Your odor is... Blood

Кёнсу проснулся посреди ночи в холодном поту и с тяжёлой отдышкой. Он смотрел в потолок, грудь высоко вздымалась, а комнату заполнили звуки тяжёлый вздохов и редких стонов. По вискам стекали капельки пота, а из глаз ручьём струились слёзы. Голова шла кругом, незажившие порезы на животе саднили и снова начали кровоточить, окрашивая бинты в алый цвет. Квартиру пронзил истошный крик, от которого у Кёнсу свело голосовые связки. Течка началась… Снова эта проклятая течка, снова эти мучения, снова та самая боль. Под Кёнсу всё уже было мокрым из-за выделяющейся жидкости, из-за пота и слёз. Квартиру наполнил металлический и насыщенный запах крови, от которого даже Кёнсу уже начинало тошнить. Хотелось просто засунуть два пальца себе в рот и выблевать всё. Абсолютно всё, включая органы, чтобы внутри уж точно ничего так не ныло, не саднило, не болело. Но Кёнсу был не в состоянии даже просто встать. Ноги тряслись, температура заходила за 38, из-за чего не спадал постоянный жар. Постоянно хотелось пить, но кто сейчас ему принесёт даже просто стаканчик воды? Он один. Совершенно один. Как в квартире, так и в жизни. Омега широко раскрыл глаза и прогнулся в спине, раскрывая рот в немом крике, когда всё ниже пояса пронзила стреляющая боль и волна возбуждения прокатилась от головы до кончиков пальцев на ногах. И лишь одна фраза всплыла в голове мальчишки: «Ты вкусно пахнешь…» Этот голос… Пропитанный злобой, сумасшествием и насмешкой… С небольшой хрипотцой и на рваных выдохах. Кёнсу не видел его лица, но уже мог представить эту сумасшедшую и безумную улыбку, выпученные и красные глаза, взъерошенные волосы. Возможно, шрамы… Снова пронзающая боль. Кёнсу сжал простынь под собой в кулаки. И так жить целую неделю. Вся пижама и нижнее бельё были мокрыми, а запах крови уже начинал сводить с ума. Омеге это показалось смешным. Сойти с ума от собственного запаха… Но он лишь громко и истерично засмеялся, снова прогибаясь в спине и поджимая трясущиеся ноги с поджатыми пальцами. Мальчишка уже давно был возбуждён, но ему было на это плевать, он лишь ёрзал по постели и комкал постельное бельё, сжимаясь и разжимаясь от сводящих судорог и болей. Кёнсу снова лёг на спину и потянулся пальцами в резинке пижамных штанов, стягивая их вместе с бельём. Постепенно, он обнажил белоснежные и нежные бёдра, худые ноги, тонкие щиколотки, которые по всему периметру были усеяны огромными синяками и ссадинами. Омега скинул всё это на пол. В одежде было уже невыносимо жарко, она вся липла к телу, и было просто мерзко ощущать её на себе. Дальше он начал стягивать с себя свободную белую футболку, оголяя плоский живот, который был перемотан окровавленными бинтами. Выпирающие ключицы, худые и узкие плечи… Белый и невинный лепесток водяной лилии, который оторвался от таких же, как он сам, и грозил утонуть, кануть в воде. Бледный лунный свет освещал комнату и кровать Кёнсу. Его кожа приобрела бледно-голубой оттенок. Она была бархатистой и нежной, и сам мальчик казался просто фарфоровым. Он перевернулся на бок, освещая идеально-ровные ягодицы, без шрамов, синяков, ссадин, что казалось странным, ведь его били везде, где попадали. Мягкая кожа ягодиц была приятного молочного цвета. Спина была ровной, но тоже вся в синяках и ушибах. В окне промелькнула тень, но парень не придал этому значения. Ему было слишком плохо, чтобы обращать внимания на какие-то тёмные блики. Тем более, что он жил на 14 этаже, тут только птицы летали, и то редко. Снова истошный вопль. Омега схватился руками за грудь, царапая её и изнывая от боли. Истерика и слёзы пробили его насквозь, от чего худое тело содрогалось и дрожало. Ему было и жарко и холодно одновременно. Хотелось сжаться до состояния эмбриона и пытаться хоть как-то себя согреть, но и хотелось выпрыгнуть из окна, лететь вниз, омываясь прохладными потоками свежего ветра. Пока не встретишься с мокрым асфальтом и не попрощаешься со своей жалкой жизнью. Стук в дверь. Сильный, настойчивый. Даже не стук. В дверь ломились. Ломились с неимоверной силой. Парень широко раскрыл глаза и посмотрел в сторону своей двери, ведущей из спальни в прихожую. Дверь была плотно закрыта, но даже так он слышал звуки скрипящей от ударов старой двери. Немой страх и ужас застыл в глазах омеги, перекрывая горло комом. На часах 03:32. Кто может так поздно ломиться в дверь бедного омеги? - Уходи… Уходи, прошу! – закричал Кёнсу. А из глаз ещё сильнее потекли потоки солёных слёз. Стуки стихли. Стало абсолютно тихо. Даже завывание ветра прекратилось. Никаких шумов и звуков. Кёнсу даже слышал стук собственного сердца, которое бешено колотилось в стенках грудной клетки. Шаги. Снова шаркающие шаги, но уже со стороны гостиной, которая вела в комнату Кёнсу. К великому сожалению парня, дверь была открыта, и он с досадой мог лишь слушать приближающееся шарканье и тихо глотать слёзы, надеясь, что всё это лишь ночной кошмар, по окончании которого он снова проснётся одетым в своей кровати, как ни в чём не бывало. Даже без течки. Шарканье остановилось позади парня. Тяжёлые вздохи редко и рвано вырвались из груди того, кто стоял сейчас за спиной омеги. Кёнсу закрыл глаза, надеясь, что незваный гость подумает, что он спит и уйдёт, но не тут-то было. Кровать позади парня просела, и послышался скрип старых пружин. Тело омеги задрожало, но он с силой сдавливал глаза, не собираясь их раскрывать не при каких обстоятельствах. Холодная ладонь легла на изгиб талии Кёнсу, ведя сначала вверх до плеча и очерчивая линии гладкой и бархатистой кожи. Затем вниз по руке, ладонь которой лежала прямо перед глазами омеги. Немного приоткрыв глаза, Кёнсу увидел большую мужскую ладонь, которая довела до самых пальцев и, обведя торчащие острые казанки, снова поднялась до плеча, ведя до талии и ниже, касаясь нежной кожи на молочном бедре парня. - Совсем продрог… - совсем тихий и знакомый хриплый голос донёсся до слуха Кёнсу и он в ужасе вздрогнул. Затем он почувствовал прикосновение губ к своему бедру, почти на ягодице. Тихий чмок и он уже чувствует, как его накрывают тонкой тканью, вроде, простынёй, Кёнсу не знает точно, он ничего не видит. Затем звук закрывающегося окна и тихие шаги назад, из комнаты. Дверь закрылась. На шумном выдохе омега раскрывает глаза и ошарашено смотрит перед собой, видя только свою руку, казанки которой до сих пор горят от, как бы не противно было это осознавать, приятных прикосновений. Слеза стекает по белоснежной щеке и слышится тихий всхлип. Омега пытается держать все эмоции в себе, хоть они и бьют через край. В его доме сейчас находится сумасшедший психопат, который только что его ласкал. А в конце и вовсе поцеловал. Парень снова задрожал, чувствуя пронизывающий его до самых косточек страх. Он услышал копошение у себя на кухне. Тот псих явно что-то искал, но что? Больших денег и драгоценностей у омеги никогда не было, кредитных карточек тем более. Поскольку он несовершеннолетний, квартиру ему оплачивает государство, выделяя так же средства на питание и в принципе на существование. Можно было смело сказать, что у Кёнсу не было ничего дорогого, за что мог бы зацепиться глаз. Снова слышится копошение и приближающиеся шаги. Омега сжал руку в кулак и мелко задрожал, снова пытаясь притвориться спящим, но на этот раз вышло совсем плохо. Кёнсу услышал, как на его прикроватную тумбочку что-то опустилось, и снова просела кровать. Он застыл в ожидании, а слеза медленно скатилась по его переносице и капнула на подушку, образовывая мокрое пятно. На талию Кёнсу снова мягко легла чужая холодная ладонь, от чего слабое тело сильно вздрогнуло. - Я знаю, что ты не спишь. Развернись же ко мне лицом, – тяжёлый выдох, – Пожалуйста… Омега наотрез не хотел этого делать, но мягкое касание до плеча Кёнсу и он, как заворожённый, разворачивается лицом к незнакомцу. Его белые волосы снова стоят «гнездом», а при освещении лунного света этот цвет стал ещё более ярким и даже светящимся. Его глаза были тёмными, совсем тёмными, даже чёрными, но Кёнсу это могло показаться из-за полумрака, что царил в комнате. Половина его лица была скрыта под белой маской, похожей на хирургическую. - Что тебе от меня нужно?.. – тихим и дрожащим голосом спросил Кёнсу. Незнакомец ничего не ответил, а лишь тяжело вздохнул и взял с разноса, что он поставил на прикроватную тумбочку, кружку и поднёс её к Кёнсу. Альфа попытался прикоснуться рукой к голове омеги и приподнять её, но тот резко отстранился и ошарашено посмотрел на него. - Не бойся меня, – постарался спокойно сказать незнакомец, но вышло с хрипотцой и неким напряжением в голосе. - Не бояться? Ты прокрался в мою квартиру посреди ночи, хотя я живу на 14-ом этаже! Ты трогал меня за те места, которые в принципе должны быть скрыты от людских глаз, а сейчас ты сидишь на моей кровати в маске и предлагаешь мне не бояться? – у омеги начиналась истерика. Неожиданно, незнакомец резко сдёрнул маску с лица и быстро приблизился к омеге, накрывая его губы своими, но, ни в коем случае не проникая языком внутрь. Простой и невинный школьный поцелуй, даже без засоса. Омега хотел было отпрянуть, но его крепко держала рука альфы, что несильно надавливала на его спину, но даже этого хватало, чтобы сдержать Кёнсу. Альфа отстранился и снова натянул маску на лицо. Кёнсу снова не смог разглядеть его лица. - Успокойся и не бойся меня. Если ты будешь себя спокойно вести, обещаю, я не сделаю тебе больно… - но его оборвали. - А если я откажусь? Что будет, если я не буду вести себя спокойно? – возбуждение и течка совсем не так ударили в голову омеги и он уже от страха начинал наводить ещё более опасные для себя вопросы. Альфа усмехнулся и опустил взгляд… В следующую секунду, когда он поднял своё лицо на уровень лица Кёнсу, омега пришёл в ужас. Глаза альфы стали красными, а маска немного растянулась, видимо, из-за сумасшедшей улыбки парня. - Тогда ты об этом очень сильно пожалеешь… Мне и так тяжело себя сдерживать, потому что ты течный. Я пропитал всю эту тряпичную маску экстрактом ромашки, но она ни черта не спасает от твоего сладкого запаха… Знаешь, это всё равно, что запустить человека в вольер с голодными львами. Он уже точно труп. Это лишь вопрос времени, когда настанет секунда его последнего вздоха… - на удивление спокойно говорил альфа, с каждым словом приближаясь к омеге, в то время, как тот, утягивая за собой простынь, отодвигался дальше, пока не оказался на краю кровати. Он чуть было не рухнул с неё, но незнакомец вовремя успел схватить его за руку. Простыня опустилась и показала окровавленные бинты на животе. Лицо альфы в корне изменилось, а глаза сузились. - Кто? – сквозь хрипотцу и нарастающие нотки гнева. Омега в замешательстве забегал глазами, пока не понял, что имел в виду альфа. - Какая тебе разница? – спросил Кёнсу, натягивая простынь обратно. Тело вновь задрожало. Новый приступ уже близился, и течка вот-вот обострится. Незнакомец сжал запястье омеги. - Я задал вопрос: кто это сделал? – более медленно, но со сталью в голосе спрашивал альфа. Кёнсу не желал отвечать, отвернув голову и закрыв глаза, уже ожидая самого худшего. Но альфа лишь разжал руку, выпуская запястье омеги из своего захвата. Снова тяжёлый вздох. - Просто скажи мне, кто это сделал, – постарался снова спокойно спросить незнакомец. - Пока ты не назовёшь мне своё имя, я и слова не скажу об этом, – резко сказал омега и повернулся на незнакомца, находя напряжение в его глазах, которое резко сменилось усмешкой в голосе. - Кай. Называй меня так, – спокойно ответил, так называемый, Кай. - Но ведь это не твоё настоящее имя, – заметил Кёнсу. - А ты и не просил настоящего. А теперь отвечай, кто сделал это с тобой, – Кай кивнул головой в направлении бинтов. - Упал. На гвозди, – так же равнодушно ответил Кёнсу. - Лжёшь. - Лгу. Но ты и не просил правды, – теперь уже усмехнулся Кёнсу. Кай шикнул и приблизился к омеге на опасно близкое расстояние. Он поставил ладонь на его ключицы, ведя пальцами до притягательной шеи и останавливаясь на ярком засосе. - Кёнсу… Не нервируй меня. Ты же не думаешь, что я адекватный, правда? – Кай изогнул шею и наклонил голову вбок, глядя прямо в глубину глаз Кёнсу, с губ которого моментально спала ухмылка. Резкая боль пронзила тело Кёнсу и он рухнул на кровать, хватая ртом воздух и прогибаясь в спине. Новый приступ. Резкий крик. - Кёнсу? – ошарашено спросил Кай, глядя, как извивается омега. - Уходи… Пошёл вон… - шипел омега сквозь пелену слёз и боли, которые новой волной проходились по телу. Снова истошный вопль и Кёнсу скрутило пополам. Сильный запах крови снова прошёлся по комнате. У Кая закружилась голова. Он попытался встать, но тут же рухнул на пол. Маска ни черта не спасала и он снял её, но сделал только хуже. Ещё более насыщенный запах крови пробрался в его разум. Этот запах уже стоял в лёгких и сводил сознание с ума, затмевая рассудок. Кай поднялся с пола и посмотрел на белоснежное тело Кёнсу, что выгибалось дугой и извивалось на кровати в неимоверных муках. Было больно, мерзко и противно. - Кёнсу… - хрипло прошептал Кай и снова сел на кровать, пододвигаясь к парнишке. - Не смей меня трогать! Сумасшедший! Пошёл вон и не смей больше появляться на пороге моей квартиры! Я ненавижу тебя, слышишь? Ненавижу! – выкрикивал Кёнсу сквозь слёзы и дикую боль, корчась на кровати. Кай отстранился и с досадой посмотрел на молодое и идеальное тело. Однажды, он уже услышал эти слова, после чего и стал сумасшедшим. Встав с кровати и идя наперекор своему природному инстинкту, Кай вышел из комнаты Кёнсу, слыша его стоны и крики. Он убрался прочь из этой квартиры. Когда омегу вновь охватила тишина, он улыбнулся и начал истерически смеяться, надрывая голосовые связки, после чего снова переходя на плачь. Ещё ни одна течка не проходила для него столь болезненно. Спустя ещё несколько минут мучений Кёнсу потерял сознание. На часах было 05:00…