Сказки темных фей

Благодарю, не надо мертвых мне! От трупов я держуся в стороне. Нет, дайте мне здорового вполне: Таких я мертвецам всегда предпочитаю,- Как кошка с мышью, с ними я играю. И.В. Гете "Фауст"

Красный цвет. Он действовал на него, как тряпка на быка – безжалостным цунами сносил остатки разума, огненной волной сжигал (дожигал? А, неважно) то немногое человеческое, что еще теплилось в глубине сознания. Он ненавидел красное, и вместе с тем обожествлял. Если бы существовала на свете сила, способная сказать ему: «Только прикажи, и весь мир в твоих глазах станет черно-белым» – человек в нем ползал бы на коленях, умоляя об этом, но тот расхохотался бы этой силе в лицо. Тому было наплевать. Тот упивался могуществом, как конченый пьяница дешевым вином, и жалкие попытки заточенного в клетку собственного подсознания человека взять контроль над своим умом приводили его в состояние безумного веселья. Тот знал, что он непобедим. Тот знал, что он неуязвим. И тот знал, черт возьми, чего он хочет сегодня. Тот всегда знал, чего он хочет, ибо хотелось ему всегда лишь одного. Полнолуния. И девушки в красном платье, что никогда не сходила с тропы. Человек не побоялся бы взойти на тропу – раньше, до того, как вокруг его мозга обвились щупальца того. Человек бы сам в свое время не сошел с нее (неверие губит, самонадеянность убивает, о, почему он постиг этого вовремя?), но теперь было поздно. Тот шипел от бессилия, острыми коготками изнутри раздирая его голову, но девушка в красном платье оставалась столь же маняще-недоступной, как и раньше. Столь же соблазнительной – под белой, как сметана, кожей струилась сладкая, густая, молодая кровь... Столь же защищенной. Девушку предупредили – она идет, четко отмеряя шаги и не глядя по сторонам. Девушку не разжалобит ни одинокая старушка, уронившая тяжелую корзину с грушами, ни отдаленный плач ребенка. И сверкающий в темноте зелеными глазами волк ее тоже не напугает, а зловонное дыхание давно погибшего лесоруба не заставит искать убежища (погибели!) в лесной чаще. Девушка в красном платье собранна и серьезна. В руках она держит корзину с чем-то, обладающим приятным, по мнению человека, запахом (тот в знак некого извращенного милосердия оставил человеку способность к пяти чувствам), впрочем, человек уже давно забыл, что именно может так пахнуть. Тот лишил его памяти и имени; последнее, скорее всего, из зависти, ибо сам имени не имел («легион имя мне, потому что нас много»), как и все его братья. Заключенный сам в себе человек смотрел на девушку через прутья решетки, а тот скрипел и клекотал, царапался и хохотал, и красное заливало мир, и огонь оставлял от человека лишь кучу углей. Снова. И снова. Вечно. А тот смеялся и ждал полнолуния, чтобы человек окончательно понял – он здесь всего лишь пассажир, единственный зритель в театре. А ведущей трагической актрисой будет девушка в красном, чьей крови не будет заметно на ярко-алом лифе платья и чья кожа станет еще белее. А человек будет вновь биться в агонии и сгорать в огне. Снова. И снова. Вечно.