***
- Ну и угораздило же тебя! – смеялся Генри Лау, в очередной раз узрев в учительской Чанёля, бьющегося головой о собственный рабочий стол. - Счастливчик, что сказать. За почти четыре года преподавательской деятельности в чужой стране Чанёль обрел множество приятелей, но лишь одного друга. И этот самый друг, он же учитель музыки в их общественной школе, сейчас стоял над душой и издевался. В очередной раз. - Что сегодня? - Он принес в класс виноград и угощал всех во время перерыва. И меня, в том числе. И сам ел. Это надо было видеть… - монотонно пробормотал Чанёль, не отрывая разгоряченного лба от столешницы. - Не хочу, спасибо. Я как-то больше по девочкам, и этот твой Кевин не в моём вкусе, - Генри присел на край многострадального стола и снисходительно «посоветовал»: - Трахнул бы ты его уже, а то извелся весь, страшно смотреть. После этого заявления Чанёль подскочил так резво, будто не он здесь умирал пару секунд назад: - Охренел?! Давай громче, еще не вся школа знает, что я по уши втрескался в школьника. - В старшеклассника, между прочим! - Как будто это спасает! Мне двадцать семь лет - взрослый мужик, а он – подросток. К тому же, я его учитель. - Ну, теперь жди, когда твоя принцесска подрастёт! Может быть, к старости у тебя мозги на место встанут. Или ты скопытишься от спермотоксикоза еще до выпускного. Скомканный лист бумаги попал в дверь, за которой скрылся Генри, прилежно торопясь на очередной урок и при этом весело смеясь. Чанёль и не замечал, каким иногда противным бывал смех у приятеля. Хотя, конечно, дело было не в насмешках со стороны, а в самом Чанёле.***
Около четырех лет назад судьба и директорский указ свели в одном кабинете вчерашнего студента и новоиспеченных учеников старшей школы. У Чанёля пух мозг от свалившейся на него ответственности и от отсутствия опыта в общении с подростками в роли взрослого. Да и звание классного руководителя пылало над ним большими красными буквами, каждый раз напоминая, что впереди его ждут совсем непростые времена. Он даже не знал, как начать знакомство с классом, который смотрел в его сторону с не меньшим испугом. Тогда ситуацию спас президент класса, Кевин Ли. Он самовольно встал, представился сам и произнес несколько фраз от имени всего класса, закончив чем-то вроде:«Позаботьтесь о нас, пожалуйста» - с неглубоким поклоном. Мальчик-азиат и его поведение живо напомнили Чанёлю родные края, и он тут же расслабился, с легкостью начав новый путь. На тот момент Кевин ничем особо не выделялся в толпе подростков: такой же угловатый, нескладный, с прыщами и типичной прической. Разве что высоковат – в свои пятнадцать он почти догнал далеко не низкорослого Чанёля, что немного смущало последнего. Странно было смотреть в пронизывающие глаза паренька, находясь с ним почти наравне. Они так и проработали весь год в обоюдном сотрудничестве, что сказалось на репутации класса наилучшим образом. За это время Чанёль показал себя не только хорошим руководителем, но и талантливым преподавателем, очаровав половину школы, а вторую половину заставив проникнуться к себе уважением. Поэтому, несмотря на то, что с десятого класса у учеников начиналось индивидуальное расписание с выбором предметов и они почти не бывали на биологии общим составом, ребята с готовностью приходили на внеклассные собрания. Кевин бывал у Чанёля куда чаще остальных. Парень помогал и с расписанием, и с выпиской графиков успеваемости, и ещё с целой кучей рутинных дел, от которых Чанёлю хотелось повеситься на ближайшем дереве. И всё чаще преподаватель ловил себя на том, что в его чувства закрадывается нечто большее, чем признательность за подмогу. Хмурый, похожий на сердитого воробья в обычное время, оставаясь наедине со своим руководителем, Кевин менялся. Напускная серьезность уступала место обычной подростковой любознательности и эмоциональности. Парень, смеясь, рассказывал какие-то школьные истории, вызывая у Чанёля улыбку, со смущением делился своими переживаниями на тему семьи и друзей, задавал сотни вопросов и выпрашивал тысячи разъяснений. Чанёль видел, что мальчика тянет к нему, как к старшему другу и авторитетному наставнику в одном лице. Это подкупало. Иногда Чанёль замечал, что с нетерпением ждёт, когда пухлые губы Кевина растянутся в очередной неловкой улыбке, что напрашивается на пронзительный взгляд красивых глаз, что от случайных прикосновений по коже бегут мурашки. Сразу после таких «приступов» он находил себе временного партнера, списывая всё на недостаток половой жизни. Так Чанёль водил себя за нос вплоть до начала выпускного года своего класса. А потом все изменилось.***
Ученики группками входили в класс, шумно переговариваясь, весело здороваясь с Чанёлем. Он чувствовал, что соскучился по своим ребятам за время каникул и был рад их видеть. А ещё, тревожила легкая грусть оттого, что это был их последний совместный год. Вот так, только привыкнешь, как уже пора расставаться. Впереди еще оставалось время, но, уже сейчас, оно казалось пропитанным горечью разлуки. Последним в дверь проскользнул президент класса, быстро кланяясь - «Учитель Пак, здравствуйте», прерывая меланхолию Чанёля. Это был совсем не тот Кевин, который покинул стены школы два месяца назад. Вечно растрепанные волосы сменились аккуратной стрижкой с длинной челкой, оттеняющей глаза. Рубашка больше не висела мешком, а облегала подтянутое тело, уходя в узкие брюки. В его движениях сквозила уверенность, а во взгляде витал легкий намёк на опасность. И, в довершение всего, оказалось, что теперь уже Чанёль чуточку ниже своего ученика. Кевин был уже не мальчик, но молодой мужчина. В тот вечер Чанёль напился до зеленых жирафиков и пускания слюней в пиджак друга в ближайшем баре. Так Генри оказался посвященным в маленькую грязную тайну коллеги-биолога. К счастью, или к огорчению, – непонятно. С одной стороны, терпеть постоянные подколки и пошлый юмор Генри было пыткой. Но с другой, без даже такой своеобразной поддержки, Чанёлю в этот год пришлось бы совсем несладко. Кажется, любимый ученик задался целью свести преподавателя с ума, и у него неплохо получалось. Чанёль был бы готов поклясться, что его соблазняют, если бы не один противовес. Что бы ни творил Кевин, в его глазах не мелькало даже искорки игривости или развязности. Он завел привычку расстегивать верхние пуговицы рубашки прямо посреди урока биологии, касаться губ пальцами, поправлять прическу и просто подолгу разглядывать преподавателя изучающим взглядом. При этом, парень, казалось, не понимал, насколько провокационно ведет себя, и эта неопределенность угнетала Чанёля еще больше, чем сам факт тяги к ученику. Хотя, это сложно было назвать простым притяжением или влечением. Просто, до сих пор можно было списывать свои симпатии на дружеские чувства. Но когда эти «симпатии» остаются после уроков и глубоким голосом просят пояснить некоторые аспекты сперматогенеза, или уточнить роль предстательной железы во время эрекции (так, чисто для общего развития, учитель Пак), то как-то непросто продолжать себя обманывать. Факт оставался фактом – между ними пропасть в два метра от стола до парты и в девять лет жизни, а это - чертовски много по меркам Пак Чанёля.***
-Неудачник! – весело пропела Эмбер Лиу, нависая над партой Кевина, - Лу-у-зер! Целый год у тебя был в распоряжении, и что? Выпускной, бро, гони деньги. Парень мельком глянул на одноклассницу, такую непривычную в праздничном облике, и вернулся к рассматриванию выпускного альбома. Он уже и не рад был, что согласился на спор с этой оторвой в юбке. Кевин нежно любил подружку, но в моменты, подобные нынешнему, очень хотел приложить ей по голове чем-нибудь увесистым. И дело было даже не в финансовом убытке. Парень открыл разворот с фотографиями преподавательского состава и вздохнул, глядя на Пак Чанёля. Эмбер была права, и это резало без ножа, – он неудачник. Лучший ученик, президент класса, признанный красавчик, он не сумел привлечь к себе внимание того, в ком нуждался больше всего. Спор был лишь оправданием перед самим собой. До определенных пор, правда. Эмбер терпеливо выжидала, пока приятель вдоволь налюбуется школьным годом, считая что, как победитель, она должна быть великодушной. К тому же, на друга было жалко смотреть, он выглядел побитым щенком, не смотря на элегантный костюм и стильную укладку. Добравшись до страниц, исписанных пожеланиями, Кевин замешкался. В общей суматохе альбомы столько раз переходили из рук в руки, что появление некоторых подписей осталось тайной. К некоторым одноклассникам и преподавателям парень точно не успел подойти, но и их сообщения были вписаны в общую паутину. Правда, сейчас его больше взволновало незаметное послание в уголке: номер телефона и приписка «Позвони мне, когда тебе исполнится двадцать один». Этот почерк он не спутал бы ни с чьим другим, даже годы спустя. -Эм, солнышко, ты не против, если мы рассчитаемся завтра? – спросил Кевин, уже набирая цифры на своём мобильном.***
Найти Генри в общей праздничной толкучке оказалось нелегко, но Чанёль справился с этим заданием, обнаружив друга стоящим у окна в одном из пустынных коридоров школы. - А ведь совсем недавно и мы такими были, - с мягкой улыбкой на лице сказал тот, рассеянно глядя на выпускников. - Не ностальгируй, тебе не идет, - хохотнул Чанёль, хлопая Генри по плечу, - В такие моменты мне кажется, что тебя выкрали инопланетяне и что-то сотворили с твоим мозгом. - Ладно тебе! Лучше скажи, как там?.. Прикинуться дурачком у Чанёля не вышло, – слишком хорошо знали друг друга. Пришлось признаться, что «вот мой номер, позвони как-нибудь», был максимумом того, что он смог себе позволить. - Подожду до его совершеннолетия, а там, как карта ляжет. К тому же, мы больше не будем видеться. Может быть, отпустит. Обычно, если Чанёль начинал говорить, его редко перебивали. В красивом тембре голоса ли дело, в харизме ли – неизвестно. Но даже Генри, обычно, дослушивал речь Чанёля до конца... Только не сегодня. - Пак Чанёль, да ты балбес! Хотя, надо отдать должное, рожденный под счастливой звездой. Мужчина растерянно склонил голову на бок, принуждая Генри объяснить конкретнее: - Ты хоть знаешь, что такое «возраст сексуального согласия»? Знаешь, что он обычно не соответствует совершеннолетию? Во взгляде Чанёля загорались огоньки по мере того, как до его понимания доходила новая информация. - В нашем законодательстве есть пунктик, по которому всем можно трахаться с шестнадцати лет, но геям – с восемнадцати. И, чтоб ты знал, в данном округе в совершеннолетие вступают с девятнадцати. - Кевину через несколько месяцев стукнет девятнадцать… - задумчиво, словно самому себе, сказал Чанёль. - Я же говорю, счастливый олух, который уже больше полугода мог… - крикнул Генри в спину стремительно удаляющегося друга, картинно прикладывая ладонь к лицу. И снова Чанёль пытался найти цель в хаотичном мельтешении лиц, не сразу почувствовав вибрацию своего телефона. «Точно, счастливчик» - только и успел он подумать, когда незнакомый номер отозвался в динамике голосом Кевина: - Учитель Пак… Чанёль, ты… свободен сегодня вечером?