After Dana Bahn

Ai no kusabi – Oracion Riki Видели ли вы когда-нибудь запыхавшегося взмыленного блонди? Для посвящённых, несомненно, прозвучало как оксюморон, но Рики Дарку, некогда главарю Бизонов, в грязных трущобах Кереса именуемому пафосно-гордой кличкой Ваджра, однажды довелось – что, впрочем, неудивительно для человека, славящегося своими непревзойдёнными талантами по части доведения элиты до белого каления… Ясон Минк, воплощение надменного достоинства, сидел на полу, опираясь спиной на синтетический, стилизованный под дерево бортик кровати. По лбу статного представителя высшего общества мелким бисером рассыпалась лихорадочная испарина, с виска по светлой, покрытой лёгким юношеским пушком щеке скатилась крупная мутноватая капля пота. С пересохших уст бывшего главы синдиката срывались частые рваные выдохи, а по лицу, эталону безупречной, математически-симметричной красоты, расползлись крупные пунцовые пятна горячечного румянца. Блонди свёл глаза к переносице, словно пытался взглянуть на широкие вразлёт брови, и непередаваемо по-хулигански сдул спадающую на нос длинную платиновую прядь. Идеальная причёска его, к слову, растрепалась и вспушилась: даже евгенически сконструированная глянцевая гладкость роскошных длинных волос оказалась беспомощна против нескольких часов беспощадно-ожесточённой возни по всклокоченной постели, на которой, вымотанный до изнеможения, лежал, пристально таращась в потолок, смуглый черноволосый монгрел. Выглядел он, кстати, тоже не по канонам благопристойности: опоясывающие запястья браслеты синяков, наливающийся фиолетовым кровоподтёк на голени и усеивающие торс от кадыка до паха засосы. А в неясной мимике – неподдельное сытое довольство. — Ты несносен, — наконец проронил блонди и утомлённо смахнул с широкого плеча прилипшую нитку, выдернутую из в клочки разорванной рубашки. — Да пошёл ты, — с ленцой огрызнулся Дарк. При любых других обстоятельствах Ясон, со свойственной ему холодностью и суровостью, наверняка бы немедленно проучил строптивого наглеца, но в данный момент у выносливого амойского политика, являющегося, по сути, апогеем биоинженерии, и на возмущение энергии не нашлось. — Ты не нуждаешься в моей заботе, — безапелляционно констатировал он после долгой, потрескивающей статикой паузы. — Ты не стремишься к взаимопониманию, — на высоких скулах Ясона поигрывали агрессивные желваки. — Пренебрегаешь уважением. Я приложил максимум усердия, чтобы между нами не стояла Танагура, — в голосе Минка отчётливо звенела сталь. — Но ты не ценишь моих усилий, Рики. Намеренно провоцируешь, дерзишь и испытываешь моё терпение, — отчитывал он, и в радужке оттенка чистого небосклона всплыло затаённое, тщательно подавляемое недоумение. — Ты отказываешься от приемлемых способов удовлетворения своих… девиантных потребностей, но отчаянно жаждешь, чтобы я тебя ломал. Виктим, — снисходительно проронил он и с презрением скривился. — Ублюдок Юпитер. Минк невесомо взмахнул ресницами и едва заметно покачал головой. В погружённой в интимный предрассветный полумрак спальне воцарилась тонко, на фальцетной ноте вибрирующая напряжением тишина; атмосфера вокруг широкого смятого одержимым сексом ложа стремительно нагнеталась, обвивая гибкие тела и пульсирующие светом души вязкой липкой насторожённостью. Спустя несколько бесконечных минут Ясон повернулся и, закинув на упругий матрац локоть, скользнул по монгрелу долгим взглядом. — Дважды в месяц, Рики. — Что, запасные батарейки на Амои забыл? — с насмешкой парировал Дарк. — Именно так, — не остался в долгу Ясон. — В том же ящике, где ограниченный кересский отброс забыл свой крошечный мозг. Рики покосился на него сквозь хищный прищур и вдруг очень добро, без злого сарказма и издёвок усмехнулся. Неуклюже, чуть покачиваясь от усталости, приподнялся, переместился поближе к Ясону, заглядывая в холодную, поблёскивающую арктическим льдом синь сверху вниз – любовался, как многие годы прежде, переливающимся от кипенно-белого до ультрамаринового колером и восхищался её потрясающей изменчивости. С непривычки робко притронувшись, с осторожностью заложил упрямую платиновую прядь за эстетичное порозовевшее ухо и прильнул лбом к высокому лбу, утопая в хмельном визуальном контакте. Он не вешался на Ясона с объятиями и целоваться не лез: интуитивно осязал, что блонди, все предыдущие тридцать лет проведший в состоянии тотальной эмоциональной кастрации, создан замкнутым, как моллюск, и потому не адаптирован к проявлению эмоций, да и вряд ли в принципе когда-нибудь сумеет адаптироваться. Нет, Рики не пытался анализировать возлюбленного – слишком мудрёная задача для его трущобного менталитета, но на вбитых Кересом инстинктах улавливал, что и когда позволено, а что и когда запрещено. Помимо прочего… Дарк несколько лет провёл в его тошнотворно-сладостных цепях, и как любой закованный в кандалы узник угадывал настроение своего инквизитора по вкрадчивому шелесту грациозной поступи. Поразительно, что он научился извлекать пользу из настолько чёрных периодов их совместной экзистенции. Ясон ласкающе провёл по подбородку Рики подушечкой большого пальца. С мимолётным, но явственным сожалением нахмурился. Дарк с пониманием кивнул и отстранился. Он знал, что любовник вот-вот поднимется, наспех примет холодный душ, наспех просушит свою шикарную шевелюру, не менее наспех впрыгнет в классический деловой костюм и, усевшись за штурвал небольшого скромного флаера, отправится к расположенному в центре города небоскрёбу, где последние семь месяцев занимает пост финансового аналитика. Посторонним, в частности, гражданам и нелегалам Амои, было бы до потрясения странно услышать, что некогда глава синдиката, олицетворение воли Юпитер и, после бесстрастной машины, вторая могущественнейшая персона проклятой рагоном Танагуры проводит рабочий день в самом заурядном офисе за ничем особенным не примечательным занятием, однако не Рики. Он единственный в курсе, что все накопленные и украденные капиталы, как теневые, так и официальные, Минк спустил на побег. — Дважды в месяц, — согласился монгрел прежде, чем блонди встал. Больше они не разговаривали: алгоритм функционирования Ясона, расписанный по секундам, практически никак не изменился, за исключением, пожалуй, того факта, что ныне по утрам он самостоятельно готовил завтрак и варил кофе. Случалось, Рики предлагал ему помощь, но Ясон с непроницаемой физиономией отказывался, мотивируя это тем, что безродному полукровке, воспитывавшемуся в Гардиан и росшему в Кересе, легче втолковать значение функции Лагранжа свободной частицы в релятивистской механике, чем рецепт простейшего салата. Рики, по вполне очевидным причинам, не спорил – возражать сосредоточенному на молниеносном нарезании овощей или мяса блонди столь же эффективно, как и пытаться затормозить разогнавшийся до субсветовых скоростей фрегат силой мысли: пока монгрел подбирал удачный, по его мнению, аргумент, Минк успевал закончить с шинковкой и накрыть на стол. Порой Дарк подшучивал, что из «императора Амои» получился бы неплохой фурнитур, но Ясон его нелепые потуги, разумеется, игнорировал… Дело другое, что Рики изо дня в день скрупулёзно выискивал и находил новые способы раздражать партнёра. Как вчера, например – Минк не преувеличивал с упрёками. Рики действительно старательно доводил его до бешенства – грубил, шатался по барам и, не предупредив, брал на работе дальнобойные вылеты, вынуждая от природы уравновешенного сына Юпитер вскипать и гневаться. Как когда-то давно, в теперь, казалось, неправдоподобно-нереальном прошлом, в стенах Эос и альковах Апатии. Спустя час после ухода Ясона Рики пружинисто спрыгнул с кровати и, шлёпая босыми ступнями по плиточному полу, потопал в ванную. Неуклюже закрыв прозрачную дверцу кабинки, активировал подачу воды и неторопливо смыл с тела начавшую подсыхать смазку и строгое, резковато-изысканное благоухание парфюма. Так великолепно пах только Ясон – элегантные древесно-морские ноты, купажируясь с тонким ароматом кожи, составляли неповторимый микс. Порой Рики желал окунуться в эфемерный шлейф, задохнуться в пьянящем ощущении родственности и единства, какое он испытывал рядом с Минком, отрешённо-далёким, почти недостижимым, как мерцающие в чёрно-сиреневом космосе звёзды. Надо ли упоминать, что мыться ему не особенно-то хотелось – необходимость заставляла. Закончив плескаться, парень обмахнулся полотенцем, швырнул использованную синтетику в утилизатор и, с неуютным стеснением быстро натянув на покрытые синяками ягодицы трусы, распахнул навесной шкафчик, на полке которого шеренгой выстроилась пара десятков бутыльков и флаконов для лекарств. Нестранно, что всякий раз, когда взор его падал на коробочки и баночки, занимающие специально отведённую для них секцию, глаза Рики, поблёскивающие задорной искрой, тускнели от накатывающих воспоминаний. Седативы, сердечно-сосудистые, гипотензивные. И гормоны. — Отпусти, — сквозь зубы процедил Рики, выдёргивая руку из дробящего суставы захвата. Ясон, если начистоту, с трудом подавил порыв его ударить – он, как выяснилось, далеко не мастер утешать истерики. В особенности, когда стремительно впадающий в психоз человек – тот перепуганный, онемевший в изумлении, судорожно хватающий воздух ртом монгрел, кому он не более двух минут назад признался в любви. — Отпусти меня, долбаный блонди! — сорвался на крик Рики, врезав кулаком куда-то в широкую грудь – не более двух минут назад он к ней, дрожа от шквала эмоций, прижимался, не веря, что они оба по-настоящему живы. — Рики, — спокойно окликнул Минк, акцентируя «к» – так только он умел. — Немедленно прекрати, — приказал он, вплетая в тихий голос повелительные интонации, и обхватил подбородок пета двумя пальцами, заставляя смотреть в глаза. — Не командуй мной, ты, железяка! — он бился, метался, с гримасой, отражающей терзающую его плоть боль, пытался отодвинуться, вырваться из крепких надёжных рук. — Зачем я тебе теперь? — надрывно всхлипнул он и закусил нижнюю губу до крови. — Нахрена тебе кастрированная игрушка? Ты видел, что я с собой сделал?! Ясон на краткий миг прикрыл веки, и в мыслях блонди остервенелым торнадо проносились реминисценции, обрывки памяти, грохочущие слова и многократное гулкое эхо лютой ярости, впервые терзавшей его априори не способное гореть сердце. Из тех слабых искр, что теплились в нём по воле Юпитер, Рики и всё, что связано с Рики, раздул пожар, постепенно уничтожающий гордость, принципы и мировоззрение Ясона Минка. Из любимого дитя ИскИн он планомерно перевоплотился в нечто, познавшее человечность в пограничных её проявлениях. Один из таких пунктов – жуткий Дана Бан, и секунда, истлевшая под аккомпанемент щелчка, изданного открывающейся крышкой небольшой металлической шкатулки, в которой лежал срезанный с Рики пет-ринг редкого, дисциплинарного, типа ID, оснащённый трейсером. — Видел, — сдержанно ответил Ясон. — Я не намерен удерживать тебя, если ты решил уйти, но требую причин. — Какие ещё тебе причины нужны? Ты же мечтал трахать меня, когда приспичит, а теперь я ни на что не годен!.. — Ты глуп, монгрел, — перебил Минк. — Я рационален. Не стал бы тратить времени на то, чтобы вывести тебя из криосна, будь всё так, как ты себе вообразил. Рики… — он опустил голову – на планковскую единицу всего, но Рики поклялся бы, что поймал микроскопическую долю смятения и грусти в изменчивой прохладно-убаюкивающей сини. — Я дзинкотай. Мои сексуальные потребности значительно ограничены. Сублимируются эстетическим удовольствием и полностью контролируются. Ясон не лгал – за те сумасшедшие, непостижимые пять лет, что между ними вился смехотворный водоворот дефективно-патологических отношений, окрашенных в мерзостно-алые краски агрессии и страсти, Рики никогда не видел оргазма помешавшегося на кересском отбросе блонди. Юпитер не отнимала у своих сынов критически первостепенное половое влечение, в определённой степени формирующее личность и обуславливающее адекватное функционирование элиты, но кромсала первобытный инстинкт до тех пор, пока не низвела до мутного эха в нейронных цепочках. У верхушки синдиката совершенные гармоничные тела, по скрупулёзно пестуемой и повсеместно пропагандируемой теории ничем не уступающие естественным; как объяснял Ясон, единственный осмелившийся эту теорию доказать эмпирически, социальная, политическая и культурная структура Амои такова, что львиная доля экономики держится на научных изысканиях и дальнейшей торговле технологиями, сопряжённой с неизбежными контактами с Федерацией. Люди, с присущей им тягой к поклонению гениталиям, придают сакраментальное значение мужской состоятельности в сексуальном плане. Юпитер создавала безукоризненные инструменты, долженствующие пробуждать в окружающих священный трепет, тех, кого сравнивали бы с полубогами. Элита обладает превосходящим интеллектом, чарующей привлекательностью, ошеломляющей мощью. Недоступной примитивным существам выносливостью, в том числе и на горизонтальных плоскостях, иначе авторитет венца её стараний рано или поздно подорвался бы… Глупо полагать, что особенности физиологического конструкта Минка немедленно утешили лишившегося всяческой надежды на полноценную интимную близость монгрела, но стали весомым аргументом, поспособствовавшим тому, что они до сих пор, тому как три с половиной года, остаются вместе – и не намереваются расставаться, по крайней мере, в обозримом будущем. Иногда Рики непритворно завидовал любовнику. Скрывал терзающую рассудок грязь, но отрицать не осмеливался. ИскИн одобрила реконструкционную терапию для впавшего в опалу любимчика – безусловно, не из альтруизма – но, тем не менее, Ясону вернули ампутированные двухтонной гермодверью конечности. Для ненавистного в Танагуре пета, как несложно догадаться, никто расщедриться не подумал… После вылета на Фаан стало поздно, да и не располагал более Ясон такими средствами, а затевать какие-то дерзкие, в стиле ошалевшей безнаказанности авантюры или добывать внушительное количество кредитов легальным путём не рисковал. Юпитер расчётливо-жестока, по-змеиному коварна и мстительна: задавшись целью разыскать упорхнувшего из-под материнского крыла сына, добьётся результата именно по финансовым ниточкам. Она талантливо слепила Минка. Она озадачивающе любила его, если столь кощунственные алогичные термины релевантны в адрес искусственного интеллекта, и, как следствие, изучила образ его мышления. Она узнает предавшего её доверие блонди по схемам и уловкам, как по уникальному отпечатку пальца. И потому Ясон, спрятавшись с Рики на замшелой, затерявшейся где-то на краю галактики планетке, вполне официально устроился на непыльную для его зашкаливающего над отметкой 300 IQ службу и нехотя позволил от безделья слетающему с катушек возлюбленному вновь усесться за штурвал грузового шаттла. Им хватало на достойную бытность – на оплату счетов, приличную еду и одежду, на заместительную терапию. Большего и не надо. Кроме секса, наверное. Дарк, с лёгкой руки Минка после старта с орбиты Амои сменивший имя на Джонаса Клэйва, получил в конторе список предстоящих на смене доставок и, мазнув по датападу ленивым взглядом, раскрыл файл с расписанием межпланетных полётов. Улыбнулся, обнаружив, что через двое суток, забив грузовой отсек партией редкого вина под крышу, отправляется в солнечную систему с поэтичным названием Мнемозина – с транзитом через Гнозис путь займёт чуть больше недели, а если очень постараться, то дней десять. Диспетчера в курсе, что он частенько, в отличие от большинства пилотов, берётся за долгие командировки, а оттого даже предупреждать его заранее не утруждаются – какой смысл? Отказывался Рики лишь в крайнем случае и, конечно, практически никогда не ставил в известность Ясона, но не потому что плевал на его мнение. Дарк его дразнил. Нагнетал обстановку до саспенса, чтобы блонди, взбешённый пренебрежением партнёра, затащил строптивого упрямца в койку и, забыв о рефлексии и сострадании, несколько часов остервенело мочалил, позволяя им обоим спустить пар. В очередной раз задумывая пакость, Рики константно зрил на обратной стороне прикрытых век образ рыжеволосого мужчины со старым шрамом на левой щеке, а сквозь барабанные перепонки в извилины втекал голос Меченого, шепчущий когда-то давно отзвучавшие слова: «Это внушало мне иллюзию, что я всех поимел». Как же пронзительно Рики понимал его сейчас!.. Впервые сорвавшись, Ясон исступлённо просил у Рики прощения – буквально вымаливал. Он, будучи умнее и проницательнее всего совета двенадцати, вместе взятого, с кристальной ясностью видел, что нахальный монгрел им манипулировал, но чувствовал себя виноватым за несдержанность, а Рики, пропуская отчасти бессвязный лепет мимо ушей, сыто ухмылялся и пристально, с неким извращённым любопытством таращился на него сквозь прищур. Когда затея Рики оправдалась вторично, Минк устало признался, что ему не нравится поступать с ним, как злобный хозяин с зарвавшимся петом. Дарку стало стыдно, но ненадолго – неудовлетворённость, скоблящая по рёбрам изнутри, накапливалась, нарастала снежным комом, налипала на непременный стресс и перманентный комплекс неполноценности, выметая из личности гордого, но склонного, как точно выразился Ясон, к виктимности полукровки всяческие рамки и табу. Его пароксизм чувственной экзальтации из варварски оскоплённой промежности переместился в отравленный безвыходностью мозг. В замурованное страхом подсознание, в садистическое ментальное противостояние. Сопротивляясь величественному возлюбленному, своему единственному смыслу существования и глубоко чтимому божеству, ослеплённому безграничной яростью, он занимался с ним сексом – и отвергал, как справедливо отметил Ясон, менее эксцентричные и опасные методы разряжать периодически накаляющуюся атмосферу. Рики не нуждался в «рафинированных» BDSM-практиках, сравнивая добровольные игры с подачками. Он – какая, проклятье, изощрённая ирония! – нуждался в том пульсирующем токсичными миазмами запретного вожделения и ненависти клубке, от которого, наступая на глотку привязанности, с болезненно-негодующим отвращением убегал в Керес… Минувшей ночью, размашистыми неистовыми фрикциями втрахивая беспомощного любовника в постель, Ясон осыпал его пощёчинами и говорил, что Рики вдыхает в него жизнь, чтобы потом её отнимать. Дарк закрыл грузовой отсек, посмотрел на расположенный на приборной панели электронный циферблат. Половина третьего по стандартному межгалактическому, рабочий день в самом разгаре. Тяжело вздохнув, неуловимо покривился в унисон бесплодной попытке разогнать вдруг затянувшие душу хмурые тучи. Хорошо ему с Ясоном, он мечтал о нём – и он его получил, с достоинствами, недостатками и чёткими интенциями преобразиться. Рики инициировал по виткам спирали стремящиеся к возвышенному трансценденту метаморфозы в отстранённом флегматичном дзинкотай. Ясон ломал Рики, несомненно, прокручивал как фарш в мясорубке, но нечестно отрицать тот факт, что в итоге сломался сам. Монгрел отнюдь не жаловался; он трепетал в восхищении… изводясь муками совести – ровно до «сегодня», когда блонди наконец в полной мере осознал его проблемы и согласился на уступки. И, если начистоту, Рики ничего другого от него и не ожидал, ибо в том суть и любовь Ясона. — Привет, Айсмен, — с улыбкой поприветствовал Рики в линкфон. — Нет, всё в порядке, — поспешил успокоить он на переданный эфиром настороженный вопрос. — Только сказать хотел, что… это, — парень чуть порозовел, шмыгнул носом и с застенчивым лукавством продолжил: — Я тебя, мать его, люблю.