New born

Алекс остановилась на пороге, будто наткнувшись на невидимую преграду. Тупо глядела на дверь их с Беном дома, окрашенную в светлый пастельный тон, кое-где уже облупившуюся, знакомую до мельчайшей трещинки. Она застыла, не в силах поднять руку и повернуть дверную ручку. Джон Локк… то существо, которое теперь выглядело как Джон Локк, стоял в шаге за её спиной, и она буквально физически ощущала его присутствие. Он терпеливо ждал. Знал, что она повернет ручку и войдет, потому что деваться ей некуда. И она повернула ручку двери и шагнула внутрь. Внутри все было почти так, как раньше, даже вещи остались на своих местах. Их дом не обыскивали, Бен сам показал все тайники. Показал людям, которые прежде были его людьми, а теперь стали людьми Джона Локка, вернее, стали последователями нового Бога Острова, полноту власти коего не мог уже оспорить Джейкоб. Потому что Джейкоба убил Бен. И Джона Локка тоже убил Бен. Алекс попыталась представить себе, как именно он это сделал – жестоко и хладнокровно, исподтишка. Бен не гнушался ничем ради достижения цели, не брезговал лгать, изворачиваться, унижаться, подавлять, бить в спину. Он получит по заслугам. Уже совсем скоро. Она попыталась воскресить в своей душе ту ненависть, которую питала к Бену после того, что он сделал с Карлом. Но на ненависть уже не хватало сил, она испарилась, а на её место пришли отчаяние и слепой, иррациональный, совершенно детский страх, страх, который испытываешь перед чудищами, живущими в платяном шкафу. Когда-то, очень давно, кажется в прошлой жизни, она могла соскочить с кровати, прокрасться в отцовскую спальню, залезть к нему под одеяло, тесно прижаться и ощутить, что здесь и сейчас, в этом самом месте, никакие чудища ей не страшны. Бен обнаружился в своем любимом кресле в гостиной, с книгой в руках. Он был так увлечен чтением, что даже не заметил её появления. Как вообще можно сидеть и читать, зная, какую участь готовят тебе твои бывшие соратники? До боли прикусив нижнюю губу, Алекс сделала еще шаг. Невольно представила вдруг, как утыкается Бену лицом в колени, будто ей по-прежнему пять, и рыдает, выплескивая все свои страхи и горести, а он гладит её по волосам и говорит что-то ласковое, успокаивающее. Он, наконец, обернулся, слегка приподнял уголки рта в подобии улыбки. Молча глядел на нее, рассматривал с ног до головы, будто старался запомнить. И она тоже молчала. А когда открыла рот, то произнесла совсем не то, что намеревалась изначально. - Они хотят… ОН хочет, чтобы я отреклась от тебя. Публично. А потом присутствовала на казни. И не отворачивалась. Голос у нее предательски сорвался к концу тирады, губы дрожали. Все вышло совсем не так, как нужно. Все, сказанное ею, прозвучало как отчаянный детский визг – «папочка, спаси!». Но невидимые чудища вылезли из платяного шкафа, обрели плоть, стали сильными, и папочка уже не спасет… Алекс просыпается внезапно и сразу; резкий голос в наушниках врезается в мозг подобно сверлу. …You need someone to hold you tight And you think love is to pray But I'm sorry I don't pray that way Once I ran to you (I ran) Now I'll run from you This tainted love you've given… Резко выдернув их из ушей, она морщится, массирует виски круговыми движениями. Как вообще можно было заснуть под такую музыку? Нечаянно сдвигает книгу, лежащую рядом, к краю кровати, и та падает на пол. Перевернувшись на живот, Алекс глядит вниз, на обложку. Да, вот ЭТО может заставить заснуть почище снотворного, и никакая музыка не поможет. «Пятьдесят оттенков серого». Анна говорила об этом чтиве с придыханием, картинно закатывая глаза, а Алекс, в итоге, не осилила и четверти – строчки расплывались, и начинало неудержимо клонить в сон. Колин был прав – ей до взрослых отношений еще расти и расти. Она стискивает зубы, изо всех сил не позволяя очередной волне депрессии захлестнуть её с головой. «Все к лучшему», повторяет она про себя мантру последних дней, «Все к лучшему, к лучшему-к лучшему…. Могло быть и хуже». Как могло бы быть, ей доходчиво разъяснил и показал Джон. На следующий же день после того, как она рассталась с Колином, вернее Колин её бросил, если уж быть честной. После завтрака усадил её перед монитором их с Беном компьютера. Спросил, знает ли она, что такое снафф-видео. Получив отрицательный ответ, сказал, что нашел окольными путями пару роликов и хочет ей показать. После первого же ролика Алекс едва не рассталась с завтраком, но Джон был непреклонен – продолжал показывать и рассказывать. О том, что бывает с людьми, связавшимися с наркокартелями, и что бывает с их семьями. О том, что если ты попался на крючок, то тебя никогда не оставят в покое, найдут в любой точке мира. О групповых убийствах, снятых на видео показательных изнасилованиях, отрезанных головах и отрубленных конечностях. Под конец, Алекс умоляла его прекратить и клялась, что все поняла. Умом она понимала, что Бен её спас. Их всех спас. Но сердцем… Впрочем, её злости тоже хватило ненадолго. Кажется, злость начала иссякать еще до того, как Джон нашел Бена валяющегося в отключке, на том самом месте, где состоялся их с Алекс разговор про Колина и наркотики. Нет, она не ненавидела его. И, тем более, не желала ему смерти. Бен болен, они не говорят чем именно, а значит, все серьезно. Джон явно ждет, что она сделает первый шаг к примирению. Это было бы правильно, да. И справедливо. Но Алекс этого не делает, просто не может. Слишком все… остро. До боли – постоянной, ноющей, надоедливой, похожей на боль от занозы, или зуба, который давно следует выдернуть. И глаза Бена… Такие спокойные и ясные, как у человека, который все для себя решил и заплатил все долги. Это просто невыносимо, хочется громко заорать, расколотить все вокруг и убежать на край света. Алекс трясет головой, отгоняя болезненные мысли, будто рой насекомых. На часах полпервого ночи, стоит, пожалуй, встать, почистить зубы и надеть пижаму. На пути в ванную комнату она слышит приглушенные голоса из гостиной и почти автоматически делает шаг в сторону от намеченного пути. Дверь приоткрыта, в коридоре темно, так что она может смотреть и слушать, легко оставаясь невидимой. - …ну, и? – Джон тщетно пытается поймать ускользающий взгляд Бена, и, в конце концов, мягко берет за подбородок, заглядывает в глаза. – Ты обещал, что больше никаких секретов. Тот вздыхает, мотнув головой, отступает на шаг. - Я думал… Скорее всего, я не так все понял, мне просто почудилось. Возможно, он не это имел в виду, возможно, он просто полубезумный старик. - Так что конкретно он тебе сказал? - Дословно цитируя – «то, что ты носишь в себе, принадлежит и тебе тоже». Как прикажешь это толковать теперь, после всего, что со мной случилось? Задумчиво пожевав губами, Джон кивает с видом человека, принявшего решение. - Мы поедем к нему. Вместе. Завтра с утра. И спросим. - Но… - Даже не начинай! Кому бы не принадлежало то, что ты в себе носишь, оно явно не идет тебе на пользу. Алекс видит, как Бен, стоящий к ней вполоборота криво и недобро усмехается. - Точнее, оно меня убивает. Это ты хотел сказать? Локк с шумом втягивает воздух ноздрями. - Я бы не стал… делать преждевременные выводы. Если это дар Острова, то должен быть способ. Остров открыл мне множество истин, смысл одной из них заключается в том, что выход всегда есть, надо лишь отыскать его. Бен равнодушно пожимает плечами. - Ладно. Терять мне особо нечего, так что я не возражаю против поездки. - Тогда идем спать, завтра вставать спозаранку. - Если ты до сих пор не заметил, то я сплю здесь. Сдвинувшись на пол-шага в сторону Бена, Джон почти нависает над ним, уперев руки в бока. - Я заметил. Хотя так и не понял причины. Я, конечно, не самый чуткий и заботливый в мире человек, и если я чем-то тебя обидел, или был недостаточно… Бен жестом прерывает его, качает головой. - Дело не в этом. Дело вообще не в тебе. Просто… Все это… отвратительно, - его ощутимо передергивает, и порывистым движением он вытирает ладони о штаны, словно они испачканы. – Я стал сам себе противен, это как будто дурная, заразная болезнь. Ты даже не представляешь… Словом, я не улегся бы спать рядом с собой. Как-то так. Поза Джона меняется – он роняет руки вдоль тела, опускает плечи, чуть ссутулившись. Шумно вздыхает, берет лицо Бена в ладони и целует. Алекс всего несколько раз замечала физические проявления близости между этими двумя - мелкие, почти незаметные постороннему глазу взгляды и прикосновения, и каждый раз это вгоняло её в состояние болезненного смущения. Она уже плохо помнит, как отреагировала на новость о том, что её отец спит с другим мужиком, тогда у них троих были куда более серьезные проблемы, речь шла о выживании, и все как-то смазалось, сгладилось, понеслось вперед, стало привычным и повседневным, а первоначальный шок перекрыли новые яркие впечатления, вдобавок, ей всегда нравился Джон… Но она ни разу не видела их целующимися. Наверное, ей должно быть противно. Наверное. С какой-то мазохистской смесью зависти и отвращения, она глядит на них, впитывая увиденное, задерживает дыхание, словно участвует в процессе. Потом резко оборачивается с бешено колотящимся сердцем и пылающим лицом, и убегает в ванную. Бен втягивает ноздрями воздух леса, будто принюхиваясь – пахнет свежестью, будто нынче весна, а не поздняя осень, а еще осокой и тиной со стороны озера; трава вблизи хижины старика похожа на пестрый ковер, благодаря проплешинам зелени вперемешку с бурым. Вокруг тишина и ни души, но у дома и окрестностей явно обжитой вид. Переглянувшись, они с Джоном расходятся в разные стороны. Бен слышит блеяние, идет на звук и первый обнаруживает хозяина – сгорбившись, тот копошится в загоне с козами. Поднимает голову, щурится, всматриваясь в нежданного гостя. - Где тебя носило? – произносит ворчливо, таким тоном, будто они знакомы много лет, - Я ждал тебя еще неделю назад. Бен лишь хмыкает, задирая бровь. Он уже почти привык к бесцеремонным манерам этого странного типа. Долив воды в поилку, старик обтирает руки ветошью, без тени удивления скользит взглядом по фигуре Джона, появившегося с другой стороны от загона. - Идемте в дом. Вы, оба. Внутри полумрак, запах дыма и сырости; старик зажигает газовый светильник, позволяя Джону, который тут впервые, с любопытством разглядывать нехитрое внутреннее убранство дома. Их странный хозяин по-свойски манит Бена пальцем. - Подойди ближе к свету, расстегни рубашку и пояс. - Какого…?! - фыркает Джон, - Что вы собираетесь с ним делать? Кто вы вообще такой? Вы даже имя свое не назвали! Что вам известно о … нас? - Вопросы, вопросы…, - тот вздыхает, качает головой. – Я, всего лишь, собирался проверить, как развивается плод. - Может у меня плохо со зрением, - в тоне Локка неприкрытый сарказм, - Но я не вижу здесь аппарата для УЗИ. - Очень смешно, да. Вы ведь не поехали туда, где есть аппарат для УЗИ, а заявились ко мне. Ладно, если уж вы настроены поболтать, то присаживайтесь, я сварю кофе. Кофе, кстати, у меня на исходе, так что в следующий раз приезжайте не с пустыми руками. Он удаляется вглубь комнаты шаркающей походкой, гремит посудой. Бен, как ни в чем не бывало, присаживается за деревянный стол грубой выделки, жестом приглашая Джона последовать его примеру. Через некоторое время перед гостями появляются кружки с кофе, который пахнет весьма недурно и блюдце с солеными крекерами. - С чего бы начать? – задумчиво пожевав губами, старик упирается взглядом в потолок. - Начните со своего имени, - подает голос Бен. - Имя… У меня было множество имен. Вам совершенно не обязательно знать их все. При рождении, шаман нашего племени назвал меня «Мшистый Камень». В моем первом водительском удостоверении значилось имя «Дэниэл Стоун». Да, подойдет. Можете звать меня Дэн, если хотите. Были периоды, знаете ли, когда правительство этой страны принималось усиленно замаливать грехи перед нашим народом. Одним из результатов этого замаливания грехов стала полученная мною стипендия Питтсбургского университета, куда я поступил на медицинский факультет. Совсем неплохо для парня из индейской резервации. Я закончил его в шестьдесят третьем, в течение последующих пяти лет стажировался в лучших клиниках страны, и к тридцати годам у меня было все, о чем я мог только мечтать – престижная работа, стабильно высокий доход и любимая жена, которая должна была вот-вот подарить мне наследника. Впереди нас ждали лучшие годы жизни, так нам казалось. Но жизнь не всегда оправдывает ожидания, знаете ли. Такая она… замысловатая. Случаются разные вещи, да. Например, кто-то во имя своих богов, или очередной идеи приносит самодельную бомбу в супермаркет, полный народу. Одна секунда, - старик щелкает пальцами, - и все. Все годы нашей жизни, которые мы собирались прожить, наш не рожденный ребенок, другие дети, которые могли бы у нас быть… Я потерял семью, потерял зрение, а, вместе с ним, и любимую работу. Несколько раз пытался покончить с собой, очередная попытка едва не увенчалась успехом. Но однажды кое-что случилось. Кое-что необычное. Я вдруг обнаружил, что могу прикасаться к людям и определять, чем они больны. С точностью, намного превосходящей диагностические возможности тогдашней медицины. Я вернулся в свое племя, где, как я думал, принесу больше пользы, прожил там три года. А потом ко мне заявился человек. Странный такой тип, и говорил он странные вещи. Сказал, что увезет меня на какой-то остров, где мне помогут вернуть зрение, - при этих словах глаза Локка чуть расширяются, брови ползут кверху, а Бен удовлетворенно кивает с видом человека, правильно решившего математическое уравнение, - И он не обманул. Зрение действительно вернулось, а способность «видеть руками» сохранилась. Моя дальнейшая жизнь стала платой за вновь обретенное. Я получал приказы - я выполнял приказы. Я жил под разными именами в разных местах, ехал туда, куда мне говорили, и делал то, что мне говорили. А потом приказы вдруг просто перестали поступать, и я остался один, сам по себе. Снова вернулся к своему племени, жил с ним, пока молодежь не разъехалась по большим городам, а старики не вымерли. Теперь живу здесь один. - Джейкоб связывался с тобой лично? Приказал наблюдать за мной? – подавшись вперед, Бен впивается в лицо старика пристальным, цепким взглядом, - Или это был Ричард? - Понятия не имею, о ком ты говоришь, - Дэн невозмутимо пожимает плечами и отодвигает пустую чашку в сторону, - Я с самого начала знал, что должен остаться здесь, потому что в какой-то момент понадоблюсь. А потом объявился ты. Тебе придется мне довериться, Бенджамин, у тебя особо нет выбора, думаю, ты сам уже понял. Спустя полчаса, Бен застегивает рубашку, прислушиваясь к собственным ощущениям. От ладоней Дэна как будто бы исходило тепло и легкое покалывание, но, в целом, ничего особенного. - Ну, что? – тревожно подает голос Джон. - Как я уже говорил, вам стоило приехать раньше. Плод развивается нормально, как обычный человеческий эмбрион. Ему уже около четырех недель. Но тело носителя не приспособлено для этой роли, у него отсутствует необходимый гормональный фон, так что иммунная система организма конфликтует с иммунной системой плода, отсюда отсутствие аппетита и симптомы интоксикации. Вдобавок к этому, плод влияет на обменные процессы, интенсивно вытягивая из организма кальций, минералы и питательные вещества. Думаю, уже сейчас анализы показали бы анемию, начальную стадию дистрофии и дисфункции поджелудочной. - Вы можете его извлечь? – деловито спрашивает Бен. - Могу, но шансов пережить операцию и не остаться инвалидом у тебя немного, даже в условиях госпиталя. Околоплодный пузырь тесно спаян со стенкой брюшной полости и внутренними органами, а это ткани, кровеносные сосуды и нервные окончания. Но когда плод созреет, отслоение произойдет само собой, останется только вынуть ребенка, это не так травматично. Бен досадливо морщится. - И смысл во всем этом? Сколько я так протяну? Месяц, два? - Я же сказал, что помогу. Вынув из шкафа с покосившейся дверцей двухлитровую бутыль из темного матового стекла, Дэн ставит её на стол. - Эта настойка поможет твоему организму справиться. Она компенсирует недостаток гормонов, снимет интоксикацию. Начнешь принимать её трижды в день, к тебе вернется аппетит и силы. Плюс регулярный прием витаминов и кальция будет тоже очень кстати. Да, на последних сроках, плод будет все сильнее давить на внутренние органы, с женщинами тоже такое происходит. Надо будет есть часто, но понемножку, чтобы не перегружать кишечник. Бен молчит около минуты, рассматривает старика не мигая. Потом вдруг, согнувшись пополам, начинает смеяться. Вернее, неприлично ржать, будто какой-нибудь подвыпивший посетитель бара. Отсмеявшись, вытирает выступившие слезы, глядит на серьезно-скорбную физиономию Локка и невозмутимую Дэна. - Не обращайте внимания. Вспомнилась передача «Советы беременным» по телеканалу для домохозяек. У Джейкоба всегда было своеобразное и очень извращенное чувство юмора. Вот только одного я не понял. Ты сказал, что этому… эмбриону недели четыре. Если он порождение Острова, то все должно было начаться, как только мы сюда переехали, но прошло уже три с половиной месяца. Дэн неторопливо вынимает трубку из кармана, закуривает и ворчливо произносит: - Экий ты непонятливый, все надо разжевывать. Остров лишь дал тебе определенные возможности. Но для зачатия нужны двое, и произошло оно самым, что ни на есть, естественным путем. Я сказал при нашей первой встрече – то, что ты в себе носишь, принадлежит и тебе тоже. Точнее было бы выразиться – оно принадлежит вам обоим. Бен резко поворачивается на пятках, и от его взгляда, устремленного на Локка, тому становится очень сильно не по себе. Будь Лайнус прежним, такой взгляд сулил бы скоропостижную и мучительную кончину объекту его сомнительного внимания. - Я. Не. Желаю. Об. Этом. Слышать. Поняли? Двигаясь как плохо смазанный робот, Бен берет куртку со стула и выходит наружу, от души хлопнув дверью. Выпустив к потолку сизое колечко дыма, Дэн причмокивает губами. - Да, тебе не позавидуешь, приятель. Нелегко тебе придется. Мотнув головой, Джон берет со стола бутыль с настойкой, аккуратно упаковывает в рюкзак. Чуть приподнимает уголки губ, протягивает руку для рукопожатия. - Спасибо за помощь. Лайнуса снаружи уже не видно, он, скорее всего, движется туда, где они оставили машину, и Локк устремляется вдогонку почти бегом. Бен обнаруживается метров через триста; его зеленовато-серая утепленная куртка с капюшоном мелькает между деревьев. Шагает на предельной скорости, хотя по пути сюда передвигался с трудом и одышкой, под ноги не глядит. Джон, ускорившись, догоняет его и успевает подхватить, когда тот спотыкается о корень и начинает заваливаться лицом вниз. Бережно усадив на землю, спиной к древесному стволу, вынимает из рюкзака походную кружку, наливает настойку на треть, сует Бену под нос. - Выпей прямо сейчас! Тот моргает и щурится, будто от солнца, хотя в лесу полумрак; дышит тяжело и рвано, выглядит так, что краше в гроб кладут – осунувшийся, бледный до синевы, с капельками пота на лбу и переносице, темными кругами под глазами. Покорно, даже не поморщившись, глотает мутную бурду с резким запахом, потом откидывает голову назад и долго смотрит на верхушки деревьев, силясь восстановить дыхание. Переведя взгляд на Локка, рассматривает его, словно видит впервые. Произносит, вроде как, на полном серьезе: - Что ж. Теперь, как честный человек, ты должен на мне жениться. Дома Алекс не сидится. Уроки не делаются, музыка лишь раздражает, все кажется скучным и пустым – книги, фильмы, социальные сети, идиотские девчоночьи чаты с бесконечными делами сердечными. Звонил Джон, сказал, что ему нужно на лесопилку, а Бен приедет пораньше, но Бена все нет и нет. Смысл заказывать пиццу – она трижды остынет, пока они все соберутся за столом, будет как резиновая. Алекс садится перед зеркалом. Пропустив волосы между пальцев и собрав пряди в горсти, натягивает кожу на лбу и висках, вглядывается в свое лицо. «Дурнушка. Как есть, дурнушка. Вдобавок, круглая идиотка». В определенные моменты, ей остро, до боли не хватает матери. Некоторые вещи мужчины просто не в состоянии понять, и никогда не будут в состоянии. Время от времени она пытается представить себе мать. Её лицо, голос. Что бы она сказала, как утешила бы. Наверняка сказала бы, что Алекс красавица, а будет еще краше. Перебирала бы её волосы, говорила бы, какие они густые, мягкие и чудесные. Возможно, дала бы примерить что-нибудь из своих украшений, пообещав подарить потом на свадьбу. Впрочем, откуда ей знать? У нее никогда не было матери. Резко отвернувшись от зеркала, Алекс порывисто поднимается и, одевшись, выходит из дома. Идет, не заботясь о направлении - Дарк Лейк можно, при желании, обойти пешком, тут не заблудишься. Непроизвольно цепляет взглядом знакомую фигуру в зеленовато-серой куртке, что маячит у дверей аптеки. Бен останавливается, заглядывает в пакет с покупками, морщит лоб. Потом медленно шагает вдоль улицы, нашаривая что-то в кармане, наверное, ключи от машины. Прикусив губу, Алекс идет следом. Подойти бы сейчас, заговорить, как ни в чем не бывало. С той памятной размолвки они с Беном и словом не перекинулись. Это как-то… неправильно. И здорово напрягает. А еще подслушанный разговор не выходит из головы. Если Бен так серьезно болен, отчего они не найдут хорошего врача? Он даже в местную больницу больше не обращался. Что он в себе такого носит, чего нельзя никому показывать? Вероятнее всего, это связано с Островом. Но от Бена черта с два добьешься правды, больше шансов, что проболтается Джон. На улице ни души; рядом с джипом Бена маячит небольшой темный фургон, из недр коего двое мужчин в одинаковых серых вязаных шапках выгружают какую-то мелкую садовую мебель. Решившись, Алекс ускоряет шаг, и уже открывает рот, чтобы окликнуть отца, но тут происходит что-то странное и пугающее – мужчины в шапках бросают свой груз, во мгновение ока хватают Бена под руки и запихивают в фургон, который тут же срывается с места. Крик застревает у Алекс в горле; она бросается вперед, бежит за фургоном, лихорадочно пытаясь запомнить номер и, одновременно, справиться с паникой. Она не смотрит по сторонам, не видит ничего вокруг и совершенно напрасно. Её внезапно хватают за плечи и зажимают ладонью рот; она отчаянно брыкается, по пути к громоздкому черному «Вольво», припаркованному за углом. Съёжившись на заднем сидении как загнанный зверек, Алекс тяжело, со всхлипами дышит; одного из нападавших она укусила за руку, так что теперь у нее во рту мерзкий привкус, а сердце колотится, кажется, у самого горла. Человек, что сидит впереди, рядом с водителем, оборачивается. Его лицо кажется Алекс смутно знакомым, но объятый паникой мозг отказывается вспоминать, где именно она могла его видеть. - Здравствуй, Александра, - произносит он безо всякого выражения, - мы встречались очень давно, ты была ребенком и вряд ли меня помнишь. Меня зовут Чарльз Уитмор.