Cogito, ergo sum

Рабочий день начинался в восемь. Эдвард прерывисто вздохнул: до медицинского центра ему добираться три часа, значит, выходить нужно сейчас. До рассвета. Возможно, следовало в свое время засунуть гордость подальше и поселиться в общежитии для работников центра - такой вариант ему предлагали с самого начала. С другой стороны, Эд еще с университетских времен помнил основы эпидемиологии: большое скопление людей - рассадник инфекции. Любой инфекции. А поскольку квартиры приходилось делить на двоих или даже троих, вероятность заразиться приближалась к ста процентам. В свое время, выбирая спортивную секцию, он остановил выбор на стрельбе; родители не скрывали недовольства - редкое, опасное увлечение, да и секция дорогая, - но переупрямить их старшего сына всегда было трудно. И, пока его одноклассники носились по футбольному полю, Эд осваивал пистолет, настреляв к восемнадцати годам на второй разряд. Тогда это не принесло ему ни особой популярности, ни поблажек со стороны учителей, которые всегда получают футболисты школьных сборных, но сейчас, пряча оружие в карман плаща, ученый чувствовал себя куда спокойнее, чем если бы обладал горой мышц. Открыть-закрыть дверь. Повернуть ключ. Сбежать по лестнице, как можно быстрее; лифту он уже не доверял. В замкнутом пространстве упырю удобнее нападать... правда, разнести упырю череп тоже легче в маленькой коробке - не увернется. На лестнице главное - не шуметь. Не привлекать внимания. Забег до метро. Черт, хватило бы дыхания... этот отрезок гораздо больше школьных нормативов... Метро - еще одна полоса препятствий. Ни к кому не подходить, нигде не останавливаться, благо на карточке еще осталось несколько поездок - человек всегда следил, чтобы лимит не исчерпался вечером или утром. Вниз по эскалатору, главное - не упасть. И не шуметь. Едва ли не самый страшный момент - ожидание поезда на станции; мужчина не останавливался ни на секунду, кружил по перрону, беспрестанно оглядываясь и не вынимая руки из карманов. И с облегчением влетел в пустой вагон, заняв место у стены - так, чтобы видеть все вокруг себя, но не оказаться зажатым в угол. Совсем недавно такое поведение выглядело бы странным, но сейчас почти все немногочисленные люди по ночам превращались в затравленных зверей, боящихся даже звука собственных шагов. Если ты человек в мире вампиров, тебе ужасно не повезло. Когда-то они с младшим братом до дыр засматривали фильмы о зомби. Сейчас Эдвард думал, что лучше бы все вокруг наводнили зомби. Тогда было бы в разы проще. Были бы безмозглые монстры, потерявшие человеческий облик, разлагающиеся на ходу, желающие лишь одного - жрать все подряд. И люди бы видели, что их ждет, и объединялись бы, желая защитить свою жизнь и разум. Весь ужас существования в облике живых мертвецов был бы у них перед глазами. А сейчас... По ночным улицам ходили монстры, жаждущие теплой крови, но это полбеды. Беда же заключалась в том, что эти твари сохраняли человекоподобный облик, речь и остатки мозгов; некоторым, мать их, желтые глаза и длинные зубы даже шли - и этих дураков совсем не смущало отсутствие отражения в зеркале. Они вслух восхищались своим состоянием, своим нечаянно обретенным бессмертием. И среди людей все чаще появлялись те, кто прислушивался. Любопытствовал, как это - вечная жизнь. Хотел попробовать. Таких, как Эд Далтон, кого передергивало от одной мысли о превращении в ходячий труп, оставалось все меньше. Порой хотелось выть от отчаяния, хотелось выйти на площадь и крикнуть в небо: люди, очнитесь, куда вы катитесь?! Ради чего вы добровольно отказываетесь от солнца? Ради чертовой консервации? А что скажут вам ваши дети, оставшись детьми через двадцать, пятьдесят, сто лет? Как запоете вы сами, поняв, что никогда больше не сможете подарить жизнь? Да вся планета с ума сойдет, из года в год, из века в век видя одни и те же лица! Если есть кто-то, кто думает и чувствует то же, что и я, откликнитесь! Неужели я один понимаю, какой ужас творится вокруг?! А потом на помощь приходил здравый смысл. Приказывал заткнуться и подумать головой. Напоминал, что окружение Далтона, в силу его малообщительности, является слишком маленькой выборкой, чтобы делать хоть какие-то выводы. Высчитывал, что, согласно теории вероятности, такие мысли приходят в голову не только ему - и найдется, скорее всего, немало сочувствующих. Просто они, скорее всего, ушли из городов. Логичное решение, между прочим. Сам Эдвард уходить не спешил: работа в медицинском центре давала доступ к оборудованию и реагентам, а те, в свою очередь, - возможность исследовать возбудитель вампиризма, иронично названный в записях Culicidavirus, комариным вирусом. Хотя впервые выделен он был из крови и слюны летучих мышей - переносчиков заразы. Мало было просто выделить и исследовать возбудитель - следовало найти к нему лекарство. Но время шло, ряды энтузиастов редели, клетки лабораторных животных пустели, реактивы были на исходе, а новое правительство - точнее, старое правительство в новом облике, - не спешило финансировать исследования, которые в перспективе могли бы излечить власть имущих от вечной молодости. Эдвард скрипел зубами и мысленно крыл по матери всех идиотов вокруг, но сделать ничего не мог - лишь каждый день заново рассчитывал, сколько чего осталось в лаборатории и как бы умудриться провести хоть один лишний эксперимент. - Поезд прибыл на конечную станцию... Черт, едва не замешкался; прочь из вагона. На скамейке на перроне увлеченно целуется парочка; судя по цвету кожи и беззаботному поведению, местные обитатели. Быстрее - добежать до эскалатора, пока они слишком заняты друг другом... и пока не появился дежурный по станции... Вверх... ...в залитую солнцем стеклянную будку. Все, до вечера можно не дергаться. Повезло, что на пути не встретилось по-настоящему голодных тварей. Он шел по опустевшим улицам уже спокойным шагом - теперь можно. Грустно выглядели знакомые улицы без привычных пробок; утренние часы пик ушли в прошлое, ибо немногие теперь ездят на работу по утрам. Сейчас вообще творится черт-те что: перестраивают свой режим работы одни предприятия и закрываются другие, появляются новые отрасли производства, пытаясь подстроиться под нужды нового общества. Загибается сельское хозяйство, один за другим закрываются продуктовые магазины. Исчезают медицинские учреждения - кому и зачем они нужны? Вампиры не болеют. Хоть что-то хорошее, без особой уверенности подумал Далтон. Бывших пациентов своего родного - онкологического - центра, принявших обращение, чтобы спастись от ужасной боли, он даже почти мог понять. У дверей опустевшего здания курили Андреа и Реджинальд - почти единственные оставшиеся сотрудники. Их уже давно никто не заставлял приходить без опозданий, но они все равно приходили. И, видя друг друга по утрам, знали: "мы пока в порядке, мы здесь, значит, не все потеряно". Хотя бы ради этого следовало рисковать собой, день за днем выходя из дома до рассвета и спускаясь в метро, любимое убежище вампиров. - Карлоса покусали, - бесстрастно сообщила женщина вместо приветствия. Значит, единственные. - Где он теперь? Ученые одновременно подняли глаза к небу. Этот жест не требовал комментариев - Карлос Стерновски, как и некоторые другие, предпочел обгрызенному существованию мертвеца последнюю солнечную ванну. - Как добрались? - Мы здесь ночевали. Думали, безопаснее, - Реджинальд нервно потеребил проколотое в трех местах ухо. - Гипотеза не подтвердилась. Теперь сидим без патронов. У самого Эдварда патроны были - как и знакомый оружейный магазин, чьим адресом он поделился со всеми коллегами, когда пришла нужда. Другой вопрос, что облеченные властью вампиры видели для себя угрозу не только в возможном изготовлении лекарства, но и в реально существующем огнестрельном оружии: ведь столько чудесной теплой крови пропадает зря! В результате их деятельности последние точки, где можно купить оружие и боеприпасы, не так давно испустили дух. Кто успел скрасить последние денечки оружейной торговли, хранили дома порядочный запас, но на работу весь арсенал не возьмешь. - У меня есть немного, на дорогу вам хватит. Ну что, пойдем работать? Андреа хрипло рассмеялась: - На чем, прости? Манна небесная к нам не снизошла. - Сейчас придумаем. После вчерашней серии что-то оставалось. - Господи, да мы вчера чашки Петри мыли... - Док прав, - вмешался Редж. - Глупо ночью тратить нервы и патроны, чтобы потом весь день маяться дурью. Женщина фыркнула, но все же бросила сигарету и пошла через опустевший холл; мягкие туфли без каблуков касались некогда сверкающего пола совсем беззвучно. И, глядя в ее точеную спину, Эд вдруг понял: сдается. Опустила руки, не хочет больше воевать с призраками - и не сегодня завтра выйдет ночью на улицу, чтобы быть обращенной или съеденной, как повезет. - Минус один, док, - безрадостно заметил лаборант, заправляя за ухо ядовито-зеленую прядь; у корней уже пробивался его родной черный цвет. - Знаю. День закончился слишком быстро - работа кончилась еще до полудня, последние крохи клеточных культур были разлиты по пробиркам, и оставалось только ждать. А сидеть и пытаться создать хоть для самих себя иллюзию бурной деятельности не было никаких сил. И, крепко обнявшись на прощание, - вдруг не случится увидеться снова, - ученые побрели домой по раскаленному городу. Давно он не оказывался дома так рано... Прикончив остатки капустного кочана - больше, кроме приправ, есть было нечего, - Эдвард попробовал почитать, но заснул на второй странице, вымотанный утренними страхами, жарой и очередным приступом злого безнадежного отчаяния. ...Разбудил его звонок в дверь, когда на улице догорал закат. Пограничное время, когда может принести и человека, и вурдалака... на всякий случай Далтон приготовился стрелять. - Эд, это я. Впустишь? Фрэнки. Младший брат, не слишком удачливый в делах; в свои двадцать восемь он все искал себя и не мог найти, хватался за все подряд, вел неприкаянную кочевую жизнь... Родителей это злило, вплоть до полного разрыва отношений с непутевым сыном; Эдварда когда-то не трогало, сейчас же - искренне радовало: пусть мотается по стране, живет как хочет, только бы не нарвался на клыки ночного охотника. Услышав этот голос, почти забытый за два года, он забыл об осторожности, о том, что удлинившиеся зубы почти не меняют дикцию... Совсем ненадолго забыл. И - открыл дверь. Очнувшись, ученый по привычке посмотрел на часы. Ноль сорок... Шея почти не болела; от рваной раны остались лишь две крохотные точки, как после укуса змеи. Провел языком по зубам - вторая пара резцов, удлинившись и заострившись, превратилась в ложные клыки. Так они в лаборатории называли эти новые зубы... И еще было очень холодно. На Фрэнки, сидящего рядом, новообращенный вампир не смотрел. - Оружие и патроны я заберу. Так безопаснее. - Безопаснее было бы оторвать мне голову, пока не очнулся, - гипертрофированная вторая пара мешала говорить. - Слушай, - младший брат явно с трудом подбирал слова, - прости за то, что я сейчас скажу, но... не будь идиотом. Я насмотрелся на таких, как ты, упертых фанатиков, которые от подарка судьбы шарахаются, как от чумы. - Следил за мной? - Да зачем следить, с первого взгляда все ясно - наших все больше, огнестрельное оружие под запретом, а мне открывает человек с заряженной пушкой! - огрызнулся упырь так быстро и уверенно, что Эд только хмыкнул: следил, конечно. Скорее всего, не один день. - И к тому же, я тебя знаю; баран - он и есть баран... Не понимаешь и не хочешь понимать, что ваше сопротивление никому не нужно. И твои блестящие мозги в новом мире никому не нужны, потому что никто не станет проверять айкью гамбургера. А теперь ты хоть жить будешь, пойми! - Сказал один мертвец другому, - саркастически усмехнулся Эдвард. - Сделай милость, уйди. - Я понимаю, что с тобой сейчас бесполезно разговаривать, - на колени ему упала потрепанная книжка. - Вот, ты как раз ее читал. Послушай умного человека, раз меня слушать не хочешь. "Первоначала философии", Рене Декарт. Хм, даже интересно, что бы он сказал о существовании вампиров... "...нелепо признавать то, что мыслит, в то самое время, когда оно мыслит, не существующим. Вследствие чего это познание: я мыслю, следовательно существую, — есть первое и вернейшее из всех познаний..."

Я мыслю, следовательно, существую.

Цитата отчеркнута красным; раньше этого не было, Далтон, зачитавший все труды французского дуалиста до дыр, мог поручиться головой. Значит, кто-то очень постарался, чтобы он эту цитату не пропустил. "Никто не будет проверять айкью гамбургера," - щелкнуло в голове. "Уж не хочешь ли ты сказать, младшенький, что существование людей в будущем сведется к исполнению нашего единственного долга по отношению к вам - поставке крови? То есть, конечно, их единственного долга... по отношению к нам. Тогда очень мило с твоей стороны предоставить мне мыслить - следовательно, существовать - и следовательно, пытаться что-то сделать..." Тогда Эдвард даже не догадывался, как случайные догадки Фрэнки - и его собственные измышления - окажутся близки к истине.