Очередной день

      Глухой удар. Содрогание стен. Пронзительный женский крик.       Пожелтевший от времени и грязи потолок. Медленно ползущие трещинки. Отваливающаяся штукатурка мелко осыпается и крохотными песчинками опускается на лицо. Еще немного, и тот огромный кусок цемента все-таки вывалится и размозжит мне голову.       «Ну же! Давай!».       Снова удар — истошный визг. Очередная порция побелки летит на лицо, залетая в глаза.       Отвернув голову, кулаком тру недавно открывшиеся покрасневшие глаза. Я совсем не спал этой ночью. Резко поднимаюсь, скидывая серую простынь и запутавшуюся в ней подушку на пол.       «Снова он избивает девчонку. Совсем уже с головой перестал дружить! Такими темпами будем выносить ее ногами вперед. Хм…а весело выйдет!»       Но, как ни крути, ничего особенного нет. Все как всегда. Как писал Стивен Кинг: «ДДДТ — день другой, дерьмо все то же…». Ненавижу читать, но мужик писал зачетные книжки.       Каждый сучий день я просыпаюсь от истерических воплей блондинистой проститутки, которую систематически избивает ее бойфренд-сутенер. В холодной постели. Каждый гребанный день своего существования я пью черную жижу, что называют кофе, чтобы хоть немного взбодриться. И каждый чертов день я ничего не делаю, только и знаю, что жалеть себя и проклинать за содеянные в тот день ошибки и невразумительные действия-бездействия…только жалеть. Один. Уже седьмой год.       Седьмой год я живу один. В маленькой, но настолько пустой квартире, что она кажется мне необъемной, огромной. В квартире, которую снимаю на пару с другом, вернее, снимал. Но предатель меня кинул. Ради девчонки. Пфф. Мир любит пинать меня под зад, как погляжу.       Поворачиваю голову на стоящий рядом, в тумбочке, за стеклянной дверцей, будильник — половина пятого утра.       «Хм. А они сегодня рано. Что-то подозрительно рано.»       Спустя минут десять-двадцать «парочка» начнет мириться. И учитывая тот факт, что стены в этом доме словно из картона, их «примирение» будут слышать все. То есть, только я.       В доме, что находится на самой окраине города, жить никто не хочет, и только самые чокнутые или отчаянные персоны соглашались на место в «Мертвом Доме».       Почему «мертвом»? Да постоянно, повсеместно в закоулках здания или же в подвалах находят, находили, и, скорее всего, будут и дальше находить горы трупов, неизвестно откуда появившихся. И проститутки, и банкиры, бизнесмены — вся уличная шваль и шушора, бывало, находили даже политиков; обычные жители, женщины, старики, дети — да все. Конца им нет, и не могут найти «маньяка-потрошителя», который якобы промышляет тут. Но лишь немногие знают, ЧТО на самом деле тут происходит. Я один из этих немногих.       Странно, что здание до сих пор не снесли, хотя предлогов, на мой взгляд, было предостаточно. Если быть точнее, семьдесят восемь, с конца 80-х.       Как видно, за тридцать пять лет никто так и не решился. И, возможно, причина в нас троих. Семь лет живем в этом Богом забытом месте. Но ясное дело, что не бесплатно. Аренду платить нужно, благодаря чему есть и свет, и газ, и вода — даже еда время от времени появляется, но это не особо интересует. Кратко говоря — вполне прилично. Вот только плата довольно специфическая. Но не особо заботит.       «Что же, сегодня я точно не усну. Почему не заняться чем-нибудь? Вот только чем? Не знаю чем заняться — что-то тут не так.»       Устало потираю лицо ладонью. Спустив босые ноги на ковер, медленно ковыляю через коридор на кухню. За окном еще темень — зима ведь.       Свет не решаюсь включать — не хочу. Ночник в комнате и открытая дверь — все видно. Никогда не любил яркий свет, всегда глазам больно.       Успеваю поставить чайник на плиту — раздается громкий стук в дверь. Не удивляться, не пугаться — все и так ясно. Прожив в этом Доме достаточно времени, уже нет сомнений о том, кто это может быть: копы, Люси или же… Грей. Отрываю свою задницу от столешницы и бреду к входной двери.       Пальцы ложатся на дверную ручку.       «Не смей ее открывать. Не смей» — сиплый глуховатый голос звучит тихо, но твердит одно и то же, поэтому мне начинает становиться жутко. Голос не унимается до тех пор, пока я остервенело не бьюсь головой о дверь, в надежде прогнать его. Не выходит, но становится значительно тише. Еще один стук — сильнее, чем предыдущие.       Щелкаю замком и дверь, с противным скрипом, отворяется, являя на пороге двадцатипятилетнего высокого парня — лучший друг, Грей. Потрясенно присвистываю: выглядит он однозначно намного хуже, чем я; всеми цветами «радуги» переливается. Темные волосы парня лоснились, обрамляя серо-бледное лицо с покрасневшими глазами, под которыми виднелись черные круги, а пальцы, державшиеся за дверной косяк, пожелтели.       «Что-то идет не так, обычно все наоборот!».       Мой внешний вид окидывают недовольным взглядом, и ладонь, с изгрызенными ногтями на пальцах, резко опускается на грудь, вталкивая меня вглубь квартиры. Дверь громко захлопывается. — Прости, чувак. — парень скидывает куртку, оставаясь в майке, и, окинув беглым взором квартиру, направляется в кухню.       Ничего не поделать. Этот засранец прекрасно знает, что он и его подружка меня разбудили, и уж теперь мне не отвертеться. Снова с ним пить. Сегодня я вряд ли смогу. Его ядреное пойло разве что только дыры в стенах не проедает, хотя, не уверен. Очередная попойка всегда выходит боком и мне, и ему, потому что в итоге, начистив друг другу рожи, снова по-тихому расходимся по углам. До сих пор не могу включиться, как Грей остается «живым» после всего этого?       Проплываю приведением вслед за другом, присаживаясь за стол, и прячу лицо в ладонях, устало потирая его. Что-то я совсем раскис с утра. Словно катком прошлись.       Грей, как и всегда, чувствует себя хозяином, шаря в шкафах в поисках своего пойла. — Что-то, сегодня, рано ты, — тихо бормочу — все равно же услышит. — Да? — высунув из-за дверцы голову, удивленно приподнимает брови. — Да как обычно же?       Несогласно мотаю головой — нет, далеко не как обычно. Пришел на ЧАС раньше заведенного порядка. — Куда ты дел бутылку? — недовольно рычит друг. — Я же помню, что она была здесь, в этом треклятом шкафу. — Вылил все в раковину. — цежу сквозь зубы, опуская голову на стол, — эта дрянь разит на всю квартиру. — Ты чего сделал?! — вытаращив глаза, Грей начал яро жестикулировать, явно пытаясь держать себя в руках. — Да эта чертова «дрянь» спасает меня от каждодневных истерик этой шлюхи…       Я прикрыл глаза. Это не продлится долго, ведь совсем скоро: три, два, один. — Твою ж, сука, мать!       Ну вот, ничего особенного, все как, впрочем, и всегда. Из-за того, что этот придурь практически никогда не смотрит, или не желает по сторонам, и происходит подобное: разбитая чашка, наезд на пешехода, избитые до полусмерти люди, воткнутая железная труба, или же опрокинутый чайник с кипятком.       Поднимаю голову и, испустив ехидный смешок, «мило» улыбаюсь.       «Поделом тебе, отморозок!» — Чего скалишься, скотина, давно по роже не получал? — отряхивая одежду от воды, гневно проговаривает Грей. — Какого лешего ты приперся сюда? — мой голос звучит тихо, но холодно.       В ответ получаю удивленную физиономию и последующий дикий хохот сутенера: — Разве мне к другу на чай забежать нельзя? — Не в 5 утра, и явно не ко мне, — поднимаюсь из-за стола, прихватив на ходу кухонное полотенце со спинки стула, и кидаю его уже на порядком остывшую воду.       Недовольно хмурюсь: «Неужели тут настолько холодно?! Никогда прежде не замечал. Интересно, чувствуют ли тот же холод Грей или Люси?». — Дело у меня к тебе, как обычно, — парень слегка прокашливается, привлекая к себе внимание. — Во сколько сегодня к тебе Люси пускать?       Растерянно замираю с мокрым полотенцем в руках. Он ведь никогда не спрашивал. Этот вопрос был всегда решен негласно. В одно и то же время, одна и та же цена. Ничего лишнего. Непонятное беспокойство, что началось еще с самого момента пробуждения, стало расти с удвоенной силой.       «Что же изменилось?». — Эй, Нацу, ты меня слышишь? — перед глазами щелкают пальцы Грея. — Ты какой-то потерянный, друг, все хорошо? — Все…в порядке? — голос начинает дрожать, резко понизившись, из-за чего утверждение звучит как вопрос. — Давай, как и раньше, в семь.       «А все ли со мной хорошо?» — Лады, — сутенер, немного помявшись на одном месте, переступает через еще не высохшую лужу, направляясь в гостиную. — Кстати, о птичках. — Ковыляю за ним. — Ты же ее так и убить можешь. Не легче ли приуменьшить количество наказаний, хотя бы до трех раз в неделю?       Сосед лишь презрительно фыркнул: — Моя потаскуха. Что хочу, то и вытворяю с ней. Захочу продавать другим — стану, захочу — бить и дальше буду, а захочу… — Убьешь? — насмешливо приподнимаю бровь. — А хотя бы. — Грей скрещивает руки на груди, демонстрируя внушительные мышцы. — Мне уже ничего не будет.       Запугивает. Показушник херов. Только и может, что угрожать, унижать, бить или…убивать. А самое забавное в этом то, что надрать ему задницу не составит и труда.       «Жаль только поздно до меня это дошло! Когда было время и необходимость действовать быстро, я этого не понимал. Даже смешно становится, каким же тугодумом я был тогда! Жалкий недомерок!». — Как знаешь. — Апатично пожимаю плечами. Пусть лучше думает, что мне все равно. — Деньги я ей отдам. Проваливай!       Грей молча проходит в коридор, накидывая куртку. Дверь со скрипом открывается, но Фуллбастер не спешит уходить. Остановившись всего на мгновение, он задает единственный вопрос: — Как нога? — никаких эмоций. Ни сожаления, ни отвращения. Как же! Дождись от этого мудака сожалений или, тем более, извинений — никогда! Он никогда не признает своей вины, хоть тычь его харей — без толку.       Облокачиваюсь на дверной косяк: — Как писал Кинг — ДДДТ. — Помню-помню, — друг прикрывает на секунду глаза, — день другой дерьмо все то же.       Молча киваю. — Бывай. — дверь за Греем закрывается, и я сползаю на пол, откидывая голову назад. Закрываю глаза.       «Я устал. Очень устал!». *** — Эй, чувак, что это с тобой сегодня? Сам не свой. — Темноволосый парень, присаживаясь рядом, резко хлопает ладонью по спине друга, заставляя того вздрогнуть. — С чего взял? — Нацу приподнимает голову, открыв один глаз. — Все в полном…порядке.       Грей недоверчиво приподнимает бровь, а после откидывается на спинку скамьи, мерзко улыбаясь: — Ну-ну. Кажется, я догадываюсь, что… — Заткнись, отмороженный! — розоволосый парень, скинув руку друга, резко поднимается с места, а после, помедлив, со стоном опускается обратно на скамейку. Роняет голову на раскрытые ладони и уже тише добавляет. — С Люси расстались. — С этой куклой что ли? — Отмороженный насмешливо хмыкнул. — Подумаешь, велика потеря. — Фуллбастер, — Убийца Драконов медленно поворачивает голову, смотря на друга в упор, — не нарывайся.       Темноволосый поднимает руки в примирительном жесте мол, кто я такой, чтобы вмешиваться в чужие дела. — Все-таки бросила. — Ехидно улыбаясь, тихо шепчет Фуллбастер. — Ничего, Люси, скоро увидимся. Очень скоро. ***       Ладони судорожно сжимаются в кулаки. Ногти болезненно впиваются в кожу, оставляя кровавые борозды. Отклоняю голову и бьюсь затылком о косяк. Еще удар. И еще.       Это не поможет — не избавит от ноющей боли в ноге, не исправит то, что произошло, не убьет тех, кого нужно было. Только физическая боль. И теперь из-за бестолкового и бесполезного «занятия» голова стала болеть вдвое сильней.       «Тот день никогда не исчезнет из моей памяти и будет тяжелым напоминанием моей великой глупости и наивности грызть, словно крыса, отрывая «куски» моего самообладания и терпения. Однажды я свихнусь. И это «однажды» уже не за горами. Нужно всего лишь потерпеть. Хах — парадокс выходит…».       Раздается тихий стук. Вздрагиваю — мурашки неприятной волной проходят по телу, подбираясь к затылку. Снова стук. Испугано перевожу затуманенный взгляд то на дверь, то на настенные часы — без пятнадцати семь! Я уснул! — Кто там? — хрипло кричу. — Люси, это ты?       Никто не отвечает. Тишина. Глубоко вздохнув, заваливаюсь на бок и начинаю ползти на четвереньках к двери, шипя от боли.       «Почему сейчас?! Какого черта ты начала болеть именно сейчас?!»       Кое-как доползаю и, хватаясь за стены, поднимаюсь на здоровую ногу, согнув больную в колене. Ладонь нерешительно замирает перед дверным замком. Это не может быть Люси. Она всегда, сколько себя помню в этом месте, приходит ровно в семь часов — ни минутой позже, ни раньше! Она чересчур идеально себя ведет (не считая должности личной проститутки Грея и моей), чтобы опаздывать или приходить раньше.       Сделав глубокий вдох, щелкаю замком, и дверь, неприятно скрипя, медленно открывается, предоставляя на показ пустой коридор. Никого, абсолютно никого нет.       «Что за чертовщина?!».       С опаской высовываю голову из-за дверного проема, в надежде увидеть «непрошенных» гостей в виде детишек-бунтарей, что повсеместно шляются по этому дому, заставляя своих родителей нервно ходить из угла в угол и названивать полиции. Нет. Тут никого нет! Суетливо поворачиваю голову из стороны в сторону пытаясь всмотреться в темные закоулки коридора — ничего не видно, темнота, никого.       Волна неприятных мурашек проходится вновь, концентрируясь в позвоночнике. Страх когтистыми лапами неприятно режет, оставляет глубокие «дыры», заставляя старые раны ныть все сильней. Пальцы, что с силой схватились за край двери, теперь нервно постукивали по древесине. Звук проходил вглубь коридоров, расползаясь эхом по Дому. Я снова вздрагиваю — никогда прежде меня не посещало настолько сильное беспокойство. Складывается впечатление, что что-то сломалось, что-то маленькое, но важное, как в механизме — слетела одна мелкая шестеренка, и все полетело к чертям собачьим.       Непроглядная темень и тишина начинают давить; в висках пульсирует кровь, многократно усиливая боль. Делаю очередной вздох, но, не успев выдохнуть, ощущаю резкий удар в грудь, что заставляет выпустить весь воздух и хрипло прокашляться. Делаю шаг назад и, ступив больной ногой, валюсь на пол. — Сука! — хватаюсь за ногу, скуля от просто адской боли. Семь лет ведь прошло. Что же она не унимается никак?! Жгучая, резкая, сильная. Кости, будто попав в пламя, трещат. Мне никогда не избавиться от этой муки.       Это последнее, что я успел сказать, прежде чем в беспамятстве отключиться. ***       В темноте коридора слышатся тихие торопливые шаги двух людей. — Грей, — Нацу уверенно переступает небольшую горку крысиных трупов, — какого лешего мы тут делаем? — Узнаешь. — Ехидно скалясь, тихо проговаривает Отморженный. — Скоро все узнаешь, дорогой друг.       Нацу недоуменно приподнимает бровь. Странно ведь. Грей прежде никогда себя так не вел. Не секретничал и ничего не скрывал. А тут привел к заброшенному дому, ночью, да еще и одного…хотя нет, Грей сказал что…. — Ты сказал, что тут будет Люси. — Розоволосый остановился, скрещивая руки на груди. — Отмороженный, объясни, что тут происходит? — Ну да. — Грей непринужденно кивает, не останавливаясь. — Это еще не все. Пойдем!       Проходя множество коридоров-лабиринтов, у парня складывалось впечатление, что друг хочет нарочно его запутать, водя по этому пустынному, полному трупов всякого зверья, месту. Да еще и место выбрал самое мрачное. Имеющее гадостную репутацию «проклятого» дома. Не раз находили тут трупы молодых людей. Поговаривали, что маньяк орудует.       Но это был далеко не маньяк. Никогда тут не было и не будет кого-то подобного. Во всех бедах виноват этот дом и его первый владелец. И Нацу, и Грей прекрасно были осведомлены в этом. И Убийца Драконов отлично знал темное влияние этого места на живых и уж тем более на мертвых. Не раз гильдия пыталась уничтожить это место. И не одни они пытались это сделать. Без толку.       «Мертвый Дом» никогда не подпустит к себе того, кто намеревается учинить ему зло, но он может пустить только того, кто хочет учинить злодеяние…другу, любимому, знакомому. На то этот дом и является проклятым, что «собирает» невинные души людей, животных и магов. И опасно влияет это место на сомневающихся, злых, неприкаянных. И опутывает это место души паучьими путами. Больше не вырваться из них никому. Будет душа жалеть и «плакать» до тех пор, пока не исполнить мечту «Мертвого Дома» и не погубит несчастных невинных детей!» — так гласили слова Макарова, который всячески пытался уберечь и оградить своих детей от пагубного воздействия проклятого места. Жаль, что поздно было. — Пришли! — голос друга заставил Нацу резко вздрогнуть, потеряв нить мыслей.       Теперь он знал, что происходило с Греем! — Грей, слушай, — лицо Убийцы Драконов вдруг приняло веселое беззаботное выражение, — а на хрен этот дом. Пойдем лучше в гильдию, возьмем задание на четверых или махач устроим? — Только после того, как ты кое с кем встретишься. — Тихий шепот затихает, и фигура Грея растворяется во мраке комнаты. — Проходи.       Розоволосый делает глубокий вдох и неуверенно переступает порог комнаты. Дрожь по всему телу, руки не слушаются, и шестое чувство бьет в набат. Он не должен быть здесь. Они не должны тут находиться.       Переступив порог комнаты, парень неосознанно втягивает воздух — спертый и затхлый запах сырости неприятно жжет легкие. Лицо Нацу искривляется в брезгливой гримасе. Но вместе со смрадом здания он едва ли ощущает сладковатый приятный запах. Знакомый и притягательный. Родной запах — Люси. И его глаза улавливают знакомый темный силуэт, что стоит к нему спиной. Звериное зрение позволяет увидеть мельчайшие телодвижения. Пальцы девушки судорожно, со всей силы, сдавливают подоконник. Девушка чем-то взволнована и ужасно нервничает. Ее тело подрагивает, словно она плачет. — Люси, — тихо шепчет Нацу, — что ты тут делаешь?       Плечи девушки вздрагивают. Она медленно поворачивается; в ее глазах сверкнули слезы, и их она не может сдержать. Нацу видит это, и, видимо, замечает только он.       Грей недовольно цокает языком и делает шаг к девушке. А та, в свою очередь, нервно складывает ладони в замок и отступает в сторону. — Саламандер, наша любимая и дорогая сердцу Люси хочет сказать тебе очень важную вещь. Так ведь, красота моя? -Д-да. — Первые слова, сказанные Люси, выходят с надрывом, будто Заклинательница долгое время не могла говорить. — Н-нацу, я хотела с-сказать… — Что происходит, Люси? — Нацу срывается с места, намереваясь утешить девушку, но его останавливает звук хлесткой пощечины. — ГОВОРИ, ДРЯНЬ! ПРИЗНАЙСЯ ЖЕ ТЫ ЭТОМУ УШЛЕПКУ НАКОНЕЦ! — Грей, повернувшись к девушке, схватил ее за волосы, и, дернув вперед, заставил Люси упасть на колени. — ОН ДОЛЖЕН ЗНАТЬ ВСЕ! РАССКАЖИ ЕМУ ТО, ЧТО СКАЗАЛА МНЕ!       Нацу в ступоре. И теперь он не знает, что делать. Он не может ничего сделать. Ни руки, ни ноги больше не слушаются приказов мозга, инстинкты притупились. Тело онемело, и не может сдвинуться с места. Теперь Нацу только и может, что стоять и смотреть, как его любимую, пусть и бывшую, девушку избивает лучший, но уже бывший друг. А вещь, которую хотела сказать Заклинательница, он не узнает, так как Дом лишит его слуха, а глаза будут заволочены белой пеленой. В тот момент он перестанет помнить себя и осознавать свои действия. «Мертвый Дом» опутает его. Завладеет телом и разумом, как сделал это с Греем. *** — Нацу!       «Люси…моя милая, любимая Люси! Она со мной. Снова. Никуда не уходила!» — Нацу, очнись, пожалуйста, — неприятная боль в щеках заставляет тихо простонать и открыть глаза. — О, хвала небесам, с тобой все хорошо! — девушка облегченно вздыхает и одобрительно улыбается. — Как посмотреть. — Приподнимаюсь на локтях, прищурено смотрю на девушку.       Люси слегка замялась, лицо покрылось румянцем, голос стал тише. — Я пришла, а ты тут лежишь, схватившись за ногу. Я подумала, что ты получил болевой шок. — Она берет его за руку, и помогает принять сидячее положение.       В одно мгновение лицо девушки не кажется ему милым и привлекательным, а голос ее вдруг становится писклявым, режущим слух. Он помнит, что сделала она, что сотворил Грей, что натворил он сам — Нацу. Осадок еще остался и останется на всю жизнь — вечность. — Все в порядке. — Резко одергиваю руку и, держась за стену, поднимаюсь, хромая в сторону гостиной. — Проходи.       Люси вздрагивает. Мне даже не нужно смотреть на нее — и так все понятно: она всегда дрожит. Всегда чем-то или кем-то напугана. Девушка поднимается с пола и прикрывает входную дверь. Следует за мной. Пройдя в глубь комнаты останавливается напротив телевизора и замирает, задумываясь. Снова. Она всегда пытается вспомнить когда-то важные для нее вещи, но тщетно. Ей не удастся, как и мне, как и Грею. Хотя на его счет я начинаю сомневаться. С самого утра все идет не так, как обычно.       Моя ладонь, опустившаяся на ее плечо заставляет девушку «отпустить» воспоминания и обратить внимание на меня. Ее карие глаза. Родные и такие ненавистные. Глаза, заставляющие вспомнить только одно: эти глаза, эта рука, эти мысли, это тело — все они заперты в этой комнате, на этом этаже, в этом чертовом доме. — Грей сказал, что сегодня будет двойная оплата. — Шепотом говорит Люси, все еще смотря мне прямо в глаза.       «Вот же…тварь дрожащая! Лично сказать он не может и, сученок, Люси постоянно подговаривает на двойную цену. Ай, плевать. Плачу же я ей не за отсос моих гениталий».       Слегка киваю. Прикрываю глаза и бреду к дивану. — Я готов заплатить втрое больше, но сегодня ты просто посидишь со мной и посмотришь телевизор. — Резко плюхаюсь на диванные подушки. — Тебе отдохнуть нужно, я слышал утренние разборки. За что на этот раз получила?       Девушка пристыженно опускает голову и, пройдя, тихо опускается на подушки рядом, чуть поодаль. — А разве ему нужны причины, чтобы в очередной раз стукнуть меня головой о шкаф? — слова пропитаны обидой и ненавистью. Только в моем присутствии Люси может осмелеть и говорить о своем сутенере все, что думает. Она знает, что я не выдам ее. Да и нет мне смысла болтать лишнего. Я всего лишь посторонний наблюдатель, дело — не мое. Но я, так же, как и девушка, ненавижу Грея.       Мы молчим. Долго. Довольно долго, чтобы мне это порядком поднадоело. Я и прежде не любил тишину, но мой пыл поостыл спустя семь лет. Не для кого строить из себя героя, черт возьми. И молчание нарушено моими проклятиями, сыплющимися в сторону разболевшейся так некстати ноге. — Тебе нужно болеутоляющее! — вдруг воскликнула Люси. — У меня есть, погоди, я сейчас…       «Прошу, просто помолчи. Выключи голос!».       Резко хватаю девушку за запястье, отчего баночка с пилюлями вываливается и летит на пол, оставляя след сотни крохотных белых кружочков. Притягиваю к себе, усаживая рядом, и приклоняю ее голову к своему плечу. — Прошу, помолчи Люси. — Проговариваю мысленную просьбу. — Успокой свои руки, расслабься и просто посмотри со мной телевизор. Я не Грей.       Девушка заметно вздрагивает — даже одного имени бывшего друга хватает, чтобы заставить Люси испытать приступ паники. Недовольно вздыхаю и покрепче прижимаю дрожащее тело к себе.       «Что же мы натворили? Виноваты все трое, и расплачиваться будут те же!».       Провожу ладонью по девичьему плечу. Только в такие моменты мою голову посещают мысли отнюдь не радужного характера. Как-никак застряли мы тут надолго.       «Скучаю по прошлой жизни как никогда! Не вернуть больше тех светлых и теплых дней жизни в гильдии, веселых потасовок с Греем, милых бесед с друзьями…волнующих моментов с Люси… Люси. Сейчас она всего навсего лишь дешевая потаскуха, продающая себя каждому, кто попросит Грея. А если быть действительно откровенным с собой…скучать по ней, как и по прошлой жизни я не имею права. Не имею права проявлять эмоции. Никто тут подобной привилегии не носит. И не будет носить — Дом не позволит…» ***       Резкая боль в ноге, «одеревеневшее» тело с глухим стуком валится на пол. Мужской, полный отчаяния и боли, крик. Металлический скрежет. Сыплющиеся проклятия и обещания «найти и убить».       Женские сиплые стоны, натужно срывающиеся с губ при очередном ударе. Девушка больше не чувствует своего тела, не слышит собственного голоса, не видит перед собой лица, перекошенного в гримасе отвращения и страха. Ничего. Ее пустота наступила раньше, чем она смогла это осознать. — Прости меня, Нацу…       Розовые волосы юноши перепачканы грязью и пылью; руки, обретя свободу, изо всех сил цепляются за доски, которые оставляют кровавые борозды. Ему больше некуда бежать. Он пытается ползти, что есть силы цепляясь за остатки сознания…остатки жизни. Кровь, вязкая, багровая, липкая, тянется за ним, смешиваясь с плесенью. Открытая рана жжет, будто раскаленное железо воткнули. Ему нужна помощь. И ее он не получит. — Уже уходишь, дружище? — тон голоса парня, стоящего напротив, пропитан приторным дружелюбием. — Мы ведь еще не закончили. Теперь мой черед говорить.       И на голову Нацу обрушивается тяжелый ботинок Грея. Снова неясное бормотание и жалобное скуление. И Драгнил не понимает, что эти звуки исходят от него самого. Единственная мысль: «Спасти Люси и уйти самому». Впервые Драгнил понимает, что в этой схватке ему не выиграть. Только проиграть. Но он проиграл еще тогда, когда нога его переступила порог злосчастного дома. — Г-грей…       В глазах заплясали белые точки. Воздух резко перестает поступать в легкие, а из глотки наружу рвется вопль. Жуткий, пронизывающий до костей. Нацу кричит, извиваясь на полу, словно червь. Весь в пыли, грязи и крови. И сдвинуться с места он не может: нога пригвождена стальной трубой к деревянному полу. Он больше не видит, не слышит, а лишь только ощущает нестерпимую жгучую боль в ноге и звенящую пульсацию вен — в голове. Ладони скользят по доскам, и Нацу падает лицом во что-то горячее, липкое, с запахом металла — кровь. Это его кровь.       Желание не сдаваться и выжить любой ценой заставляют с силой открыть глаза. Всего на долю секунды зрение к нему возвращается, и обезумевший взгляд «захватывает» стоящего напротив Грея, шепчущего что-то неразборчивое. В руках у друга массивный осколок стекла. Надежды нет — дальше небытие.       И теперь ни Нацу, ни Люси не услышат того, что хотел сказать Грей. Не узнают, что после произошедшего его рассудок, вернувшийся так внезапно и, к сожалению, так не вовремя, даст сбой. Не услышат того душераздирающего крика беспомощности и отчаяния, повалившегося на колени волшебника. Не увидят, как, в наказание за содеянное, Фуллбастер учинит над собой самосуд, присоединяясь к своим согильдийцам, друзьям, семье.       Ведь Грей знал, что с ним будет, знал, что наказания Совета он не выдержит. Гильдия ему не простит, он сам себя никогда не простит. Будет всю жизнь ходить заклейменный. Он никогда не заслужит прощения. И поэтому решение было принято. За доли секунд. В руках осколок стекла. Для него конец настал еще тогда, когда нога впервые переступила порог злосчастного домишки. *** — Как думаешь, — шепот девушки нарушает тишину полутемной комнаты, освещаемой только экраном телевизора, — надолго мы тут застряли?       Пожимаю плечами: — Смотря когда тела найдут.       Тупо пялюсь в телек — новости. Они крутят этот чертов репортаж уже седьмой год подряд. Седьмой год ярко накрашенная брюнетка с огромными сиськами вещает об «ужасающем, бесчеловечном и леденящем кровь происшествии». Словно специально напоминают о тех событиях. Как лицом в дерьмо тыкают, честное слово. Аж блевать тянет от подобной ахинеи. — По новостям говорят, что их нашли давным-давно. — Люси, немного поерзав, устраивается еще ниже, сползая головой на мои колени. — Думай логически. — Пальцы невольно перебирают пряди девичьих волос. — Если бы нас нашли, мы тут бы не сидели и не ныли о прошлой жизни. Ведь тут застряли не только мы трое. — Но…– моя ладонь непроизвольно сжимается, и девушка охает от боли. — Прости, — поспешно убираю руки. — Вся эта канитель с найденными телами — бред сивой кобылы. Полиции не нужны «висяки». Они ни за что не зайдут в этот Дом, да и не выйти им отсюда. Как и нам. Нет тела — нет дела. Засыпай.       Люси презрительно хмыкает: — Ты прав. Но можно было хотя бы правильно описать произошедшее, а не строить умалишенные догадки. Бред. — Ты прекрасно понимаешь, что никто из них не знает, что с нами тут произошло, да и мы тоже не особо в курсе дела. — Нацу, — девушка закрывает глаза. — Я…помню, что случилось. Это все Грей, это он был виноват в произошедшем.       «Значит, вспомнила! Неужели она тоже замечала все эти изменения за сегодняшний день? Я ведь точно был уверен, что что-то сегодня идет не так. Необдуманные действия, лишние слова и мысли, другое время. Все эти не состыковки. Все идет вразрез заведенным семилетним действиям. Будто бы Дом дает возможность что-то исправить, понять или…вспомнить?! Тогда, если сегодня день перемен, возможно ли…».       Перевожу взгляд на экран телевизора. Стоит все та же репортерша с сиськами и в своем неизменном голубом пиджаке. Ее губы шевелятся, но голоса не слышно. Резко мотнув головой, отгоняю лишние мысли, концентрируюсь на звуке.

«…а мы напоминаем, что завтра, седьмого июля, в девятнадцать часов по местному времени, состоится демонтаж сооружения, что в народе прозывали «Дом Мертвых». Как вы можете увидеть за моей спиной подготовительные работы начались уже сегодня и будут продолжаться вплоть до завтрашнего вечера. Как сообщил глава бригады и начальник полиции, предварительные проверочные работы окончены и показали, что здание абсолютно чисто. И все тела жертв, некогда погибших в этом доме, перевезены в морг. Большинство из них были опознаны родственниками. Предполагается, что подобная нервозность со стороны правительства связана с давнишними сериями убийств, что начались еще десять лет назад, и прекратились только три года спустя. Именно тогда, семь лет назад, в этом доме были обнаружены изуродованные тела трех молодых людей: двух парней и одной девушки. Правоохранительные органы выдвинули предположение, что за серией загадочных убийств стоял один из погибших — Грей Фуллбастер. Предварительное расследование показало, что все трое погибли от многочисленных ушибов, ранений и большой кровопотери, а именно: Люси Хартфилия была задушена, предварительно избита до полусмерти, смерть Нацу Драгнила наступила от обильной кровопотери и болевого шока впоследствии пробитой насквозь ноги металлической трубой. Сам же убийца — Грей Фуллбастер, вероятно осознав произошедшее, изрезал себя огромным куском разбитого стекла, в последствии чего умер от кровопотери. Анализ крови показал — все трое находились под воздействием наркотических веществ. На сегодняшний день следствие указывает на то, что компания была в сговоре, и, возможно, преступления совершали так же вместе…».

— Так вот оно что. — Тихо шепчу, печально улыбаясь, и сжимаю плечо блондинки. — Сносить тебя собираются, вот и теряешь контроль.       Вибрация проходится по стенам, дребезжат стекла оконных рам, штукатурка осыпается, превращаясь в белую пыль.       «Скоро! Скоро все закончится! Осталось совсем чуть-чуть. Дом ведь не может контролировать людей вне себя. Дому пришел конец». — Жаль, что тел наших так и не нашли и не захоронили как следует. — Смотрю на спящую на моих коленях девушку. — Но я знаю, что ты хотела тогда сказать мне.       «Он проклят, Нацу! Грей проклят этим Домом!»       И, как на зло, Грей смог это прознать. Поэтому и устроил эту встречу, поэтому и устроил весь этот цирк. Именно поэтому мы мертвы!       Мне жаль Люси, мне жаль Грея, мне жаль себя. Грей не виноват, что попал под воздействие адского дома, а мы с Люси оказались не в то время не в том месте. И теперь ничего не исправить. Я потерял надежду в этом доме, как и в своей жизни лишь дважды. Семь лет назад, когда умирал на полу, задыхаясь от боли, и сейчас, будучи бесплотным существом — духом, неприкаянной душой, которой больше не найти покоя. Дом снесут, а вместе с ним снесут и наши тела. По сути, репортерша сказала всю правду, кроме наркотиков, да и не упомянула про проклятие Дома. И не должна была упоминать. Проклятие «Дома Мертвых» — всего лишь местная страшилка, которая, к сожалению, оказалась былью.       Через пару часов заглянет Грей, намереваясь забрать Люси…но я подозреваю, что он больше тут не появится. Фуллбастер тоже что-то почувствовал. Смотрю на девушку и надеюсь, что она будет спать, когда весь ужас разбушевавшегося Дома начнет обрушиваться на наши головы.       Этот Дом — наше проклятие на троих.       Как писал Стивен Кинг: «ДДДТ — день другой, дерьмо все то же…».       И скоро станет только хуже.