side by side

Они смотрят: у Ма̀йри глаза – пустыня: в них ни капли слабости не сыскать, в них ни грамма слёз никогда жило, в них не билась жила. Холодный нрав, не осанка – стержень, не кожа – бархат, а все ногти острые, как ножи. Они смотрят с завистью и опаской, но не видят нежности и души. Они смотрят: колкий сарказм и ярость, раздражённый тон, ядовит язык, бровь – весы Фемиды: виновный жалок, в сети синих жилок зажат в горсти. Они видят Майри: цинизм и хладность, равнодушный взгляд и поджатый рот. Я смотрю на них, и мне очень жалко, что они не видят, не знают слов, что могли сказать бы о Майри больше: миллион историй и разных лиц. Я держу их все на своей ладони и тяну их ей: подойди – возьми, словно бы приманка для дикой кошки, повидавшей много жестоких рук. Для таких, как Майри, не жаль до крошки все отдать богатства: их сберегут. Для таких, как Майри не жалко в небо садануть с размаху да топором, чтобы сыпал дождь из осколков света, преломлялся сотнею векторов, сонаправленных её тёмным чарам, чтобы жил в глазах её, жёг огнём. Они смотрят, капают терпким ядом - Майри пьёт за здравие, как вино. Они смотрят: у Майри глаза – пустыня, я смотрю на тот золотой песок, понимая: выбраться нет мне силы и его жар кожу, как солнце жжёт. А уж там, когда ты шагнёшь сквозь пламя, ураган в ладонях своих сомкнёшь, вкруг тебя сомкнётся её прохлада: чистый и прозрачнейший водоём, у коленей дикая кошка сядет, позволяя гладить рукою шерсть, зарываться носом, шептать словами, то, что по глазам тяжело прочесть. И тогда, познав эту нежность Майри, побывав хоть раз под её крылом, ты поймёшь, насколько порой обманчив образ, что ты сам себе создаёшь.