Микаэль

Миколка был вторым ребенком в большой крестьянской семье. Жили они не худо, но и не богато. Коровенка была, курей несколько десятков, старая лошадь, все хотели завести свиней, да с кормом для них было туго. В тот год весна была долгая, начиналась поздно и тянулась до самого июня, пугая заморозками и снегопадами. Лето тоже было не ахти какое. А осенью их смирная речушка Синявка вдруг разлилась, подтопила уже полные запасов погреба и посмывала стога сена с полей. Дома почти не пострадали, протопили да просушили их. Мужики снова нарубили дров на зиму. Кто набил сеновалы сеном под крышу, были в выигрыше: корм для коров и лошадей все же остался. У кого-то и зерно хранилось в высоких закромах. А в Миколкиной семье мать ходила с опухшим от слез лицом. Что-то из овощей да солений, конечно, спасли, но зима обещала быть голодная. А у них восемь деток. Вот и решили хоть как-то спасти положение и Миколку послать к материному двоюродному брату. Прокоп держал трактир в большом селе, до которого было два дня езды на телеге. И следующую за Миколкой Маришку тоже собирали, но уже в город. К дальним родственникам, державшим лавку. Будет Маришка там помощницей. Сначала где подмести-помыть-подать, а потом, глядишь, швейному делу обучится, да пристроится в жизни. Прокоп помощнику обрадовался. Ему Бог послал три дочки. Одна, старшая, слывшая уже знатной поварихой, помогала матери кухарить, а две сновали в зале, прибирались в гостевых комнатах, да гремели посудой на кухне. А сам Прокоп разрывался между стойкой в трактире, конюшней и хозяйством, которое тоже держал для прокорму. Крепкий подросток, привыкший к уходу за скотиной и тяжелой работе – был позарез как необходим в хозяйстве трактирщика. Миколка хоть и был робок и молчалив первое время, все же быстро освоился в трактире. Разницы с домом и родной деревней ведь и было-то: село побольше, храм там имелся, да гости в трактире каждый день новые. Все остальное: лошади, коровы, куры, и прочая живность и много тяжелой работы – было то же самое. И кормил Прокоп его отменно. В середине зимы с обозом приехал брат Миколки – Евсейка. Он был еще мал для работы, но куда было деваться… Мать их сильно болела, а самый маленький братик не дожил до Новогодья: умер от лихорадки и скудной пищи. Прокоп повздыхал новостям, да пристроил Евсейку мыть посуду да помогать девчонкам в комнатах. Пацан вскоре прозван был «лиходеем» и «бестолочью», поскольку часто бил посуду, роняя все подряд, а потом громко ревя. Пришла весна. Вот уж хорошая была весна: ранняя, дружная, с грозами, но теплая и большей частью солнечная. А потом наступило и лето. Миколка вытянулся за зиму и весну. Отросшие волосы связывал в хвост: стрижка по местной моде «горшком» ему не нравилась, короче стричь тоже не хотел, а так и удобней даже было: не мешались патлы, да в лицо не лезли, когда он работал. Прокоповы дочки стали его звать «братцем-красавцем» и все хихикали да шептались по углам, а сам Миколка недоумевал: чего в нем красивого, парень как парень, ничего особенного. День тот, злополучный, выдался жаркий. Миколка переделал все дела по хозяйству, да еще и на пруд сбегал, искупался да наплавался всласть. К обеду на краю села появилась большая группа всадников. Придержав лошадей, они чинно проехали по главной дороге и завернули в трактир. Вот тут Миколка и увидел в первый раз эльфов. У них в трактире, конечно, много кто бывал. Хотя, нелюди – большая редкость была в их краях. Но все же он видал гномов и оборотней, а вот эльфов – впервые. Эти, видно, еще и из знатных да важных были: в шелках, украшениях, сбруя с серебряными бляхами на лошадях. Много воинов и с мечами и с луками. Смотрят свысока, да и то, рост-то под два метра, ходят плавно так, волосы у всех длинные, но в косы убраны. Воины сами стали лошадей обтирать, а три хлыща, что побогаче, велели Миколке их коней обтереть, а как поостынут, напоить, но не слишком много. Парень обтер лошадок. Сказочные это были кони, таких он и не видел никогда. И погладил их, и нацеловал в бархатные морды и всех общупал. Чудо-кони эти тихо слушали Миколкины восторги в свой адрес и смотрели на него умными глазами. А потом он решил пойти посмотреть на этих эльфов в трактир. Из-за стойки, с Прокопом. Одному-то боязно было. Вона как зыркают, особенно тот, в лиловом кафтане, вроде главный у них, раз ему кланяются ему и господином величают. Все же балакали они на своем языке: ничего непонятно было, только журчит как будто ручеек, или как песня какая поется. Наелись-напились эльфы, стали собираться. С Прокопом расплатились золотом. Трактирщик уж кланялся им, кланялся, благодарил да снова в гости приглашал. А Миколка побежал господам лошадей придержать, пока на них взбираться будут. Да они же не люди, не купцы толстопузые, взлетели на своих скакунов, как птички на ветку вспорхнули. И вдруг главный ихний говорит Миколке: -Понравились кони? Оробел Миколка, но промолвил: -Очень, господин. Красивые у вас кони. -Хочешь у меня служить? Каждый день таких коней видеть? Совсем растерялся Миколка, но страшно, как это отказать такому важному эльфу? И согласиться нельзя: или посмеются над ним, или обругают дурака, где это видано, чтоб его, сиволапого, на службу к эльфам звали? -Не знаю, господин, - опустив глаза, сказал Миколка. Тут этот главный что-то на своем певучем языке сказал и Миколку, как кутенка, за шиворот и в седло поднял один из воинов. Как уж так смог, Миколка не мог понять, ведь весу в нем уже прилично было. Знать эти эльфы сильнее людей были. Во двор выскочил Прокоп, запричитал, мол, что господину угодно от его племянника. Эльф выгнул бровь дугой и кивнул своему спутнику по правую руку. Тот бросил Прокопу несколько золотых и сказал: -Мальчишка теперь служит моему господину. Это компенсация за неудобства, человек. И кони понесли их прочь из села. *** На первом же привале звереныш попытался бежать. Варно зорко следил за этим человечком и его воины тотчас же поймали паршивца и приволокли к стоянке. Аркуэнон уже начинал сожалеть о своем необдуманном поступке, и подошел к мальчишке. -Как тебя зовут, человек? Тот поднял на него свои глазищи. Этот цвет… лиловый, лишь чуть бледнее его дорожного костюма и темная кайма по краю. Пухлые губы чуть приоткрылись и парень тихо сказал: - Миколой кличут, господин. Аркуэнон поморщился. Что за диссонанс! Такая внешность, да если его еще и отмыть, и это рустикальное «Микола». -Будешь Микаэль, человек. Меня же следует называть Владыка, если мы на людях. Остальное – потом. Мальчишка притих и больше бежать не пытался. Он разглядывал пейзажи и села, мимо которых они проносились, а в первом эльфийском городе так и вовсе, открыв рот, вертел головой по сторонам. «Дикарь!» - думал Аркуэнон, «что же в тебе такое, чем ты меня зацепил? Всего лишь человек, мотылек. Пара десятков лет и он начнет увядать, мне станет его жаль… Может вернуть?» Но в душе вдруг поднялась такая волна возмущения и протеста, что эльф сам себе удивился. «Нет, я должен им насладиться, наиграться, пресытиться. Вот когда надоест, то тогда дам ему золота – люди ведь так на него падки – и отпущу!» Наконец, они прибыли в столицу. Владыка продолжал наблюдать за человеком. Тот, казалось, испытывал весь спектр эмоций, глядя на величественные стены Города, на особняки, сады и водопады, на арки, уходящие в небо, на гладкие улицы, на эльфов, чинно идущих или едущих верхом или в экипажах. Парень весь сжался, чтобы быть меньше и незаметнее, а когда подъехали ко дворцу, то и вовсе закусил губу и со страхом смотрел вперед. Навстречу Владыке высыпала толпа придворных. Череда приветствий и они прошли в прохладный полутемный коридор. Аркуэнон обернулся к Варно и сказал: -Пока я принимаю доклады, распорядись о Микаэле. Поселить в летних покоях. Варно потащил парня куда-то вверх по лестнице, потом по еще одной, по коридорам, затем провел в большую комнату, стены которой были разрисованы летними пейзажами, натюрмортами с цветами и фруктами. Мебель была легкая и красивая. Собственно Миколе и сравнивать было-то не с чем, не с лавкой трактирной же. А на это и сесть страшно – еще испачкаешь. Вошли несколько человек и эльф. Варно что-то заговорил на эльфийском, показывая то на Миколку и называя его «Микаэлем», то на дверь в стене, то делая плавные, текучие жесты рукой. Эльф чинно кивал, люди слушали не шевелясь. Затем заговорил эльф, теперь кивал Варно. Люди поклонились им обоим и разошлись по комнате, один шмыгнул в ту самую дверь, один к шкафу, а третий – к Миколке. -Господин Микаэль, мне приказано привести Вас в порядок. Давайте пройдем в ванную и там и начнем. Миколка вздрогнул и посмотрел на Варно. Это, пожалуй, был единственный чело… то есть эльф, знакомый ему, да и вообще единственный, хоть как-то общавшийся с ним за эту неделю с лишком пути. -Микаэль, ты теперь будешь жить здесь, во дворце, в этих покоях. Без распоряжения господина Полдона не рекомендую тебе отсюда выходить. Все вопросы можешь задавать ему. Не перечь, слушайся его. И да, ты понял уже, кто такой Аркуэнон? -Он король эльфов? – едва дыша, спросил парнишка. -У нас его называют Владыкой эльфов. Король – это титул, принятый у людей. От него зависит твоя жизнь, Микаэль. Как видишь, у нас живут и работают люди, к ним хорошо относятся. Надеюсь, у тебя хватит благоразумия не потерять расположения Владыки!, -А что я здесь буду делать? – с недоумением спросил Миколка. Варно хмыкнул и отвел глаза. -Ты здесь пока гость. Отдыхай. Слушайся господина Полдона. А потом Владыка решит, что ты будешь здесь делать и как ему служить. Варно кивнул Полдону и вышел. Человек, стоявший рядом с Миколкой, настойчиво потянул того в соседнюю комнату. Там стояло огромное ложе с балдахином, все ослепительно красивое, в цветах и фруктах, как и предыдущая комната. А в стене еще одна дверь, ведущая в огромную купальню. Миколка и представить не мог, что такое бывает. В деревенской бане, топленой по-черному, было жарко, но не слишком светло. Баню Прокопа он считал просто шикарной: там отдельно была парная и помывочная, с шайками и ковшами, печь не чадила и было светло или от оконца или от лучин. А гостям, желавшим попарится, давали лампадки. А здесь… огромное пространство, выложенное узорами из каких-то цветных камней, какие-то зеленые глыбы по углам, посредине целый пруд в каменных берегах. Да все обставлено бутылочками, пахнет, как в райском саду и тепло. Стоят какие-то шкафы, стульчики, светло от большого окна. Тут человек, все таскавший Миколку за рукав, стал его раздевать. До этого парень, ошеломленный произошедшим, вел себя смирно, но, видно, настал и его предел. Микола взвыл и ударил мужчину в грудь, отскочил в угол, и, прикрываясь какой-то смешной табуреточкой, проорал: -Не подходи! Не тронь, окаянный! Что вам надо от меня, ироды? Продались эльфям за золото и меня продали! У-у-у, гады! – парень всхлипнул и залился злыми слезами. Люди, опешившие от такой истерики, замерли и стояли неподвижно. Вошел господин Полдон, молча оглядел Миколку и слуг и сделал примирительный жест рукой: -Господин Микаэль, Вам не причинят вреда! Эти люди лишь хотят Вас переодеть и помочь принять ванну, а так же поухаживать за вашими волосами, кожей и ногтями. Но парнишка отказывался понимать слова эльфа, кричал и ругался. Полдон ненавидел такие ситуации. Он вообще презирал всех, кто не мог сдержать свои эмоции. Эльф вздохнул и пошел за кем-нибудь из придворных магов. Миримон, маг при дворе Владыки эльфов, едва войдя в ванную комнату, сделал едва заметный пас руками и парень с остекленевшим взглядом стал мягко сползать по стеночке. -Господин Миримон, Вы не переборщили? – обеспокоился Полдон, - Нам его еще мыть, причесывать и переодевать, он нам спящий не нужен. -Нет, господин Полдон, сейчас можно его поднять и он будет слушаться Вас и делать, что прикажут. Примерно до ужина. А потом либо повторим, либо примени что-нибудь другое, на усмотрение Владыки. Судя по апартаментам, в которых его разместили, это его личный гость? – по интонации, выделенной магом, было понятно, на что он намекает. Полдон уже не в первый раз сталкивался с такими вот «гостями» Владыки. Тот был холост, отношений не заводил, считал, что ему еще рановато, но надо же как-то взрослому эльфу отдыхать и развлекаться? Правда, другие гости вполне себе понимали, для чего они здесь и искренне были этому рады. И очень не хотели покидать эти покои, примыкавшие к спальне Владыки, когда тот терял к ним интерес. А вот этот мальчик, похоже, не понимал, что он здесь делает. Что ж, жаль его, но это же всего лишь человек… Хрупкое и недалекое создание. Нет, его здесь не обидят, Владыка не позволит. Он всегда делает все по согласию и очень обходителен со своими любовниками и любовницами. В голове у Миколки было туманно. Он вроде и не спал, а все было как во сне. Было тепло и приятно нежится в воде, чьи-то руки его гладили, было иногда щекотно, и совсем не страшно. Потом его чесали, чем-то мазали, еще что-то с ним такое делали, чему он не знал названия. Его несло по течению и качало на волнах, приятно и непонятно… Его одели и положили на то самое огромное ложе. Оно было такое мягкое… Не сравнить с лавкой в трактире. Миколка повернул голову и прижался щекой к нежному гладкому шелку покрывала, едва-едва смог шевельнуть рукой и погладил этот волшебный шелк. Ему было хорошо.