Я тебя помню

Единственное, что Спенсер помнит — это боль. Его спину обдало жаркой волной боли, разлившейся вдоль позвоночника, а потом пришло спасительное забытье. Долгое время он не видит никого, кроме врачей, ему говорят, что он слишком слаб для приёмов. Лучше всех к нему относится доктор Милн, молодой специалист, таскающий в карманах конфеты. Иногда он тайком приносит Спенсеру книги, хотя это строго-настрого запрещено главным лечащим врачом. Но доктор Милн понимает насколько тяжело постоянно отдыхать тому, кто всё время работал. Спенсеру кажется, что все вокруг знают о нём больше, чем он сам, потому что он-то совсем не помнит сколько, как, а, главное, с кем он работал. Когда он напрягает память, пытаясь выудить хоть какую-то информацию о себе, он словно натыкается на бетонную стену. Такие минуты жутко выматывают, поэтому-то к нему и не пускают никого. Он не знает, какие раньше любил книги, хоть и помнит каждую прочтённую. Вспоминая сотни изученных томов, Спенсер содрогается. Криминалистика, статистика, фантастика... Какой-то набор юного маньяка. К счастью, он слишком ослаблен, чтобы много времени проводить в попытках восстановить своё "я". Он много спит и лечащий врач говорит, что это хорошо. Наверное, поэтому лёгкое чувство стыда рассасывается в первые же дни. Во снах к нему приходит один и тот же человек. Дерек. Спенсер не уверен, что Дерек существует или что его действительно так зовут. Это его маленькая тайна, делиться которой он не намерен. Даже с доктором Милном. Спрашивать у почти чужого человека про свои фантазии... нет, такое не стал бы вытворять даже прежний Спенсер. Почему-то ему кажется, что новый он и прежний — совсем разные люди. Сейчас ему нравится читать сказки, забавные истории, лёгкие повести. И ему совсем не хочется знать, зачем он тоннами поглощал информацию об убийствах. Лечащий врач говорит, что Спенсер раньше работал в ФБР и был там весьма уважаемым человеком. А он сам, когда никто не видит, приподнимает свою больничную рубаху и критически разглядывает себя. Нет, вряд ли он работал в силовых органах, да и бумажки перебирать его вряд ли взяли бы. Слишком уж он тощий и нескладный. Его не разочаровывает своё тело, он просто отмечает про себя этот факт. Наверное, Спенсера гораздо больше угнетал бы собственный вид, если бы он не был уверен в том, что это тело нравится кому-то. Очень сильно нравится. До засосов на ключицах и синяков на бёдрах. Потом к нему начинают приходить коллеги. По одному. И приходится поверить, что он действительно работал в ФБР, в отделе поведенческого анализа, потому что вряд ли его стали бы разыгрывать так масштабно. Хотя Дерек бы мог, он такой. Но ещё Дерек очень волнуется за него, поэтому не стал бы затевать такой глупый розыгрыш, а просто пришёл и торчал у его кровати до тех пор, пока Спенсер не выздоровеет. Но, наверное, его ещё не пускают, чтобы Спенсер не переволновался. Сначала приходит Аарон Хотчнер, как его представил доктор Милн. Или Хотч, как представился он сам. Он выглядит очень серьёзным и очень печальным. Кажется, даже виноватым. Спенсер с интересом рассматривает новое лицо. Темноволосый мужчина лет сорока пяти в строгом костюме вызывает желание признаться во всех грехах, даже тех, которые Спенсер не помнит. — У вас есть пятнадцать минут, – строго напоминает доктор Милн, перед тем, как уйти. — Рид, извини меня. Я не должен был позволять тебе идти туда в одиночку. Я знаю, ты не помнишь тот день, но... ты можешь быть спокоен. Дерек пристрелил Райдера, как только мы прибыли. Он больше никому не причинит вреда. Спенсеру становится одновременно жарко и спокойно. Почему-то новость о чужой смерти совсем не пугает, скорее наоборот. Но главное, что Хотч упомянул о Дереке, значит, Дерек — не плод его воображения и от этого становится хорошо. — Это... хорошо. — Мне сказали, тебе лучше не напоминать о произошедшем и вообще о работе. Врачи говорят, ты не веришь, что работаешь в ФБР. Но знаешь... ты незаменимый член команды и нам тебя очень не хватает. — И Дереку? – Спенсер скорее чувствует, чем вспоминает, что они с Дереком работали вместе. – Кстати, когда он придёт? Хотч немного мнётся прежде, чем ответить: — Дерек обязательно навестит тебя. Хотч ещё с час рассказывает о том, какой Спенсер замечательный, какие-то истории из той, старой жизни, про которую, как потом понимает Спенсер, он не хочет знать. Хотч старается рассказывать что-то, что бы не касалось работы, но получается плохо. Они, видимо, мало времени проводили вместе просто так. Поэтому они оба вздыхают с облегчением, когда доктор Милн напоминает о времени. Зато следующий визитёр рассказывает много нового и интересного. Дженифер Джеро, ДжейДжей была, судя по всему, его другом, потому что они-то как раз очень часто встречались вне работы. Красивая блондинка в строгом костюме — неужели он сам тоже ходил в тройке? Ему почему-то становится смешно от того, как доктор Милн мнётся перед тем, как отпустить уже тридцать минут на посещение. — …а потом Генри сказал мне, что хочет на Хеллоуин быть дядей Спенсером. Он очень любит тебя. И ему, нам, не хватает тебя, Спенс. — ДжейДжей, а когда придёт Дерек? Спенсер ловит себя на полуслове, чтобы не спросить "ему тоже меня не хватает". — Спенс, как только он сможет, он сразу же придёт, вот увидишь. Только в этот момент Спенсер замечает, что, не смотря на то, что ДжейДжей улыбается, она ужасно взволнованна. Она искренне рада видеть его живым и относительно здоровым, но всё равно беспокоится так, словно он тяжело болен. Во всей её позе читается какое-то напряжение, как будто она печется о собственном сыне. — ДжейДжей, а где мои родители? Почему они не пришли ко мне? Она сжимает его руку в своей ладони, словно оберегая от того, что сейчас скажет. — Спенс, твой отец ушёл от вас, когда ты был ещё маленьким. А мама сейчас в больнице, мы не стали ей сообщать. — В больнице? С ней что-то случилось? Она ранена? Странно, но он не чувствует беспокойства, скорее, вину. — Нет, милый. Она... она больна шизофренией и уже давно живёт в больнице. С ней всё хорошо. Когда... когда с тобой случилось это, я летала к ней, предупредить, что какое-то время от тебя не будет писем — ты писал ей каждый день. ДжейДжей не отпускает его ладонь, и этот жест немного заглушает нахлынувшее смятение. Она терпеливо ждёт, пока он возьмёт себя в руки и сам начнёт задавать вопросы. Видимо, она всё-таки очень хорошо его знает. Но прежде, чем он успевает что-либо спросить, входит доктор Милн. — Прошу прощения, мисс Джеро, но мистеру Риду пора отдыхать, — он мешкается пару секунд, но всё же настаивает, — Вы уже и так дольше положенного здесь. Скоро начнётся обход. — Да, конечно. ДжейДжей проводит по лицу руками, словно утирая слёзы, которых нет. И прежде, чем уйти, добавляет: — Спенс, ты хороший сын. Ты всё делал правильно. Видимо, прежний Спенсер часто мучился этим вопросом, потому что сейчас ему нужно было услышать именно это. Пару дней к нему никто не приходит. Лечащий врач говорит – это нужно для того, чтобы отметить есть ли улучшения. Но Спенсер и так может сказать – воспоминания к нему не возвращаются. Может, оно и к лучшему? Когда приходит следующий посетитель, Спенсер не может сдержать улыбку. Он так долго ждал. — Я тебя помню, – говорит он. В лице Дерека что-то меняется. — Помнишь? — Конечно, Дерек, разве я мог забыть тебя? Спенсер тянет руку, и Дерек послушно приближается. Осторожными, несмелыми шагами он подходит к больничной койке. — Рид, ты серьёзно помнишь? А ещё что-нибудь? Спенсер счастливо улыбается. Дерек он такой, ни за что не поверит, что у кого-то в жизни может быть только он. — Нет, только самое главное. Он подманивает Дерека ближе, как будто хочет сказать что-то по секрету, а тот, как всегда, верит и наклоняется. Тогда Спенсер хватает его за отворот рубашки и притягивает к себе. — Ты не торопился ко мне. Спенсер целует Дерека так, как мечтал уже целую вечность. Выходит слишком спешно, неловко. Но Дерек тут же перехватывает инициативу, жадничает, торопится, прижимается. Спенсер расстёгивает рубашку и снимает её. Сам же Дерек уже ни на что не обращает внимания, судорожно шаря руками по телу Спенсера, выискивая знакомые чувствительные места, заставляя его выгибаться навстречу. Спенсер уже не чувствует себя неловким или нескладным. Он ощущает в себе восторг и радость, его затапливает с головой от рук, стискивающих его бёдра, от губ на его шее. Он сам жадно ласкает Дерека, вспоминая рельеф до боли знакомого тела. Спенсер помнит каждый шрам на смуглой коже, и каждый раз, когда дотрагивается до отметин, он прикусывает губу. Спенсера ведёт от взгляда из-под ресниц, от торопливых прикосновений, от сбитого дыхания Дерека. Над ним, в нём сгусток животной силы, которую он сам же выпустил. Всё громче и громче он повторяет про себя его имя. Дерек осторожно трясёт его за плечо и Спенсер неохотно просыпается. — Спенсер, к тебе посетитель, – шёпотом сообщает доктор Милн. Кажется, он заснул незадолго до прихода гостя. Впрочем, времени ещё так мучительно много, что можно начать с самого начала: — Я тебя помню, – говорит Спенсер, едва за доктором Милном закрывается дверь. И Дерек делает неуверенный шаг навстречу.