Ирония несбывшейся вечности

      Бродить без цели — глупо и бессмысленно. Пытаться найти выход… Ха, зачем? Никогда он не задумывался, сколько здесь коридоров. Выйти отсюда всегда было легко. Он был раньше здесь с друзьями. Теперь — абсолютно один. Тишина. Пустота. Боль разрывает легкие. Сколько он бежал неведомо куда? Сколько он кричал, прося выпустить его? Нет ответа. Нет…       Отчаяние. Кто-то же должен здесь быть, верно? Прислуга, охрана? На каждом шагу наверняка камеры. Тогда почему его никто не слышит? Или это чья-то извращенная фантазия — заставить его мучиться неизвестностью, ложной надеждой. Если бы его заперли, было бы другое дело. Он задыхался бы в ограниченном пространстве. Он думал бы, что он находится в маленькой коробочке, стены которой вот-вот раздавят его. Но здесь… Столько неисследованного пространства. Беги куда хочешь. Делай что хочешь. Никто тебя не остановит. Ты сам отвечаешь за свои действия.       Еще два шага. Еще немного. Он падает на колени, опирается руками о пол и издает длинный, пронзительный визг, который больше смахивает на хрип. Голос пропал. Он не может больше говорить. Он так устал и так хочет пить… Все эти коридоры смахивают на лабиринт из железобетона. Обычные стены, обычный потолок и пол. А выхода — нет. Зачастую ты бежишь только прямо, только вперед, и нет никаких разветвлений. А потом они появляются. И ты не знаешь, что делать. Потому что ни один коридор не заканчивается тупиком. Он сопровождается дверями, но ни одну красноволосый так и не смог открыть.       Свет меркнет, а потом выключается. Теперь не только тишина, то и кромешная тьма. Это сводит с ума, но парень не сдается. В голове уже не остается ничего, кроме одной-единственной команды: иди. Пожалуйста, иди. И он ползет предельно медленно, вяло перебирая руками и ногами, словно не контролируя себя. Теперь его цель не выход, а свет. Свет же и приведет его к выходу.       — Та-та-та… — еле шепчет он, хотя эти непонятные звуки скорее раздаются в его голове. Уши болят от отсутствия каких-либо шорохов, от того, что приходилось долгое время напряженно прислушиваться. — Та-та…       Рука ударяется по плитке пола в желании выбить ритм. Но снова — ни звука… Ему кажется, что он один. Ему кажется, что его нет на свете. И только движение помогает ему понять, что он еще жив, что он еще дышит. Свет… Надо найти свет.       Он ползет все дальше и дальше, пока окончательно не сдается. Он ложится на пол. Мысли путаются. А через какое-то время от замечает, что не знает, как встать. Как пошевелить рукой, головой, да хотя бы пальцем? Он слеп, глух, нем и неподвижен. Остается только умереть. Он готов к этому.       Но тут он замечает полоску света у самого пола. Раньше ее не было — значит, свет включили недавно. Свет причинял глазам боль, но завлекал, шептал, обещал что-то… Парень почувствовал, что пол холоден, как лед и тверд, как камень. На таком долго не поваляешься — все болеть будет. Вот, уже болит. Спина. Постойте, у него есть спина? Значит, и все остальное тело есть? Где же оно? Он его не чувствует.       Красноволосый шевелится. Теперь получается. В тело воткнулись маленькие иголочки, но это было почти приятно, а не болезненно. Цель так близка… Голова начала работать. Рассчитывать расстояние. Да нет же, тут совсем недалеко. Еще чуть-чуть, ну же!       Он переворачивается на живот. С трудом протягивает руки вперед, которые подворачиваются и совсем не хотят выпрямляться. Но он заставляет их принять именно то положение, которое он хотел. Они обязаны его слушаться! Ведь они именно его руки, а не чьи-нибудь чужие.       Ноги подтягиваются. Более-менее устойчивая поза. Так… Встать еще не получается. Он падает. Отлично, можно и дальше преодолеть путь ползком. Губы размыкаются, производя шипение. Голос пока не появляется, но уже хоть что-то. Дверь все приближается. Он не помнит, зачем ему это нужно, как он очутился в этих бесконечных коридорах, отчего запутался и потерял волю. Сейчас это было безразлично. Свет укажет ему путь.       А вот и дверь. Спустя столько времени. Казалось, прошла вечность. Парень неуверенно царапает ее, не зная, как открыть. Получается очень тихо, вряд ли кто-нибудь услышит. Тогда он стучит, но и стук поглощает тишина. Нужно встать. Как-нибудь — но встать…       Безмолвие рассекают шаги. Их отчетливо слышно отсюда, с пола. Тук-тук-тук… Видимо, каблуки. За дверью. Красноволосый едва успевает отползти. Дверь неторопливо открывается. В светлом проеме — знакомый силуэт. Но парень ничего не помнит. Он даже на мгновение теряет сознание, не понимая причины.       Он чувствует, как его поднимают на руки. Это приятное чувство полета быстро заканчивается — его снова кладут на пол. Хотя нет, не совсем. Он сидит на коленях, а его голова мирно покоится на чем-то плече. Длинные пальцы ерошат непослушные волосы. Красноволосый слышит тихое пение на незнакомом, но мелодичном языке. В приглушенном свете настольной лампы — единственного источника света — парень видит, как поблескивает поверхность очков. Шея пахнет дорогим одеколоном, покрой пиджака также явно не из дешевых.       — Ты бы никогда не сел прямо на пол, Дожи, — парень тихо рассмеялся. Происходящее казалось ему абсурдным.       — Ты никогда бы не бродил по моему дому так долго, — слышится в ответ. — И все же ты это делал. Завтра ты уйдешь отсюда.       — Не хочу. Уже не хочу уходить…       Когда ты долго блуждаешь и вдруг находишь свет — очень трудно от него отказаться.       — Ты не знаешь, о чем говоришь, — чуть печальная улыбка. — Да и я тоже. Что я несу? Мог бы прикончить тебя на месте. Но сегодня… — взгляд на окно, за которым стояла безлунная ночь. — Очень красиво.       Не дав Джинге что-либо сказать, мужчина снова тихо запел, и парень уснул — на этот раз спокойно, по-настоящему.

14 мая 2015