Куда глаза глядят

When memory bears witness to the innocents consumed in dying rage. The way lies through our love. There can be no other means to the end, Or the keys to my heart you will never find. Dead Can Dance (c) In Power we Entrust (The Love Advocated)

      - Жив? - Тимо подошел к Туомасу и помог ему встать с пола.       Всеобщее оцепенение потихоньку спадало, и присутствующие начали робко обсуждать произошедшее, что, впрочем, не добавляло радости и без того мрачному Туомасу.       - Да, спасибо за помощь, - пробормотал он, недовольно глядя на окружающих, но не решаясь что-либо сказать им, - он бы вполне мог меня прикончить, если бы захотел. А он хотел, кажется.       Туомас поднялся на ноги и начал ощупывать собственное тело, чтобы понять, не сломал ли он чего-нибудь ненароком; Тимо не смог удержаться и мысленно пожелал, чтобы Холопайнен переломал себе парочку ребер.       - И не он один, кстати, но тебе сегодня повезло, - Тимо поморщился, - но я бы не стал надеяться на то, что в следующий раз все сложится также удачно.       - Черт возьми, Тимо, за что ты меня так ненавидишь? - возмутился Туомас, но тут же поморщился от резкой боли и схватился за бок, - блин, болит, зараза...       - Флор, приведи врача, пожалуйста, кажется, Холопайнен разваливается на части, - попросил Тимо, не отрывая взгляда от Туомаса.       - Ты серьезно не знаешь, с чего бы мне недолюбливать тебя?       - У меня есть предположения на этот счет, - Туомас с помощью Тимо аккуратно опустился на стул и приподнял футболку, чтобы оценить масштаб повреждений, - но тебе не кажется, что ты слегка припозднился?       - Если честно, Холопайнен, то мне плевать на то, что ты выгнал мою сестру из группы. Я бы даже сказал, что это было верное решение, - Тимо принялся осматривать бок и спину Туомаса, не без удовольствия надавливая на синяки и наблюдая за тем, как Туомас чуть ли не плачет от боли, - ты неплохо ударился, я смотрю.       - Я упал на что-то твердое, еще там, кажется, была посуда, судя по хрусту.       - А, может, это твои ребра, - Тимо довольно ощутимо схватил Туомаса за бок, отчего тот взвыл, как раненый зверь.       - Перестань, доктор чертов, мне больно.       - Господи, да Марко был прав. Даже мой пятилетний сын не такой плакса и нытик, как ты, - Тимо фыркнул и отошел от Туомаса на добрый метр.       - Слушай, если я тебя так раздражаю, просто оставь меня в покое! - Туомас оперся одной рукой о стоящий рядом стол, - ты зачем вообще пришел?       - Честно говоря, я хотел немного подправить черты твоего милого личика, Холопайнен. До меня тут дошли кое-какие слухи, что эти твои замечательные экскурсии по Китее и поход к моему дому могли иметь неприятные для меня и моей, теперь уже бывшей, семьи последствия.       - Откуда ты… ты вообще, о чем говоришь? Какие экскурсии?       - Дни Найтвиш в Китее, знаешь о таком милом развлечении для фанов?       - И ты туда же, - простонал Туомас, - Йоханна вечно говорит об этом, а я уже устал всем повторять, что я не имею ни малейшего отношения к этому всему!       - Да, именно так она и говорит, - Тимо кивнул, разглядывая, как Туомас пытается сидеть прямо и смотреть ему в глаза, но у него это не очень хорошо получается из-за боли в боку, - у тебя вообще очень милая жена… и очень разговорчивая.       Туомас лишь закрыл глаза и сморщился. Ну, разумеется, Йоханна не могла не поговорить с Тимо, она так давно собиралась сделать это. Иногда он просто ненавидел свою жену за ее детскую наивность, а она, кажется, даже не понимала, что в этом такого плохого, а он уже устал объяснять.       - Слушай, Тимо, ну, допустим, я извиняюсь...       - Да не нужно, - Тимо хмыкнул, - твоя жена уже извинилась за тебя и испекла мне чудесное печенье.       Туомас застонал еще сильнее, но все же продолжил говорить:       - Но я не понимаю, это что, действительно достаточный повод для того, чтобы набить мне морду?       Тимо смерил Холопайнена недовольным взглядом, а затем, совершенно неожиданно для последнего, подскочил и схватил его за край футболки, приподнимая над стулом. Туомас вцепился руками в ладони Тимо и застонал от резкой боли - из глаз невольно хлынули слезы.       - Послушай меня, ублюдок, - прошипел Тимо на ухо Туомасу, - если бы не Тарья и ее бесконечные просьбы тебя не трогать, то ты бы не дожил до сегодняшнего дня, мы с Тони обязательно об этом позаботились бы. Ты можешь портить ее жизнь, сколько тебе влезет, в конце концов, это ее выбор, и я ничего не могу с этим сделать, но вмешиваясь в мою жизнь, раздувая свое гребаное эго до таких размеров, что ему уже тесно в твоей маленькой черепушке, ты подписал себе смертный приговор, тебе ясно?       - Отвали! - еле слышно прохрипел Туомас.       - Если я еще хотя бы раз узнаю, что твоя деятельность хоть как-то, хотя бы чуть-чуть, влияет на мою жизнь и жизнь моей семьи, я тебя сотру в порошок, тебе ясно?       - Так что же ты сейчас это не сделаешь? - пробормотал Туомас, все еще пытаясь вырваться.       - Во-первых, - хмыкнул Тимо, - с тебя на сегодня достаточно, а во-вторых, девочек не бьют.       Он еще раз встряхнул Туомаса, чтобы убедиться, что тот понял все его слова, и, наконец, отпустил. Туомас со стоном рухнул обратно на стул и тут же схватился за шею, а потом и за больной бок.       - Ты самый жалкий из всех людей, которых я когда-либо видел, - произнес Тимо уже на пути к выходу из столовой, - на твоем месте, я бы сам на себя руки наложил.       - Твоей сестре я и таким нравлюсь, - пробормотал Туомас, но Тимо его уже не слышал. ***       Тарья сидела на кровати, скрестив ноги, и пила вино, наблюдая за тем, как Тимо и Флор пытаются вести беседу, понятную для них обоих. Навыки Флор в финском были вряд ли лучше знаний Тимо в английском, и оттого их разговор, каким бы серьезным он ни был, напоминал беседу глухого со слепым. Когда они не могли подобрать нужные слова более пяти минут, то с жалобным выражением лица поворачивались к Тарье и просили перевести, чем очень ее смешили.       - Она сказала, что ты очень ловко справился с Марко, - Тарья подняла с пола бутылку вина и наполнила свой бокал, - и что ты похож на гнома, маленький, коренастый и сильный, только борода маловата.       - Она серьезно так сказала? - Тимо приподнял брови и отобрал у Тарьи вино, - и тебе нельзя алкоголь ни в коем случае, ты с ума сошла, его нельзя пить с антидепрессантами вместе!       - Ну ладно, про бороду я от себя добавила, - Тарья улыбнулась и покорно отдала брату свой бокал, - Тимо, честно, выучи уже английский нормально, я не могу вечно тебе все переводить.       - Я услышала что-то про гномов, - вставила Флор, - если что, я ничего такого не говорила!       И они вместе с Тимо весело рассмеялись, закатив глаза и произнеся практически хором "Тарья!". Это было одновременно мило и отвратительно, и Тарья просто не знала, как на все это реагировать и как справиться с чувством, что она тут лишняя, несмотря на свои навыки переводчика.       - Раскрыли мой коварный план, - Тарья вздохнула, сползла с кровати и направилась в ванну, размышляя о том, чем ей занять сегодняшний вечер до того, как начнутся съемки очередного эпизода.       Тимо, разумеется, рассказал ей об утреннем инциденте с Марко и Туомасом, и Тарье стоило огромных усилий не броситься в столовую и не проверить, все ли в порядке и все ли живы, но это было бы настолько странно и неуместно с учетом ее поведения на протяжении двух прошедших недель, что она даже перед Тимо старалась разыгрывать отстраненность и отсутствие интереса ко всему. Кажется, ей это неплохо удалось, потому что Тимо в очередной раз заметил, что антидепрессанты вернули ее в правильное русло, и он рад видеть ее спокойной и счастливой.       Впрочем, Тарья не разделяла восторгов брата по поводу своего лечения. Нет, сначала она действительно была поражена тем, что какие-то маленькие капсулки с белым порошком смогли уже на второй день приема существенно изменить ее мироощущение: первые дни, несмотря на то, что Тарье было плохо от побочных эффектов, она ясно ощутила, что тоска, которая ее грызла, стала несколько меньше. Теперь Тарья имела несколько часов утром, во время которых она не испытывала постоянной тревоги, ей не хотелось все время плакать или лезть на стену от неизъяснимого горя, а настроение стало более ровным. Все это было прекрасно и замечательно, но после ночного разговора с Туомасом она заметила кое-что новое в своих ощущениях и мыслях - они стали более тусклыми, блеклыми, не такими яркими, как раньше.       Да, она переживала, плакала вместе с ним, даже запаниковала от своих страхов утром, но все это ощущалось не так, как раньше, она как будто чувствовала все на автомате, по привычке, и переживания на самом деле до ее сердца не доходили в полной мере. Тарью не покидала мысль, что если она продолжит и дальше принимать таблетки, то полностью лишится всех своих чувств и упустит в этой жизни что-то очень важное. Да что там, она уже упускала, сидя здесь и болтая с братом и Флор, вместо того, чтобы разыскать Туомаса и поговорить с ним обо всем, делая вид, что не произошло ничего необычного. Да она даже чувствовала себя так, будто жизнь просто продолжалась, шла вперед, и ничего не изменилось. Но ведь это было не так, Тарья точно это знала!       От раздумий ее отвлек беспорядок на раковине: все флакончики с кремами и мылом упали в саму раковину и перемешались, кое-какие из них открылись, и все содержимое вылилось наружу. Тарья заперла дверь, чтобы не мешать Тимо и Флор и принялась наводить порядок в раковине, который тут оставил неизвестно кто - еще утром все было в чистоте. Когда она почти все убрала, среди многочисленных баночек с кремами обнаружилась необычная находка: на самом дне раковины лежал небольшой камень, к которому резинкой для волос была привязана бумажка. Тарья удивленно достала камень, отвязала бумажку и даже огляделась вокруг, соображая, кто мог так пошутить над ней, и откуда вообще в раковине камень.       "Встретимся на озере в шесть часов".       Бумажка оказалась запиской, написанной мелким забористым, практически женским, почерком. Подписи не было, но у Тарьи были свои подозрения насчет авторства, которые только подливали масла в огонь и добавляли ей беспокойства по поводу всего происходящего. Только один человек мог, зная обо всем происходящем, написать ей записку с просьбой встретиться на озере, а не где-нибудь еще. Тарья взглянула на часы и убедилась, что до предполагаемой встречи у нее есть еще сорок минут, но до озера еще нужно было добраться. Она потратила еще пару минут на раздумья, стоит ли вообще туда идти, но все же пришла к выводу, что было бы нелогично отказываться, когда произошло именно то, чего она так долго ждала - он сам сделал первый шаг.       "По крайней мере, на этот раз сердечный приступ мне не грозит, антидепрессанты сделают свое дело", - решила она и вышла из ванны, чтобы найти куртку.       - Ты куда? - Тимо отвлекся от беседы с Флор и удивленно уставился на Тарью, - съемки только через три часа.       - Я пойду поужинаю и прогуляюсь немного, - Тарья надела кроссовки, куртку и собрала волосы в хвост, - а вы тут пока улучшайте свои языковые навыки, голубки.       Тимо и Флор синхронно закатили глаза, но Тарье было все равно, главное, что ее оправдания выглядели достаточно убедительно.       - И помни, мой брат не дает никому на первом свидании, - это она произнесла уже на ухо Флор, чтобы закрепить результат и, довольно глядя на покрасневшее то ли от стыда, то ли от злобы лицо, вышла из вагончика. ***       Когда Тарья добралась до нужного места, уже начало темнеть. Она старалась не думать о том, кто и что ждет ее на озере, однако полностью выкинуть мысли из головы не удавалось. Чтобы как-то успокоиться, Тарья просто придумывала разные фразы, которые могла бы сказать Холопайнену, если это, конечно, будет действительно он, чтобы поскорее расставить все точки в их отношениях. К сожалению, никак не удавалось придумать ничего более-менее сносного, в голове возникали только всякие пафосные глупости, от которых просто за километр разило фальшью. Вот сейчас она действительно завидовала Туомасу и его богатой фантазии, это было бы очень кстати.       - Эй, ты о чем так задумалась? - Тарья подскочила на месте от неожиданности и уставилась на Туомаса, который стоял с ней рядом и выглядел очень расстроенным и побитым во всех смыслах этого слова.       - Ты давно тут? - опешила Тарья.       - Вообще, я уже минуты три иду рядом с тобой. О чем ты думаешь?       Тарья почувствовала себя очень глупо - она так крепко задумалась о Туомасе, что не заметила…не заметила самого Туомаса, какой ужасный парадокс.       - Неважно, - произнесла она, не глядя ему в глаза, - но у меня есть к тебе одна просьба, прежде, чем ты начнешь говорить то… ну, о чем ты хотел поговорить.       - Какая просьба? - Туомас нахмурился и синяк под его глазом еще больше налился кровью.       - Никогда, слышишь, никогда и ни при каких обстоятельствах не пиши мне никаких больше писем, записок, посланий и всего такого.       - Я не… - начал было Туомас, но вдруг резко замолчал, нахмурился и остановился на месте, как вкопанный.       - Боже, да пошутила я, расслабься, - Тарья хмыкнула и похлопала Туомаса по плечу, - еще рано для таких шуток, да?       - Когда будет можно я напишу тебе письмо, - Туомас злорадно улыбнулся, чем очень рассмешил Тарью; его лицо, все в синяках и ссадинах, выглядело чрезвычайно нелепо, когда он пытался придать ему серьезное выражение.       - Ладно, хватит смеяться, ты зачем меня позвал? - Тарья плотнее укуталась в куртку и двинулась дальше вдоль озера, наблюдая, как солнце медленно садится за горизонт.       - Я хотел поговорить с тобой раньше, чем начнутся съемки, - пояснил Туомас, который двигался, заметно хромая, - я бы написал сообщение, но мой телефон у тебя. Я понимаю, как глупо все это выглядит, и я, кажется, разбил тебе раковину, но…в общем, ты же знаешь меня…если бы не сейчас, то, наверное, я бы не решился уже.       - Отрадно осознавать, что с годами ты стал чуть меньшим трусом, чем раньше, - Тарья замедлила шаг, чтобы Туомас мог за ней поспевать, - не думай, что я, в отличие от моего брата, имею какое-то отличное от этого мнение.       Туомас нахмурился, и Тарья почувствовала, как между ними возникла неприятная напряженность, от которой, казалось, ночью им, наконец, удалось избавиться. Почему она снова это делает, почему оскорбляет его?       - Зачем ты оскорбляешь меня? - с болью в голосе произнес Туомас, озвучивая и ее собственные мысли, - разве я не сказал достаточно сегодня, чтобы ты…чтобы ты поняла меня и простила?       Тарья была удивлена, что Туомас вспомнил о том, что произошло и о том, что было сказано, потому что она особенно и не надеялась, предполагая, что он сделает вид, будто ничего не было. Неужели это значит, что все сказанное было искренней правдой? К такому повороту Тарья была не готова.       - Ты сказал столько всего, но…- произнесла она неуверенно, - я не знаю, как на это реагировать, Туомас, правда, не знаю.       - Ты не понимаешь, что я имел в виду, говоря все это?       - Я понимаю, но я...       - Но ты ждала чего-то другого?       - Я ждала правды, и ты сказал мне правду, я тебе за это благодарна, - Тарья посмотрела на него, пытаясь понять, о чем он думает, но в глазах Туомаса невозможно было ничего прочесть, они были наполнены только тоской и какой-то обреченностью.       - Давай просто погуляем, молча. Мне нужно подумать, прежде, чем я скажу то, что хотел, - Туомас отвел глаза, и Тарья почувствовала, как сжимается ее сердце, словно предвкушая что-то очень страшное, что-то, что причинит ей немало боли, несмотря на то, что еще утром она почти была счастлива.       - Давай, если ты так хочешь, - кивнула она и ускорила шаг, чтобы Туомас не увидел, как ее глаза наполняются слезами.       Они молча шли вдоль берега озера, слушая, как волны ударяются о берег и тихо скрипит под ногами мокрый песок. Солнце плавно опускалось к горизонту, освещая небо кроваво-красными лучами и медленно утопая в темной воде. День умирал, но делал это отчего-то очень медленно, словно пытаясь задержаться еще хотя бы на мгновение, продлить свои последние дни прежде, чем придется надолго утонуть в черноте и мраке длинной северной ночи.       Тарья шла чуть впереди Туомаса и даже не пыталась унять слезы, которые катились по ее щекам и падали на песок. Она, словно это солнце и этот день, хотела еще ненадолго продлить ту жизнь, которую он подарил ей сегодня ночью, оттянуть момент истины, оттянуть тьму, которую невозможно будет изгнать никакими таблетками. Господи, как же она хотела, чтобы он никогда не писал ей этой записки, чтобы никогда не звал на озеро! Туомас был прав, она ждала вовсе не тех слов, что он сказал ей, и именно поэтому, а не из-за таблеток, она не испытывала никаких сильных эмоций, именно поэтому она чувствовала себя разбитой, потерянной и совершенно сбитой с толку. Она так долго ждала их разговора, столько лет она надеялась, что все произойдет, и сейчас она чувствовала только боль от неудовлетворенности и осознания того, что все ее тайные мечты, в которых она не могла признаться даже себе, оказались лишь мечтами. Наконец, солнце, проиграв борьбу с ночью, блеснуло лучами в последний раз и утонуло в черной воде озера. Тарья остановилась на мгновение, чтобы запомнить эту картину, как символ умирающей надежды, и хотела пойти дальше, но холодные пальцы Туомаса плотно сплелись с ее и не позволили сделать шаг. Сердце замерло в ожидании.       - Тарья… - произнес Туомас очень тихо и очень медленно, - я вчера сказал очень много всего, много глупостей, и мне бы не хотелось, чтобы ты поняла меня как-то неправильно.       - Тебе лучше сказать все прямо, - Тарья говорила с трудом, - чтобы не было неловких ситуаций в будущем.       - Да, это правда, - Туомас замолчал на несколько минут, но руки ее не отпускал, сжимая пальцы все сильнее.       - Туомас, пожалуйста, не тяни… Давай решим все сейчас, чтобы завтра можно было вернуться к работе и к семье, ладно?       - Да… скажи, Тарья... как ты думаешь, что я имел в виду, говоря тебе все эти слова про музыку и…и про все?       Тарья высвободила свою руку и повернулась к Туомасу, чтобы взглянуть ему в глаза, но он их старательно прятал, избегая ее взгляда.       - Ты имел в виду, что тебе не хватает меня… как друга, верно? Ты не переживай, если хочешь, я буду твоим другом, и я помогу тебе разобраться в себе, если это нужно, я не брошу тебя.       - Нет, я... я не хочу, чтобы ты была моим другом.       - Ну… тогда… тогда, наверное, прости за все, - Тарья почувствовала, как ее губы дрожат, а глаза застилают слезы, - я…все нормально, Туомас, я не злюсь, я тебя давно простила за все… я… давай.… я в лагерь пойду, встретимся вечером.       Она опустила глаза, резко развернулась и торопливо пошла в сторону леса, прилагая все силы, которые у нее остались, чтобы не перейти на бег. Как бы больно ей ни было, нужно было сохранять достоинство, иначе жизни не будет. Да какая к черту жизнь…она и так, кажется, уже мертва.       - Тарья, это значит, что я люблю тебя, - Туомас, тяжело дыша, догнал ее и обхватил руками за талию, - пожалуйста, не плачь.