Город смерти

Дотошные колонизаторы быстро установили личности арестованных, и, заметно обрадовавшись такой добыче, ехидно сообщили им о возможности интернирования в Советскую Россию, «если будет на кого обменивать». В маленькой тюрьме у революционеров отобрали одежду, обувь и личные вещи, взамен снабдив только арестантскими робами и поместив в общую камеру. Небольшое помещение с серым полом и стенами, где уже давно и во многих местах потрескалась штукатурка, было похоже на просторную одиночную камеру в царской тюрьме, но тут куковали еще человек десять, с большим удивлением таращившихся на белых заключенных. - Все еще хотите сказать, что это – временные трудности? – язвительно поинтересовался у Троцкого Бухарин. - А Вы что хотите сказать? - Что я знал, что все этим кончится. Николай обреченно опустился на пол. - Наше дело безнадежно провалено, - вздохнул он. – Мы вычислены властями, посажены в тюрьму и вскоре, возможно, с позором вернемся на Родину. И ничем иным вся наша авантюра кончиться не могла. Лев заскрежетал зубами от злости. - Мне осточертело Ваше нытье, товарищ Бухарин. Всю дорогу, от самой Москвы, Вы продолжали ныть, что у нас ничего не получится. Может быть, мы бы добились значительно большего, если бы не Ваши тоскливые пророчества! - Пророчества?! Вы совсем ослепли? Вы, что, не видите, что у нас и не могло ничего получиться? Да будь нас даже не трое, а десять человек, молодых и преданных делу, все равно нельзя на пустом месте создать партию! Даже Ильич это понимал, только до Вас почему-то это не доходит! - Вот из-за таких, как Вы, мировая революция и топчется на месте вместо того, чтобы победоносно шествовать по земному шару. Из-за тоскливого хныканья даже самое успешное дело может провалиться, а уж наше Вам и вовсе загубить труда не составило. - Вы вообще нормальный?! – рявкнул Бухарин так громко, что заключенные испуганно попятились. – Вы что-нибудь видите дальше собственного носа? Или Вы даже у африканских туземцев можете усмотреть революционную борьбу? На пустом месте никогда ничего не появляется, а тут место самое что ни на есть пустое. Неужели за всю свою жизнь Вы так и не поняли, что из говна конфетку не сделать? - Вы пораженец и оппортунист, - брезгливо заявил Лев. – Действительно, идеи Ваши всегда были идиотскими: что в 1918 году, что сейчас… - Ах, идиотскими?! А думать, что на голом энтузиазме трех идиотов можно что-то сделать – гениально, по-Вашему? - По крайней мере, значительно приятнее было бы работать, если бы никто не разводил нюни о бесперспективности! - О, Вашему трудолюбию можно только позавидовать! Что скажешь, Гриша? Тут только они обратили внимание на Зиновьева, уже занявшего место в углу и прислонившегося лбом к стене. Он не проронил ни слова. - Гриша! – требовательно повторил Николай. – Ты согласен со мной или нет? Тот опять промолчал. Бухарин подошел и постучал по его спине, но ответа так и не дождался. - Молчишь, значит? Ну что ж! Я тоже считаю, что разговаривать нам с вами больше не о чем. Затея наша накрылась, нас больше ничего не объединяет, кроме этой тюремной камеры. Мы с вами, в конце концов, не родные братья и уж точно не единомышленники. - В кои-то веки я с Вами полностью согласен, - отозвался Троцкий. – Все равно от Вас толку никакого. - Ах так?! А, впрочем, какая разница. Вас для меня больше нет. И тебя тоже, молчаливая свинья. С этими словами он пихнул локтем Григория, но тот опять не отозвался. Лев и Николай демонстративно разошлись в разные стороны и, скрестив руки на груди, начали осматриваться, стараясь не замечать настойчивого хихиканья заключенных-индийцев. В конце концов Бухарин не выдержал и обратился к ним по-английски: - Да, мы белые, но мы такие же, как вы! Все продолжали говорить о чем-то своем – английского никто не понимал. Но во время прогулки все заключенные тюрьмы вовсю таращились на «таких же, как они» с тем же сдержанным хихиканьем. Видимо, белых заключенных здесь не было вообще никогда, раз они вызывали такой ажиотаж. Революционеры все же старались не обращать внимания, а во время вечерней молитвы снисходительно фыркали, глядя на своих религиозных сокамерников. Исключением был Зиновьев: он по-прежнему будто ни на что не обращал внимания, уткнувшись в каменную стену. Впрочем, никого из соседей это не волновало.