Butterfly

— Чонин… Сердце пропускает удар, когда бледнокожий парень замечает знакомую темноволосую макушку. Тот, улыбаясь, бежит вверх по дороге, в руках неся большую яркую упаковку из местной кондитерской. Силуэт становится всё меньше и, вскоре его уже совсем невозможно разглядеть. Сехун грустно усмехается и, отвернувшись от окна, сгибает колени и прижимает их к груди, уткнувшись в них лицом. Почувствовав неприятный укол, парень тихо шипит и легонько расслабляет правую руку. Взглядом плавно перейдя на свои ладони, парень несколько раз сжимает их в кулаки, а после разжимает, разглядывая свои тонкие и длинные пальцы. Немного ниже слишком сильно виднеются вены и, если присмотреться, можно заметить, как быстро движется кровь. Кожа слишком тонкая и бледная. А ещё холодная. Сехун потёр ладони, приложив их к своим щекам. — Не греют, — тихо, почти беззвучно произносит парень и медленно опускает руки, спрятав их под тонкую белоснежную простынь. Сжавшись всем телом, парень еле слышно стучит зубами, хотя для него этот звук отдаётся с двойной громкостью. Дыхание учащается, а сердце отчаянно пытается биться быстрее. Сехун чувствует себя так, словно он в морозильной камере, как не старайся согреться — всё равно замерзаешь. Парень чувствует слабость во всём теле. Такую угнетающую, полностью поглощающую это хрупкое тело. Уже трудно ориентироваться в здешней среде: всё кажется каким-то нереальным, расплывчатым. Стены, потолок, окно — всё превращается в одно сплошное пятно. Юноша с силой зажмуривает глаза и вновь открывает их, в надежде, что картина перед ним станет более чёткой. Но это не помогает. Сехун поджимает губу и чувствует, как по его щекам дорожками льются слёзы, обжигая ледяную кожу. Он, опустив голову, закрывает глаза и ложится на спину, а затем набок, буквально свернувшись клубочком, словно маленький котёнок. Глаза закрыты, через пелену слез всё равно ничего не разглядеть. Слёзы не прекращаются, а дышать уже совсем-совсем трудно. Руки крепко сжимают простынь, а сам Се сильнее укутывается в эту несчастную, полностью скомканную ткань. Но Сехун старается, он держится. Ведь ещё рано, он пока не может уйти. Нет, не сейчас. — Чонин… Чонин… — одними губами. Голос будто пропал, выпуская из груди немое надрывное рыдание. Ради него, Сехун держится только ради него. Весь смысл жизни лежит только в нём, в парне с вечной улыбкой на лице, с самой очаровательной на всей Земле. С самой теплой и любимой. Вспомнив её, Сехун легонько улыбается и одной, левой рукой обнимает подушку, уткнувшись в неё лицом. Сердце, кажется, начинает биться ещё сильнее, будто желая разорвать грудную клетку. Стук настолько громкий, что создается ощущение, что звук отдается эхом в этих четырех стенах. А слёзы не останавливаются. Причин для них много, и они слишком разные. Это не важно. Важно то, что сейчас Сехун не слышит, как легонько приоткрывается дверь, и как вовнутрь кто-то заходит. Сехун продолжает плакать, ощущая, что вот-вот задохнётся, если не успокоится, но в этот момент он чувствует, как на его голову мягко ложится чья-то рука. — Сехунни, я тут, — оповещает его мягкий, а главное родной голос, — не плачь, прошу тебя. На секунду замерев, бледнокожий юноша не спеша отрывает голову от подушки, а затем, слабо дрожа, открывает глаза и даже перестаёт плакать, будучи в шоке от того, кто сейчас перед ним стоит. Кровать слегка прогибается под чужим весом, и Се чувствует, как пришедший аккуратными и нежными движениями вытирает влажные дорожки на его щеках. Сехун, не веря, протягивает руку и еле ощутимо кладёт её поверх ладони другого парня. Тот с тёплой улыбкой переплетает их пальцы, а после наклоняется и целует Се прямо в лоб. — Прости, — ещё один поцелуй, — мне срочно нужно было занести маме её любимых кексов, всё-таки у неё день рождения, — тихо произносит Чонин, снова оставив влажный след от своих губ, но теперь у виска, — я знаю, ты наверняка меня видел, прости меня, мой хороший, прости. Сехун внимательно смотрит вперед, всё ещё не веря своим глазам и ушам. Но расплывчивость постепенно уходит, и он видит того, ради которого он ещё жив. Парень с тёмными и слегка волнистыми волосами, с безумно красивыми и глубокими глазами, с той самой очаровательной и тёплой улыбкой. Чонин, заметив, как губы Се растягиваются в улыбке, свободной рукой вновь проводит по его голове, медленно переместив ладонь на холодную щёку младшего. Глаза Сехуна моментально расширяются. — Греет, — удивленно отзывается Сехун, — тепло. И старший, слегка опешив, ощущает, как радужноволосый сильнее прижимается к его руке, что-то тихо прошептав. — Что? — шепотом переспрашивает Чонин, подушечками пальцем лаская кожу под его ладонью, но Сехун в ответ лишь коротко мотает головой, закрывая глаза. Немного подумав, Ким, мягко отстранившись, встаёт с кровати и начинает разуваться. Повернувшись на бок лицом к нему, Се непонимающе наблюдает за этим, но, буквально через миг, он чувствует как сильные и крепкие руки обнимают его со спины, прижимая к себе. В этот момент Се думает, что у него вот-вот остановится сердце. — Ты совсем исхудал, — поцелуй в макушку, — Сехун, ты чем-нибудь питаешься? — осторожный вопрос. Отрицательно помотав головой, Сехун поднимает взгляд, устремляя его прямо на капельницу с прозрачной жидкостью. Чонин, следом посмотрев в ту же самую точку, шумно вздыхает и сильнее, намного сильнее прижимает к себе своего мальчика, несколько раз поцеловав того в висок. — И нет никаких шансов? Чонин зачем-то задаёт этот вопрос, хотя он уже заранее знает ответ. Но Сехун просто молчит, грубо прикусывая нижнюю губу. Он не хочет произносить этого вслух. Ким водит носом у ушка младшего, поцеловав его и туда. Он не хочет верить, что нет никаких надежд, он до последнего верит в чудо, но факты говорят обратное. Со дня на день… Больно. Сердцу больно. — Я хочу на улицу, Чонин, — вдруг начинает говорить Сехун, — Я хочу хотя бы в последний раз прогуляться с тобой. — Но… — Чонин даже не успевает выразить свою мысль, как Се продолжает. — Ты ведь понимаешь, что эта капельница меня не спасёт. Я ничего не потеряю. Голос Сехуна тихий, слегка дрожит, хотя он пытается быть спокойным. Но Чонин понимает, что его мальчику страшно, и ему самому — тоже. Ким на ощупь находит руку своего любимого и крепко сжимает её, сам же лицом зарывшись в его такие любимые радужные волосы. Он не хочет мириться с этой участью. Нет, нет. Его Сехун должен прожить долгую и счастливую жизнь. Так почему это произошло именно с ним? Ведь его мальчик совсем юн. Почему он? Почему? Тряхнув головой, Чонин кивает и почти неслышно говорит: — Хорошо, как пожелаешь, родной. И Сехун улыбается. Пока он рядом, юноша не может позволить себе слёз. Остальное время они лежат молча, слушая сердцебиения друг друга. Оно спокойное, но у Сехуна оно слабее и тише. Они ни о чём не думают, они наслаждаются близостью друг друга. Чонин, не переставая целует Сехуна, когда тот аккуратно переворачивается к нему, прильнув к родному теплу. Сехун очень холодный, словно ледышка. А губы имеют слегка синеватый оттенок. Щёки впалые, создаётся впечатление, что кожу просто натянули на кости. «Маленький, мой малыш». Одно слово — один поцелуй. А Сехун отвечает, слабо, но отвечает. Чонин будто пытается отдать часть своего тепла, а Се принимает, полностью принимает, впервые за долгое время, чувствуя себя согретым. — Скоро солнце сядет, — прерывая тишину, Сехун смотрит в сторону окна, где ясно было видно начавшийся закат. Чонин, напоследок нежно поцеловав любимого в самые губы, потихоньку отстраняется от Сехуна, а тот в свою очередь тут же ощущает знакомую прохладу и слегка вздрагивает. Солнце и вправду уже почти село. Чонин, встав с кровати, разворачивается к Сехуну. Парень напротив него совсем плохо выглядел: бледный, совсем исхудавший. Настолько, что, когда с кровати встаёт уже Сехун, Ким внутренне паникует, с ужасом в глазах рассматривая тело своего любимого. Косточки выпирают просто со страшной силой. У Чонина создаётся впечатление, что они вот-вот разорвут тонкую кожу Се. Сехун, заметив взгляд на себе, грустно улыбается и тут же отворачивается от него, до боли прикусив губу, чтобы снова не заплакать. Ким реагирует моментально, крепко обняв любимого и поцеловав того в шею. — Тише, не надо, всё хор… — Не хорошо, Чонин! — возражает Сехун, опустив голову, — я умираю. Понимаешь? У меня отказал желудок, я умру со дня на день. Я… Чонин слышит тихий плач и как мелко начинает дрожать тело под ним. Эти страшные слова, в которые он так не хочет верить. До сих пор, как наивный ребёнок. Но правда буквально бьёт его по лицу, от чего парень и сам не может сдержать слёз, утыкаясь в тонкую шею. Это страшно и ужасно — осознавать то, что дорогого ему человека скоро не станет. Эмоции нахлынули с новой силой, и Сехун, вытащив из руки эту проклятую иглу, моментально поворачивается лицом к Чонину и обнимает так сильно, насколько хватает сил в его хрупком теле. Ким в ответ так же крепко сцепляет свои руки в замок вокруг тонкой талии Се и осторожно утыкается в острое плечо. Они оба плачут навзрыд, крепко цепляясь друг за друга. Я не хочу его терять. Я не хочу его бросать. Боже, пожалуйста, дай ему шанс на жизнь. Господи, не дай ему сломаться. Я люблю тебя, Сехун. Я люблю тебя, Чонин. — Люблю… — взяв в ладони лицо своего мальчика, Чонин, не переставая плакать, начинает целовать его, куда губы попадут. Губы, носик, лоб, щёчки. Чонин целовал так, будто боялся, что другого шанса у него больше не будет, — Я люблю тебя, малыш, я так тебя люблю. Люблю, Сехунни, люблю… Слёзы льются с новой силой, и Сехун, закрыв глаза, рыдает, не сдерживая голоса. Чонин гладит того по спине, когда Се сильнее прижимается к его телу и утыкается носом прямо в шею. — Я тоже тебя очень сильно люблю, — в истерике, надрывая голос, — люблю, люблю, люблю… Слабость. Сехун внезапно ощущает резкую слабость во всём теле и застывает. Кажется, даже слёзы перестают литься. Неужели… Парень, тихонечко подняв голову, посмотрел Чонину прямо в глаза, из которых всё ещё текли слёзы, и улыбнулся так, показывая тому всю свою любовь, бесконечную и глубокую. И Ким ответил взаимной улыбкой. — Люблю, Чонин… Я люблю тебя... — и целует его, нежно-нежно. Ту-дум. Чонин искренне верит, что обязательно случится чудо, и Сехун будет жить. Долго и счастливо. Ту-дум. Сехун чувствует, что ему осталось совсем чуть-чуть, поэтому он старается через поцелуй передать все свои чувства, себя всего. Ту-дум. Оба на данный момент забывают обо всех проблемах, просто накрывая губы друг друга, показывая всю свою любовь. Ту… Но тот больше не целует, а руки его свисают с плеч. — Сехун? Но ответа не следует. Он чувствует, как тело его любимого слегка навалилось на него, и Чонин понимает, что не слышит дыхания Сехуна. — Сехунни?... Он не отвечает. Чонин дрожащими руками аккуратно укладывает Сехуна на кровать и опускается рядом на колени, осторожно взяв его за руку. — Сехун, малыш?... Но в ответ всё та же тишина. Вы знаете, каково это, сгорать заживо? А Чонин, кажется, знает.