Или сказать доктору Бамби, что ты опять хотела вскрыть себе вены? Сказать? – Нет… – Вот и славно! А ты стала такой красоткой, малышка… Кровать и девушка плачут вместе – от безжалостной и бессильной обиды. – Так вот где собака зарыта, – щурится Чешир. – Ты когда-нибудь вышибала клин клином, Алиса? Алиса не знает, что такое клин. Возможно это что-то вроде лопаты. Та штука, которой можно зарыть любую собаку и не только ее. Зарыть или выкопать, что в принципе одно и то же. Только в одном случае земля будет сверху, а в другом – совсем наоборот. Зато девушка знает, что можно стать совсем крошечной, ростом до чьей-то ушибленной коленки. Достаточно подавиться смешной икотой, и мир зальется сиреневым, а скалы унесутся вверх, протыкая стремительный небосклон. Стены покроются спасительными письменами. Укрыться, спрятаться, переждать. Но нет. В худых лапах таится нешуточная, обманчиво мягкая мощь. Когти бережно гладят шейку Алисы, будто умоляя не шевелиться. Чешир подхватывает девушку, тянется ей за спину. Цепляет завязку банта, выполненную в виде черепа. – Настоящие леди даже в самых смелых фантазиях носят исподнее, Алиса, – улыбка Чешира течет сладкой патокой укоризны. – Настоящие джентльмены спрашивают согласия у леди, собираясь обсуждать такое! – возмущается девушка. И только потом понимает, что пышный бант с черепком-заколкой – это единственное, что удерживало запачканное кровью сине-белое платье. Глаза Алисы изумленно распахиваются, мир разрывается отчаянным криком. – Нет! – визжит девушка, оказываясь в одних чулочках и цепочке с подковой, покачивающейся между четко очерченных грудей. – Нет! – верещит беспомощная жертва, соскальзывая на колени по-человечески усевшемуся коту. – Нет! – надрывается девушка, чувствуя шелковистую шерсть обнимающих ее лап. – Нет! – мотает головой гостья Страны Чудес, когда тугая плоть без остатка заполняет ее узкое лоно. – Дааа! – торжествующе урчит Чешир, приподнимая девушку за талию и вновь усаживая ее как можно плотнее. Алиса задыхается, упирается в мохнатые плечи, силясь отстраниться. Нет. Она уже в ловушке – зажата между острыми звериными коленками и мускулистой грудью Чешира. Девушка мечется, заламывая руки, но вся свобода, которая ей остается – это путь наверх. Алиса подскакивает, напрягая длинные ножки, Чешир ловит ее на взлете и опускает обратно, насаживая до влажного скрипа нежной кожи о шерсть. Так проходит несколько минут, после чего девушка сдается. Перестает дрожать и отталкивать блестящую шерсть. Начинает тихонечко, едва заметно двигаться на своем спутнике. Вверх и вниз, вверх и вниз. – Как жаль, что коты не пишут книг, – мурлычет огромный зверь, – вот только не знаю, как бы я тебя назвал – черноволосой зеленоглазкой или зеленоглазой черноволоской… Обнаженная девушка в развратных чулках и высоких сапожках, настолько миниатюрная и белокожая, что похожа на фарфоровую статуэтку, машет головкой, рассыпая волосы по плечам. Ей все равно. Выжившие чайнутые собираются на соседних склонах, но не нападают. Склонив набок раздутые головы, глазеют, как юная убийца вздымается и падает, оседлывая матерого зверя. Все выше и энергичнее – то выпуская наружу твердый кошачий корень, то вбирая его в ярко-черный треугольник внизу животика почти на полную глубину... Чешир филигранно ловит темные бусинки девичьих сосков – сперва скользким языком, затем бережно надкусывая широкой пастью. Девушка стонет, обвивает руками шею кота, а ногами – его талию. В ложбинку между рельефных грудок сбегает ручеек пота. Первый из многих. – Леди должны проявлять сдержанность, – изрекает Чешир. Его раскосые глаза смеются. – Даже во время танго, милая. – О… а… ох... – вскрикивает девушка, проявляя, что угодно, кроме названных добродетелей. – О… а… – Ты перебираешь все варианты? – хитро интересуется косматый эрудит, ускоряя темп, – тогда рекомендую попробовать «Ы», «Э» и «Ю». – О… а… ай, – Алиса остается верна старым формулам. – Не… отвле.. кай меня… Чешир сдергивает с себя разгоряченную красавицу, одни движением рушит на четвереньки, наваливается сзади – жадно и рьяно. Его дыхание гладит выгнутую голую спину девушки. Алиса машет головой как непокорная лошадка. Целых полтора раза. Даже меньше полутора, но точно больше одного. Затем она захлебывается на полувдохе, бьется в конвульсивном припадке, горстью загребая пыль и соринки. Плоский живот девушки работает, словно кузнечные мехи в мастерских Шляпника, а из полуоткрытого рта рвется крик под стать самому Бармаглоту. – Ааа!… Ааа!... Чешиииир!... – К вашим услугам, леди! – рычит хищник, освобождаясь от бремени любовной истомы прямо в девушку. – Арггг! Раздается хлюпанье, словно кто-то выплескивает воду из кадки: осторожно, совсем по чуть-чуть. Девушка блаженно переводит дух, падая сперва на локти, потом – на позабытое платье. Ее маленькая ладошка стыдливо закрывает розовую прорезь в черном сплетении локонов внизу. Гостья из далекого мира не видит, что пятна слизи исчезают из виду, место засушливой глины занимает свежая молодая зелень, а с верхушек скал срываются прозрачные и шумные водопады. Странные узловатые побеги сменяются прекрасными лилиями, а укромные уголки более не пустуют. Там появляются красочные улитки, суля несметные копи твердых и ценных зубок. – Даже не поцеловал, негодяй, – слабо стонет Алиса, ощущая затихающую внутри дрожь. Ей кажется, что она парит в золотой пыльце сработавшей прыгалки. – Какой же из тебя джентльмен? – Клин клином, Алиса, – шипит Чешир, – клин клином, запомни! Его контур тает в переливчатом сиянии цвета раскаленной магмы. Остается лишь парящая в воздухе улыбка. Самодовольная как всегда.