Ennorath

Живет на свете дракон. Большой, с чешуей златой и красной, со взглядом янтарным, с размахом крыл огромных. Живет, таится на самом севере, ворочается в недрах Серых гор, сородичей своих ищет, любит блестящие камушки и золотые монеты, и женщин людских. Любит их отлавливать и есть. Драконы, в конце концов, лиходейские твари, злые, недобропорядочные, мнят себя жестокими венценосцами самой природы. Этот же вообще не находит себе равных. Он зарывается в землю, словно в перину, иногда резвится на воле, но больше спит, едва смыкая глаза. И все на страже, настороже. Дракон живет в большой пещере. Своды ее высоки и громогласны. Если крикнуть, то эхо еще будет долго отдаваться где-то в глубине. В пещере мокро, сыро и постоянно капает вода. Дракону это не нравится. Он смахивает капли со своего широкого носа взмахом хвоста, бока греет о сланец, расплавляет своим жаром камни и сворачивается в клубок, словно кошка на оконце. Иногда дракон хрустит костями, облизывает и обсасывает их. Ловит прохожую живность, будь то затерявшийся гном, вознамерившийся вернуть утраченное королевство в горах Эред Митрин, будь то вонючий орк, припадающий на одну ногу. Дракон таится, отлавливает каждого и пожирает. Змею часто бывает скучно. Он выползает на брюхе к окрестным селениям, сжигает посевы, дома, хватает краснощеких девиц, забавляется, ищет себе пропитание, иногда думает о златых горах, что сокрыты в чертогах гномьего царства южнее Серых гор. Но ящер возвращается в свою пещеру, шевелит шафрановой чешуей в сумеречной ночи, точит камень, шлепает лапами по воде, силуэтом древнего зверя вырисовывается на стенах огромной пещеры. Однажды к дракону приходит человек. Статный, высокий, красивый, с глазами-гагатами и волосами посеребренными. У человека нет ни ножен, ни меча. Руки его пусты. Тело не прикрывает кольчуга — сплав доброго металла. Человек склоняет голову и смотрит на змея. Дракон, не мигая, глядит в ответ. Смотрит на такую неслыханную дерзость. Стоит, значит, тут, не боится, не падает в страхе, не трясется и не бежит. Дракон хочет дохнуть пламенем, пасть раскрывает, но вот беда — челюсти, словно в невидимых оковах. Змий пугается впервые за нескончаемо долгие века своего существования. А человек исчезает. Вот стоял тут, топтал подошвами сапог большую лужу и рассеялся в пыль. Дракон моргает, мордой трясет, думает. Диковинка какая. А потом ящер засыпает. Он живет зиму и лето, и следующие зиму и лето. Он забывает о странном госте, что потревожил его покой в недрах глубокой пещеры. Дракону лишь скучно становится: сородичи сгинули, случайные путники редко забредают во чрево Серых гор, а золота почти нет — оно врастает в землю, истлевает, превращается в драгоценную пыль. Ящер все больше думает о гномьем царстве севернее своего обиталища, а еще дракон начинает мечтать. Ему хочется быть человеком, обратиться на миг, чтобы побродить по полям да лесам, ступить на проселочную дорогу, по которой, поскрипывая, катится обоз, слиться с мирской жизнью крестьян, озабоченных посевами, или же войти в палаты высокого града. Дракон думает, что все это от скуки. Право же, с едой ведь бесед не ведут, не балуются. Люди слабы и тщедушны, а он так силен и могуч. Дракон бьет хвостом в темной пещере. Дракон знает: люди не одиноки, а он совсем один. Человек приходит на четвертую весну. Волосы у него медные, кожа белая, лоб высокий, пальцы тонкие, одежды женские, фигура мягкая, но глаза все те же — гагат. Змей настораживается. Человек прикинулся девой, человек маг и колдун, а может кто похуже. Дракон ведет ушами, не моргает, очи от тени не отрывает. А рыжая тень улыбается, размыкает уста. Человек в женском обличье называет его Смаугом, и дракон оживляется, обтрушивает тенета сна, что сковали его разум много веков назад. Он почему-то забыл, на какое имя откликается, а ведь у всего сущего есть название. И он зовется. Дракону нравится быть Смаугом, он мурлычет и ластится как кошка к протянутой руке. Но глаза незнакомца его по-прежнему пугают. Дева с мужскими глазами сладким голосом зовет его, говорит о драгоценных каменьях, алмазах и рубинах, что прячут эгоистичные гномы в своих чертогах. Голос обещает сделать змия человеком, подарить ему возможность сменять облик в сей же час, коли он этого захочет. Кошка с золотой чешуей и алыми глазами клокочет и урчит, дышит благородным огнем. Человек улыбается. Человек обещает все, что так хочет Смауг. Людское обличье, чтобы ему не было скучно и одиноко, золото, что так услаждает глаз. Смауг кивает. Смауг соглашается. Человек ведь подарил ему имя, вернул утраченное. В обмен же добрый незнакомец просит лишь воли подчиниться, приказы выполнять. Он говорит, что они будут благими, что змия все зауважают, что будут рукоплескать ему. Дракон сдается, дракон обещает, что явится же по первому зову того, кого называет хозяином. И человек молвит свое имя, и оно разносится под сводами теплой пещеры, перебивая возню гоблинов где-то наверху и трель воды. Человек зовется Сауроном. Дракон запоминает это имя, впускает его в свое сердце, как всякое создание Моргота подчиняется своему властелину или тем, кто созвучен ему. Ящер с именем и с золотом. Он больше не спит в пещере, воняющей орками, его больше не будит капель в сумрачных недрах. Дракон почивает на горе монет и драгоценностей в гномьем королевстве, хвостом выскребает кости сынов Дурина из зубов. Дракон ждет. Ждет год, ждет два, ждет три. Хозяин позовет его, приветит и одарит благостным даром хождения по Срединной земле. И наступает день и час, когда змий слышит зов. Он поднимается с самой глубины естества, нарастает рокотом, песней и одой. Высокий голос зовет его. Тот, кто дал ему имя, вернул утраченное, взывает к нему во Тьме и лиходействе. И дракон покидает Одинокую гору. Смауг служит Саурону, Черному Властелину. Он сжигает поля и деревни, оставляя лишь обуглившиеся кости да деревянные пни. Он гонит эльфов, гномов и людей. И Ужасные Твари, звери назгулов, подчиняются ему, как своему вожаку. Дракона раздражают эти никчемные и слабовольные твари, позволившие оседлать себя. Они не чета ему, золотому ящеру, последнему представителю своего крылатого рода. Теперь Смауг тщеславен, горделив и алчен до золота, крови и власти. Смауг хочет больше. И все ждет и ждет, когда Черный Властелин выполнит обещанное, то, что шептали его бескровные уста в той пещере в Серых горах много столетий назад. Дракон уверен, что он дождется. Но Саурон не торопится воплощать его желания, давать удивительный дар. Он приказывает ящеру и снова приказывает, и вновь: жалить, убивать, палить, нагонять страх. Смауг обугливает белый камень Минас-Тирита, покрывает его сажей. Пылает деревянный Эдорас, горят чертоги Медусельда. Ящера колют, бьют, стремятся предать его тело смерти, но Смауг непобедим и почти бессмертен. Когда начинается Война Кольца, дракон встает на сторону своего хозяина. Он знает — как только Средиземье падет, рухнет на простреленные колени, окровавленное, израненное, издыхающее, Черный Властелин приветит своего самого верного слугу. И Смауг рьяно кидается в бой. Без тени страха, с ядреным ликованием в змеиных зрачках. Смауга сражает стрела эльфийского лучника, бьет в самое сердце, пробираясь меж крепких чешуй, этой литой брони. Дракон взмывает ввысь, хрипит и бьется в агонии. Ящер взывает к хозяину, молит и просит, клянет выполнить обещание, подарить ему миг жизни на земле, даже у ног этого эльфийского принца. Но Саурон не слышит дракона. Не волнует и не колышет его призрачный воин последнего представителя своего рода. Смауг уходит к своим пращурам, сливается с камнем и звездами в ночи, позволяет огню съесть свое тело. Змий отрекается от имени своего, от Черного Властелина своего, от всего того, что ему было даровано. От власти, от черни, от гнили. Он вспоминает сырую пещеру на севере и звук падающих капель, влагу на носу и измоченные в воде лапы. Он вспоминает свое желание и мечту. Саурон привечал его, пользовал, творил лиходейские дела, лгал и обещал лишь пепел. Ящер знает: мечты — тлен, одиночество — стезя, а смерть — благость. Дракон погребает под собой орков, людей, эльфов и гномов, застывает каменным изваянием. Чуть позже, когда зло уходит из этого мира, когда вся магия исчезает, тело последнего ящера с севера превращается в курган, насыпь, наметенную ветрами. Говорят, можно прийти на тот холм, припасть ухом к земле, ощутить ладонями ее жар и услышать гулкий стук глубоко-глубоко в самых недрах. Говорят, так бьется драконово сердце.