Do you wanna fuck?

http://rghost.ru/8CM8xgQnS - "Do you wanna fuck" by Byz (soundtrack) В фике идет речь о церемонии Comet 2008. Все описанные события – реальность. За редким исключением, разумеется =) Хотя… - Тимо! Ти-и-имо! – от воплей фанаток закладывает уши. Широко улыбаюсь толпе, беснующейся за заграждением. Девчонки восторженно визжат и машут мне, кто руками, а кто - майками. Ох, детка, не оголяла бы ты грудь первого размера! Ну страшно выглядит, в самом деле. Очередная фотовспышка заставляет вздрогнуть. Инстинктивно шарахнувшись назад, наступаю на ногу Франку, локтем заехав ему в бок. Улыбка вокалиста тут же превращается в оскал, а взгляд становится уничтожающим. - Кретин неуклюжий! – шипит сквозь зубы, вновь растягивая губы в приветливой ухмылке и подмигивая объективу камеры. Ненавижу эти гребаные церемонии, ненавижу эту красную дорожку, ненавижу всех этих поганых журналистов! Мы несем красивый бред на интервью, позиционируя себя как «андеграундную группу, которой просто повезло выбиться в мейнстрим». Да, андеграундной группе тут самое место, бля! Ощущение, что здесь собрались абсолютно все немецкие звезды, а за ограждением – полнаселения Германии. Столько истерично орущих фанатов разом я еще никогда не видел. Рядом со мной ошивается Бушидо на пару с Кей Уаном. - Улыбочку! – какой-то фотограф уже тычет в нас камерой. Осклабившись, делаю шаг навстречу королю немецкого рэпа. Он растягивает губы в ухмылке и кладет руку мне на плечо. Вспышка – и маскараду конец. Анис отворачивается и вновь начинает тихо матюкаться, продолжив перепалку с Кей Уаном. Я же продолжаю сверкать счастливой улыбкой, словно болванчик, крутясь между журналистами и папарацци, лыбясь всем подряд и почти ослепнув от бесконечных вспышек. В голове гонгом бьется: «Фальшь! Фальшь! Везде фальшь!». Это смахивает на параноидальную идею, и мне непременно было бы смешно, если бы настроение не было таким отвратным. Ненавижу их всех, не-на-ви-жу! Франк с Давидом наперебой втирают что-то ведущей, облаченной в неприлично открытое платье. Крис откровенно пялится в ее глубокое декольте, на автомате продолжая улыбаться абсолютно идиотской улыбкой. Еще немного – и у него потекут слюни. М-да, а фаны уверены, что это я озабоченный кобель… Сию эпопею прерывает тихое урчание мотора, а через секунду раздается оглушительный хоровой визг. Толпа, словно обезумев, начинает рваться через ограждение. Охрана едва сдерживает сбрендивших малолеток. Оборачиваюсь, пытаясь разглядеть причину сего безумия. А, ну да, можно было догадаться. Из громадного джипа вываливается Том Каулитц. За ним шествует страшненький орангутанг – басист, если не ошибаюсь. Следом выпрыгивает ударник. А где же величайшая гордость немецкого рока aka Белла Каулитц? Ага, вот и она. Непревзойденно выглядит. Сапожки на шнуровке, обтягивающие джинсики, блестящая кофточка, шарфик в тон… Но, Боже, что это?! Где привычный «ахтунг» из волос? Где эти легендарные «долбануло 220»? Нет, видимо, сегодня Детка решила побыть дивой и прилизала волосы. Молодец, видок еще более блядский, чем раньше. Все мужики сегодня Ваши, фройлен. Бушидо вон аж пререкаться перестал, с открытым ртом уставившись на брюнеточку. Ох, мэм, Вы играете с огнем. Анис и так уже извел всех своими заявлениями, как мечтает поиметь солисточку «Токийского Отеля», а сегодня, боюсь, не удержится и претворит желаемое в действительное. Хотел бы я посмотреть, как Белла будет улепетывать от него на своих каблучках. Хотя, как знать, как знать, может, Барби на то и надеется. Ухмыляюсь, краем глаза наблюдая за рок-легендами всея Германии. Ведущая тут же кидается к ним, даже не удосужившись дослушать Давида, который, как всегда, невероятно коммуникабелен. Подскочив к Мачо, девушка начинает что-то быстро тараторить. Охранник грубовато оттесняет ее от своего подопечного. Ведущая явно в шоке. Даже замолкла, бедняжка. Высокий тощий мужичонка кивает Каулитцу на нее, жестом приказывая подойти. Том послушно следует к девушке, замерев в паре шагов от нее и автоматически улыбаясь. Схватив его за руку, деятельная ведущая оттаскивает Кау в сторону и начинает что-то кричать, пытаясь переорать визжащих фанаток. Мачо откровенно тормозит. Прислушивается и, судя по всему, тупо не понимает, что от него хотят. Томми, ты уже под кайфом? Хоть бы конца церемонии дождался, а то, если все и дальше пойдет такими темпами, завтра газеты напишут, что гитарист «Tokio Hotel» страдает синдромом дауна. Хотя, судя по выражению твоего лица, точнее - его полному отсутствию, диагноз не так уж далек от истины. О, а вот и Белла! Спешит на помощь братику. Отойдя от заграждения, вокалисточка, обряженная в странную блестящую кольчугу, приближается к ведущей, радостно скалясь. «Улыбка» настолько фальшива, что девушка на секунду замолкает, а Дива уже самозабвенно что-то вещает, демонстрируя свое красноречие. М-да, видимо, хороший дяденька-продюсер нехило постарался, придумывая эту речь. А у брюнеточки неплохая память, оказывается! Даже не запнулась ни разу. Братан решает все же подать голос и включается в разговор. Странно, у них совсем разный тембр. А может, это потому, что у Детки такая педиковатая манера говорить, из-за чего слегка меняется тональность голоса. Тем временем Белла вновь перехватывает инициативу, увлеченно о чем-то заливая. Братец же тупо кивает, соглашаясь со всем сказанным. Ну и семейка, а! Сучка и тупица – охрененная парочка! Родителям повезло, определенно! О таких детишках можно только мечтать! Наконец, отвязавшись от близняшек, ведущая вновь устремляется к нам. - Пошли, пошли отсюда, а то снова прицепится! – шипит Ян мне на ухо. Фальшиво улыбаясь, припускаем по дорожке, стараясь ретироваться как можно быстрее. Японцы немецкого происхождения во главе со своей фронтвумен величаво следуют за нами, вполголоса обсуждая свои номинации да таким гордым тоном, что сразу становится понятно: они уверены, что возьмут все. Да чтоб ты свои каблуки поломала, стерва! Эта мысль быстро сменяется привычным навязчиво-параноидальным: «Ненавижу, ненавижу…». Последняя фотовспышка – и вот мы уже стоим в прохладном темном холле. Спасибо, Господи, первый круг ада пройден… *** - Das ist die Revolution unsrer Generation! Отрешенно наблюдаю за собственным выступлением, которое транслируют на большом экране. Наша первая и единственная номинация на этой премии. Номинация, которую мы ни за что не выиграем, ведь первой в ней была заявлена женственная красоточка Белла со своим фирменным воплем: «Schre-e-ei!». Куда уж нам с ней тягаться? Помилуйте, она уж и «Скорпов» на пару с «Раммштайном» затмила, а нам до этой планки, как нашей фройлен - до мужика. Ухмыляюсь, вполуха слушая ведущую, которая радостно что-то болтает, кажется, забыв о самой номинации. Франки рядом со мной трясется от волнения, Юри отстукивает пальцами ритм нашего главного хита, Давид крепко вцепился мне в руку. Парни явно нервничают, я же абсолютно, просто непрошибаемо спокоен. Знаю, что не выиграем. Я просто это знаю. На соседнем диванчике Дива вся искрутилась, не в силах усидеть на месте. Интересно, куколка просто нервничает или братик перед церемонией оттрахал так, что теперь сидеть больно? Пристально разглядываю Мачо. Сохраняет внешнюю невозмутимость, ничем не выказывая волнения. Его выдает лишь едва заметная дрожь в пальцах. Что ж ты нервничаешь, baby? Ты же прекрасно знаешь, что вы будете фаворитами. Этой номинации, этой церемонии, да и всех последующих тоже. Таков закон толпы. Табун фанаток – и нате вам, стадный инстинкт в действии. Могу биться об заклад, сейчас вы возьмете эту награду, потом станете лучшей группой, затем получите статуэтку за лучшее видео, а под конец сорвете куш – «Super Comet». Так что расслабься, малыш, вы с сестренкой вне конкуренции. - Das ist «Tokio Hotel»! – крик ведущей отрывает меня от апатичного созерцания Мачо. - Суки, суки, суки!!! – Ян со злостью пинает столик. Крис на пару с Франком громко матерятся, даже не пытаясь создать видимость радости за конкурентов. Давид устало прячет лицо в ладонях, тяжело вздыхая. А я продолжаю так же безучастно наблюдать за едва не спятившей от счастья Беллой, за Мачо, аплодирующим себе любимому, за их сбрендившим продюсером, который буквально повис на шее у басиста. Черт, как же зовут эту гориллу? Мысли вялые. Состояние – спокойное. Равнодушие. Полное. Похуизм. Абсолютный. На грани с апатией. Все было так предсказуемо, что даже тошно. И злости нет. Хочется просто надраться и отключиться. Надо будет обязательно сделать это на afterparty. Да-да, обязательно… *** - И звания лучшей команды удостоены... Хах! – Бушидо качает головой, тихо посмеиваясь, тем самым утраивая напряжение. Весь зал замер в ожидании, даже спятившие фанючки притихли. А мне что-то подсказывает, что я уже знаю, кто удостоен сего «звания». - «Tokio Hotel»! – торжествующе вопит Анис. Небось рад за любимую куколку. А куколка-то как рада! Заорала так, что люди на соседних диванчиках дружно подпрыгнули. Крики, объятия, счастливые улыбки – все по шаблону. Ударник с басистом вообще еле отлепились друг от друга, устроив жаркие обнимашки на радостях. Мачо вцепился в свое платье, именуемое футболкой, прихватив себя где-то в области ширинки. Что, Томми, штанишки сваливаются? Все денежки на сестренку уходят, а тебе, бедняжке, даже ремень купить не на что? С кривой усмешкой наблюдаю за группой, гордо шествующей на сцену. Мачо то и дело подбрасывает шар, выигранный за лучшее живое выступление. Урони его себе на ногу, ну пожалуйста! Увы, Томми не внял моим мысленным молитвам, беспрепятственно дойдя до сцены. Вдруг кто-то из толпы швыряет бутылку воды. Судя по траектории ее полета, это – не что иное, как покушение на Беллу. Черт, таки не попали по крашеной башке! Бутылка шлепнулась в паре метров от принцесски. Ну хоть бы водой окатила, что ли! Едва группа поднялась на сцену, Анис тут же кинулся к Мачо и, проигнорировав протянутую руку, заключил его в крепкие объятия. Хах! Видимо, Бу одинокими ночами дрочит на обоих твинов. Но если Томми был удостоен лишь обнимашек, то перед Дивой Анис театрально раскланялся, едва не рухнув ей в ноги. Детка полностью проигнорировала сей знак внимания и, схватив микрофон, заявила: «Огромное спасибо всем!». Но обычным «danke» на таких церемониях не отделаешься. Пару секунд умственной деятельности – и Белла начинает благодарственную речь. Хотя «речь» - громко сказано. Красотка запинается едва ли не после каждого слова, явно туго осмысливая, что говорить дальше. Интересно, это драматические паузы или брюнеточка так долго формулирует предложения? Судя по всему, остальные участники группы вообще не умеют разговаривать, поэтому предоставляют своей блистательной Диве право толкать пафосные благодарственные речи. Мачо играется с шариком, полностью игнорируя любимую сестричку, да и всех вокруг. Дайте ребенку игрушку - он вцепится в нее, забыв про все остальное. Печально, учитывая, что «ребенку» девятнадцать. Детка тем временем заливает, что у них лучшие в мире фаны. Да, пожалуй, так и есть. И самые терпеливые заодно. Терпеть их «творчество» годами само по себе трудно, а еще и любить эту «музыку» - так вообще. Надо поставить памятник всем этим радостно визжащим людям. Ведущий наигранно рыдает, радуясь за героев немецкой рок-музыки. А я снова начинаю отключаться от реальности, принимая у кого-то из рук бокал шампанского. Господи, пусть конец этого вечера будет лучше, чем начало! *** Само собой, шарик «Best video» тоже ушел к «Отелю». Я почти отрубился, пропустив сей знаменательный момент очередного триумфа хронических триумфаторов. Юри пихнул меня в бок, когда насиликоненная ведущая уже объявляла «Super Comet». Пока она вещала, я рассматривал контингент фанатов. Какие-то педовки растянули плакат: «Tom, fiсk mich!». Смелые девчонки. Могу биться об заклад, сестренка Тома сейчас готова расцарапать им лица своими длиннющими когтищами. Сучки, посягают тут на Мачо! «Мое, мое!!!» - пульсирует в крашеной башке. Ухмыляюсь, переводя взгляд на сцену. К двум ведущим присоединяется какая-то страшная телка с обвисшей задницей. Втроем они наконец вскрывают этот чертов конверт и через секунду торжественно вопят едва ли не хором: - Конечно, это «Tokio Hotel»! Ну, разумеется. Само собой. «Natürlich» - это она в точку сказала. Ja, ja, natürlich, absolütlich natürlich! За реакцией фаворитов сегодняшней церемонии чертовски забавно наблюдать. Детка то и дело открывает и закрывает рот, видимо, обдумывая: радостно заорать еще раз или уже хватит. Мачо повис на своем продюсере, счастливо лыбясь. Да, малыш, ты сегодня звезда, с этим не поспоришь. И за это я ненавижу тебя еще больше. Дальше все стандартно: Томми в обнимку с шариком, цепляющийся за руки восторженно визжащих фанаток. Бедняжки наверняка дружно обкончались от радости. Белла широко улыбается, демонстрируя идеальные зубы. Чтоб ты себе челюсть сегодня вывернула, сучка! Наконец, продефилировав на сцену, Мачо запинается на последней ступеньке, но таки удерживает равновесие. Ну почему ты не рухнул, а? Вот было бы зрелище: такая махина растянулась на сцене – желательно, еще и уронив этот долбаный шар себе на пальцы, - шествуя за главной премией церемонии. Ну нет же! Этот вечер безнадежно загажен. Полное шайсэ, абсолютное просто! Да что ж ты лапаешь-то себя? Томми то и дело сжимает пальцы в области паха. Причем, судя по всему, абсолютно неосознанно, на чистом инстинкте. Недотрах, baby? У твоей девочки ПМС, и она не дала тебе перед церемонией? Нет, говорят, что у девушек скверное настроение во время месячных, а Дива прям светится от счастья, вот прям едва кипятком не писает! Поссорились, что ли? Детка раздосадована, что ты не купил ей очередную блестящую бирюльку? Что ж ты жопишься-то, малыш? Осторожнее надо быть, вот Белла как разобидится, да как посадит тебя на «сухой паек» а-ля «сам с собою правой рукою». Что делать будешь, а, солнце? К фанаточкам пойдешь? А вдруг не встанет? Вот позорище-то будет! А они еще возьмут и расскажут прессе: «Знаменитый бабник Том Каулитц на самом деле импотент!». Это ж просто о майн Готт какая сенсация! Я так и вижу громадные заголовки таблоидов и верещащих наперебой ведущих популярных ток-шоу. М-да, вот это было бы весело. Я бы даже простил тебе сегодняшний гадкий вечер. Хотя… Может, ты искупишь вину несколько иным способом, а, красавчик? Я не особо привередлив; все, что мне требуется, – качественный секс, а пол партнера особого значения не имеет. Судя по всему, ты тоже давно не трахался, так, может, уединимся, ну, например, в какой-нибудь гримерке? Можешь сучку свою позвать - держу пари, она шикарно отсасывает. Трахнуться с близнецами – это, пожалуй, интересно. Можем еще Бу пригласить, вы его «любите» не меньше, чем меня, не так ли? С невеселой усмешкой наблюдаю, как какой-то кретин, облаченный в робу, сидит на коленях и молится на богов музыкального Олимпа. М-да, видимо, крыша совсем поехала… Пока Дива распинается в благодарностях, мои согруппники оживленно обсуждают afterparty. - Я не поеду! – со злостью выплевывает Ян. - Я тоже, - кивает Линке. - Кто-то должен поехать! – заявляет обиженный на весь свет Франки. - Вот вы с Тимо и поедете, - невозмутимо выдает Юри. - Охренел?! Почему это мы должны ехать?! – Франк едва ногами не топает от ярости. - Вы вокалисты, вы лидеры группы, вот вам и отдуваться! – подключается Давид. - Дави, ты оборзел?! – удивленно смотрю на лучшего друга. От него я такой подставы не ожидал, вот совсем. - Прости, но в таких ситуациях каждый сам за себя, - Давид с виноватой улыбкой пожимает плечами. – И вообще, мысли позитивно. Посмотришь на пьяных в зюзю близняшек, - кивает на сцену. – Представь, как они ухрюкаются после четырех побед. Такое зрелище просто нельзя пропустить! - Дались они ему! И мне тоже, ага! Пошли вы все на хрен, я не поеду! – Франки разбушевался не на шутку. А я задумчиво прикусываю губу, наблюдая за радостным Мачо, усевшимся на соседний диванчик. Поймав мой взгляд, Томми ухмыляется, жестом руки и языком изображая минет. Его взгляд так и кричит: «Отсоси!». М-м-м, а ведь Дави прав. Пожалуй, такое и впрямь нельзя пропустить. А вот кто кому отсосет, мы еще посмотрим…

***

Комната плывет перед глазами. То ли я сильно пьян, то ли косяки и впрямь танцуют бешеное танго. Франки едва ли не виснет на мне, очевидно, нажравшись еще сильнее, чем я. Никогда бы не подумал, что шампанским можно так напиться. Хотя учитывая, сколько его мы выпили… Трясу головой, пытаясь вернуть связь с разумом. Рассудок мутится, явно протестуя попытке пробудить здравый смысл. М-да, что-то я перебрал. А у меня ведь тут есть одно незавершенное дельце… Едва сфокусировав взгляд, нахожу глазами Диву. Белла и впрямь пьяна просто в дугу. Детка едва не лежит на столе, заплетающимся языком кое-как поддерживая беседу с Бушидо. Взгляд Аниса горит, и я окончательно убеждаюсь в правильности выбора. Попытка увести дистрофичную куколку прямо из-под носа явно перевозбужденного, слегка пьяного и вполне себе габаритного Бу может закончиться плачевно. Поэтому нужно поискать братца брюнеточки. А вот где он, гад, шатается? Еле-еле собрав мысли в кучу, решаю предпринять вылазку в чилаут. Где еще может зажигать наш озабоченный засранец? Правильно, либо там, либо в туалете. Не найду в VIP-зоне - проверю санузел. Если потребуется, повыпинываю нахрен двери всех кабинок. Этой ночью смазливый красавчик будет только моим. Чего бы мне это ни стоило. Это уже вопрос принципа. В чилауте душно, пахнет потом и сексом. Царящий тут полумрак не позволяет разглядеть лица совокупляющихся особей. Надеюсь, Мачо не придется снимать с какой-нибудь крашеной сучки. Хотя я и это запросто сделаю, просто хотелось бы без осложнений. Могу поручиться, он сейчас пьян настолько, что ему будет абсолютно похуй, где, как и с кем. И вот этим я планирую воспользоваться на полную катушку. При лучшем раскладе он меня даже не узнает. При худшем – будет в полном отрубе. Придется приводить Томми в чувство, ибо перспектива секса с безжизненным бревном меня как-то не прельщает. Внимательно изучив чилаут, окончательно убеждаюсь в том, что Мачо тут нет. Выругавшись, следую в коридор. Черт знает, где тут туалет. Действуя на полном автомате, безучастно заглядываю во все двери, что попадаются на пути. Я уже вижу стену – конец коридора, - как вдруг взгляд цепляет яркое пятно – красная кепка, валяющаяся на пороге подсобки. Перевожу глаза, и – вуаля! – Мачо, явно находящийся на грани полной отрубки, полулежит на скамейке. Обернувшись на звук, кое-как фокусирует взгляд на мне. - Привет проигравшим! – ухмыльнувшись, откидывается назад, окончательно развалившись на скамье. - Ты один? А где твоя крашеная блядь? Трахается с каким-нибудь мужиком в туалете? Бушидо так давно мечтал отыметь эту сучку, и тут – опа! – такой шанс представился. Анис хорош, так что не волнуйся за сестренку, - ядовито цежу, прикрывая дверь. - Видимо, ты лично проверял, - ухмылка в ответ. - И вообще, Зонненшайн, чего злой-то такой? Проигрывать тяжело? Ого, ты даже помнишь мою фамилию? Я прям в ахуе, Томми. В приятном таком ахуе. Значит, будешь понимать, что, а главное – с кем ты делаешь. И, да, тебе будет безумно стыдно наутро. Но меня это абсолютно не колышет. Да и тебя, судя по всему. Медленно приблизившись, окидываю свою «жертву» оценивающим взглядом. Хорош. Лицо раскраснелось, кожа блестит от пота, губы приоткрыты… Подковка пирсинга, поблескивающая в нижней губе, добивает окончательно. Тяжело сглатываю, давая себе твердую установку не терять контроль. Нет, нет, ни в коем случае. Мы устроим небольшую игру. Я не насильник и против любого принуждения. Поэтому все будет по обоюдному согласию. Я заставлю его стонать. Он будет биться у меня в руках, умоляя не останавливаться. Я прекрасно знаю, как доставить удовольствие парню. Знаю чувствительные точки, знаю, как правильно прикоснуться, с какой силой сжать, как целовать и как двигаться. Сегодняшнюю ночь Мачо запомнит на всю жизнь. Сегодня я слегка подкорректирую его гипернатуральные предпочтения... Ухмыляюсь, присев рядом и чуть погладив его по колену. Даже не дергается. Похоже, красавчик вот-вот отключится. Надо бы его слегка расшевелить… Скользнув рукой выше по бедру, аккуратно сжимаю пальцы чуть ниже ширинки. Ноль реакции. Лишь шипит, даже не приоткрыв глаза: - Что, свободных подсобок больше нет? Чего приперся? - Ради тебя, малыш, - склонившись над ним, обжигаю дыханием приоткрытые губы, влажные от слюны. - Хочу немного поразвлечься, - нагибаюсь, почти ложась на него. – С тобой… - осторожный поцелуй в уголок рта. И вот она, долгожданная реакция. Он сильно вздрагивает и, распахнув глаза, взирает на меня ошалевшим взглядом. А через секунду тяжелый кулак впечатывается мне в челюсть. - Охуел?! Пидор сбрендивший! – язык сильно заплетается, но от возмущения Мачо даже слегка приходит в себя. Я не злюсь. Я просто сплевываю кровь, сочащуюся из разбитой губы, и тут же наношу ответный удар. Оплеуха наотмашь – и вот он уже смотрит на меня вполне осмысленным, чуть протрезвевшим взглядом. Я мог бы спустить этот эмоциональный всплеск и не дать сдачи, но только не ему. Я слишком презираю его, чтобы стерпеть. Я ненавижу его, пусть эта ненависть и шаблонна, и почти стереотипна. Но также я слишком хочу его, чтобы отступиться. - Успокоился? – мой тон холоден, а взгляд – почти равнодушен. Его глаза пылают концентрированной яростью, губы плотно сжаты, подбородок чуть дергается. - Пусти, - хрип, переходящий в рычание. - Не хочу, - заявляю спокойно, руками пригвоздив его к скамейке. - Зонненшайн, мать твою, я обязательно расскажу журналюгам, что ты доебываешься до мальчиков. Интересно, сколько фанаточек разом перестанет пускать на тебя слюни? - кажется, Мачо не до конца врубается в серьезность происходящего. Возможно, он наивно полагает, что я просто решил над ним стебануться. Ладно, мальчик, пора продемонстрировать тебе мои истинные намерения. - Расскажи, расскажи. Кто бы тебе еще поверил. Знаешь, бьюсь об заклад, завтра я тоже смогу рассказать прессе кое-что о прошедшей ночи. Поведаю в подробностях, как вошел в тебя. Как ты кричал мое имя. Стонал, умолял продолжать… Детально распишу все непристойности, смахивающие на хорошее порно. Хочешь этого, baby? Хочешь меня? – наваливаюсь на него, придавив тяжестью своего тела, чтобы не вырвался. Но я недооценил его. В следующее мгновение комната совершает бешеное сальто перед глазами. До меня не сразу доходит, что я сижу на полу. Голова раскалывается от боли – падая, я сильно приложился затылком о стену. Каулитц резко вскакивает на ноги, перевернув скамейку. Злой, мокрый и полностью обалдевший, он невероятно сексуален. И мне впору было бы срочно придумывать план Б, вот только далеко уйти пьяный малыш явно не в состоянии. Едва оказавшись в вертикальном положении, он облокачивается на стенку, чтобы не упасть. Судорожно глотает воздух, пытаясь прийти в себя. Перебрал ты, baby, конкретно так перебрал. Кадык ходит ходуном, пальцы дрожат, но все же он медленно продвигается к выходу, держась за стеночку. И я уже вскакиваю на ноги с твердым намерением силой затащить строптивого упрямца обратно, как вдруг он возмущенно вопит, замерев на пороге. Толчок двери ни к чему не приводит. Пинок – результат тот же. Мачо словно окатило ушатом ледяной воды. Вся слабость разом куда-то улетучивается - и он начинает яростно долбиться в дверь, отборно матюкаясь. А я так и сижу на полу, едва не рыдая от истерического хохота. Думал, так только в кино бывает: ругающуюся парочку кто-то случайно запирает в комнате. И люди совсем разные. И ситуация двусмысленна. И вообще, все так и не так одновременно. Но, следуя канонам шаблонных фильмов, спустя какое-то время мы должны заняться жарким сексом, потом забыть все обиды, помириться, выйти отсюда изменившимися людьми, жить долго, и счастливо, и всенепременно вместе, и бла-бла-бла… Отметаем все пункты, кроме первого. И, черт, оказывается, я люблю банальные сюжетные ходы и такие вот типа «неожиданные» повороты! Это ж как подфартило, а! Лучший исход и придумать сложно! Теперь ты никуда от меня не денешься, baby. И, судя по галдежу снаружи, у нас вся ночь впереди – вряд ли среди всего этого гама кто-нибудь услышит твои крики. Так что, малыш, можешь даже не рыпаться. У тебя всего два варианта: убиться об стену в прямом смысле слова или же отдаться мне и позволить осуществить все непристойные фантазии, которыми просто фонтанирует мой пошлый и пьяный мозг. Я хочу припереть тебя к этой стенке и жестко трахнуть. Хочу грубо отыметь, поставив раком. Хочу уложить на эту скамейку и засадить по самое «не могу». Сверху, снизу, сзади, стоя – вариантов масса. И все их я планирую реализовать. И ты ничего не сможешь сделать. Сейчас ты беспомощен. Сейчас ты полностью в моей власти. Заложник ситуации, пленник обстоятельств и моя личная блядь на сегодняшнюю ночь… - Шайсэ!!! Кретины, откройте дверь! Ебаные швухтели! – кажется, baby сейчас спятит от злости. - Не истери, тебя не услышат, - ухмыляюсь, поднявшись на ноги. - Не подходи! Ну ты и сука, Зонненшайн! Вот на тебя ни за что бы не подумал! Ваш смазливый вокалист – одно, но ты… Бля-я-я… - Мачо театрально закатывает глаза. Наш смазливый вокалист? Родной мой, может, я тебя обрадую, но я с ним сплю. Не скажу, что он хорош, но он пока только учится – бывший натурал. Но это не страшно - я над ним еще поработаю. Как и над тобой, baby. Посмотрим, хватит ли у тебя наглости после этой ночи заливать направо-налево о девицах, которых ты якобы трахаешь в немереных количествах. И хватит ли уверенности заявить, что ты – стопроцентный натурал. Я, конечно, понимаю, малыш, что сестричку свою ты явно за мужика не считаешь, но сегодня ты будешь не с ней, а со мной. И вот это уже в корне меняет ситуацию, не находишь? - Ну, и что же ты сделаешь? – полностью игнорируя яростный взгляд темных глаз, приближаюсь и замираю в метре от него. – Деваться-то тебе некуда. - Кастрирую тебя, кобель несчастный, если еще раз посмеешь меня тронуть! - это могло бы звучать угрожающе, если бы baby хотя бы был в состоянии сфокусировать на мне взгляд своих пьяных шальных глазок. - Чем кастрировать будешь? Зубками? А не побрезгуешь? Нет, ну, если хочешь, мы можем попробовать… - моя усмешка. И это становится последней каплей для него. Зарычав, он резко кидается на меня. Сильный толчок – и я теряю равновесие. Секунда невесомости – и болезненное приземление. Он заваливается сверху, кажется, отдавив мне печень и сломав пару ребер. - Сука! – ругательство срывается с языка абсолютно непроизвольно. – А ведь худым, блять, кажешься! В следующее мгновение взгляд мутится, а голова, кажется, взорвется от дикой боли. Я слабо соображаю, что произошло. Перед глазами скачут кретинские звездочки, какие обычно рисуют в комиксах. Во рту – металлический привкус крови. Я не могу даже сделать вдох – Мачо устроился на моих ребрах. Зрение потихоньку возвращается, и я понимаю, что случилось. Этот неуравновешенный кретин со всей дури приложил меня головой о пол. Что, Томми, оказывается, не только твоя сестренка – истеричка? И ты туда же, baby? Краем глаза замечаю, как он заносит кулак для очередного удара. Решение приходит молниеносно. Уж к мордобоям мне не привыкать. За считанные доли секунды до столкновения его кулака с моей челюстью, я резко отворачиваюсь - и его пальцы с силой вбиваются в стену. - БЛЯТЬ! Сука ебаная!!! – орет дурниной, дуя на разбитые в кровь костяшки. Это лишь секундная заминка, но я тут же ею пользуюсь: схватив его за руки, с силой дергаю на себя и, прижавшись к нему всем телом, переворачиваю нас обоих, навалившись сверху. Крепко пригвождаю его запястья к полу и, выгнувшись, кусаю парня в шею, заставив непроизвольно дернуться и закинуть голову назад. Следующий укус приходится на кадык. Сильно сжимаю зубы на лихорадочно дергающемся адамовом яблоке, одновременно грубо надавив коленом на пах. Болезненный вскрик – и Мачо начинает яростно вырываться. Тише, тише, baby, это лишь моя маленькая месть за твою идиотскую выходку. Если не будешь рыпаться – через минуту будешь кричать уже от наслаждения. Увы, лежать спокойно явно не входит в планы Томми. Он таки вырывает руки из захвата, при этом взирая на меня с такой ненавистью, что я чувствую невольный прилив восхищения. И, черт, как же это заводит! Меня кидает в жар лишь от его взгляда. Темные глаза полыхают яростью на грани со странной дикостью, с далеким отголоском истинного безумия. А ты горячий, baby! Хочу тебя, малыш, безумно хочу! Ты же позволишь, правда? В следующее мгновение я разом вспоминаю все матерные слова на нескольких языках сразу. Боль такая, что я едва не теряю сознание. Блядь, какая же ты все-таки блядь, Томми! Коленом между ног – это запрещенный прием. А если я? Случаем, не забыл, что ты тоже вроде как мальчик? И ведь сам нарываешься, сука! Ведь я хотел по-человечески, но ты, похоже, унаследовал у своей блядовитой сестрички первоклассную стервозность. Что ж, раз не хочешь по-хорошему - будь по-твоему. - СУКА! – яростно выплевываю ему в лицо, со всей дури отвешивая ему пощечину. Злость зашкаливает, и я не могу рассчитать силы. Голова Мачо мотается в сторону так, что на мгновение кажется, будто я свернул ему шею. Ага, как же, свернешь ему! Размечтался, бля! Не проходит и пары секунд, как он вновь поднимает на меня взгляд. В глазах стоят слезы боли, а взор затуманен. Похоже, он едва не теряет сознание. М-да, крепко я его приложил. Впрочем, я рано начал беспокоиться. - Ненавижу! – шипит Мачо, вцепившись мне в руку, и, повалив на себя, заезжает коленом под дых. Это становится той самой чертой, за которой человек полностью теряет самоконтроль. Роковая грань. Точка невозврата. Я почти отключаюсь от реальности. Никаких мыслей, лишь ощущения. Никаких слов, лишь тактильный контакт. Ни зрения, ни слуха, лишь осязание. Я чувствую тяжесть его тела. Ощущаю жар его кожи. Не вижу, но представляю, как комната перед глазами кружится, переворачиваясь и меняя местами пол и потолок. Мы катаемся по холодному полу, вцепившись друг в друга, нанося хаотичные удары куда придется, матерясь, задыхаясь, рыча… Это концентрированная ярость. С примесью возбуждения. Сумасшествие. Нечто такое странное, непонятное, необъяснимое. Знаете вкус грейпфрута? Горечь, отдающая легкой сладостью. Дурацкая метафора, но в самую точку. Сейчас, лупася и проклиная его, я не знаю, чего хочу больше: заехать ему по морде так, чтобы повыбивать нах все зубы, или поцеловать в разбитые губы, влажные от крови, слюны и алкоголя. Жарко, тесно, воздуха не хватает, все тело ноет от многочисленных ударов… Он крепко обвивает ногами мою талию, прижимая к себе, и рычит: «Ненавижу!». А у меня стоит так, что больно. Джинса, мокрая от смазки, неприятно елозит по коже. Член пульсирует, и возбуждение уже болезненное, откровенно изматывающее. Тело лихорадит, от каждого прикосновения по коже словно пробегает электричество. Мне срочно требуется разрядка. Он так прижимается, и я срываюсь, начав лихорадочно тереться о парня, раскинувшегося подо мной. Мне уже похуй на все, я безумно хочу кончить. Жар его тела просто сводит с ума, ощущение мокрой от пота кожи под пальцами добивает вконец. - Ты… Ты охуел?! – во мраке комнаты я не вижу его глаз, но, могу поклясться, в его взгляде ненависти сейчас даже меньше, чем удивления. Малыш явно обалдел, и… Стоп. Что это? Прижавшись к нему еще крепче, провожу рукой по животу, ниже, к паху… Хах! Baby, да у тебя самого стоит просто колом! И ты еще что-то тут из себя строишь? М-м-м, а эрекция-то нехилая! Ты возбужден ничуть не меньше меня. Тебе помочь, малыш? Ведь хочешь же! - Слезь с меня… мать твою… ненавижу… Убери свои гребаные лапы! – Томми начинает брыкаться втрое сильнее, изо всех сил пытаясь скинуть меня. - Тише, baby, - одной рукой удерживая его, другой задираю длиннющее платье-футболку и крепко сжимаю пальцами его возбужденный член через ткань джинсов. - Не смей! – крик. - Не трогай, - всхлип. - Не надо… - тихий стон. Я мог бы подъебать его какой-нибудь язвительной фразой. Я мог бы сжать гораздо сильнее, чем требуется, чтобы причинить боль. В конце концов, я мог бы встать и, презрительно усмехнувшись, просто уйти. Такая ситуация предполагает бесконечное множество различных способов унизить человека. И я бы всенепременно сделал это, если бы сам не хотел его до боли в яйцах. Сейчас же мне откровенно плевать и на нашу вражду, и на его возражения, и на собственную неприязнь. Силой разведя его колени и устроившись между ног, вжимаюсь эрекцией в его пах и начинаю яростно тереться, быстро двигая бедрами. Низ живота сводит от удовольствия, ощущение чужого возбуждения заставляет терять рассудок. Том подо мной дрожит, матерится, до боли сжимает ногами мои бедра... И, клянусь, я не знаю, чего в этом больше: ярости и желания вырваться или возбуждения и немой просьбы продолжать. Не волнуйся, малыш, я не собираюсь останавливаться. И, раз уж тебе так хочется, можешь поиграться в оскорбленную невинность. Все равно весь твой маскарад и напускной гонор полетят к чертям, когда ты кончишь подо мной. Мне не стыдно. Я знаю, зачем сюда пришел. А вот тебе потом будет хреново, да. Но это не мои проблемы, уж прости, родной. Твои чувства – последнее, что меня волнует. А вот твое тело я заполучу, чего бы мне это ни стоило. Попытка поцеловать его с треском проваливается. - Нет, нет, нет! – повторяет, как заведенный, резко отвернувшись и слегка придя в чувство от вдарившего осознания происходящего. У меня нет ни сил, ни желания с ним пререкаться. Не собираюсь заниматься пустозвонством, я просто возьму то, что хочу. А хочу я его. Но сейчас не до полноценного секса, вот совсем. Я уже на грани оргазма, а baby, кажется, наконец врубился в то, что он делает, и начал бурно сопротивляться. Поэтому пока мы ограничимся лишь быстрой разрядкой. И он слегка расслабится, и мне полегче станет. - Урод! Скотина! Отъебись от меня! – орет Мачо, лупя меня по торсу. - На что спорим, что на самом деле ты совсем не хочешь, чтобы я тебя отпустил? – ухмыляюсь, наваливаясь на него и вновь начиная плавные поступательные движения. Его возбуждение очевидно, но он ни за что его не признает. Мы с тобой поиграем в одну интересную игру, baby, но это чуть позже. А сейчас… Мрак. Жар. Мат. Ярость. Страсть. Все вперемешку. Ненависть. Желание. Боль. Удовольствие. Рыки. Всхлипы. Стоны. Звук рвущейся ткани… - М-м-м, какая страсть! Так хочешь меня? – ухмыляюсь, оторвавшись от облизывания его шеи. В очередной отчаянной попытке вырваться он порвал мне футболку. Это была моя любимая шмотка, но, черт с ним, прощаю. Скинув с себя лохмотья ткани, протягиваю руку и, перехватив его ладонь, прикладываю к левой стороне груди. Там, где бьется сердце. Сейчас оно колотится так, словно я нахожусь на грани инфаркта. И он чувствует это. Замирает на секунду, глядя на меня ошалевшими глазами. Темнота просто кромешная, но мы так близко, и я вижу его взгляд. Горящий, возбужденный, ненавидящий. Он словно застыл, глядя мне в глаза и инстинктивно покусывая нижнюю губу. Могу поклясться, он даже не представляет, КАК это выглядит. Как заводит. Как рвет крышу. Я не могу больше, просто не могу! К черту все, Каулитц, ну пожалуйста, давай просто отбросим сейчас все остальное! Неважно, кто мы. Неважно, где мы. Неважно, что мы, черт возьми, делаем. Важно лишь то сумасшедшее и абсолютно взаимное желание, которое сейчас сводит с ума нас обоих. Давай же просто сделаем это! Нагибаюсь и прихватываю зубами его пирсинг в губе, чтобы не сопротивлялся больше. Теперь у него два варианта: либо поцеловать меня наконец, либо разодрать себе губу. Не отпуская сережку, плавно провожу языком по его губам, дурея от их сладости. Привкус шампанского, отдающий металлом, – кровь. Не сопротивляется, но и не отвечает. Он словно одеревенел, замерев у меня в руках. Почти не дышит, хотя сердце колотится, как бешеное. Воспользовавшись заминкой, медленно веду его руку ниже по своему торсу. Чуть приподнимаюсь, доведя ладонь до самого паха, и, подавшись навстречу, прижимаюсь к ней своей эрекцией. И тут на него снова находит просветление. В глазах мелькает страх, и он дергается, но я ожидал этого. Тут же отстранившись, завожу его руки за голову, пригвождая к полу, и ложусь на него сверху, прижав тяжестью своего тела. Губы уже успокаивающе целуют его щеки и нос, а язык отрывисто шепчет: - Тш-ш-ш, тише, тише. Не вырывайся. Только не сейчас… Ты же хочешь этого. Просто расслабься. Расслабься… - Ненавижу! – почти всхлипывает, закинув голову назад в последней попытке сопротивления. А в следующее мгновение его тело сводит в предоргазменной судороге. Парень невольно выгибается навстречу, вжимаясь возбужденным членом мне в пах и подкидывая бедра вверх, тем самым стимулируя и себя, и меня. Выдохнув с облегчением, подаюсь вперед, пытаясь подстроиться под его сумасшедший темп. - Держи ритм, малыш! - хриплю, ловя губами его дыхание. И он сдается окончательно. Обнимает ногами мою талию, прижимая к себе максимально и быстро двигаясь навстречу. Толчки судорожные, отрывистые, лихорадочные. Я чувствую биение его сердца. Это странно, но у нас почти унисон. Общий ритм, жар тел, громкие стоны… Адреналин в крови обостряет все чувства, усиливая ощущения до предела. Я уже совсем не соображаю. Мне плевать, кто сейчас подо мной, и в то же время это – единственная вещь, которую я осознаю с предельной четкостью. И, знаете, все равно плевать. Потому что хорошо. Дико и хорошо. До исступления. До криков и полного срыва голоса. До бешеного оргазма, который одновременно накрывает нас обоих. Он дико бьется подо мной и орет что-то нечленораздельное. Я содрогаюсь на нем, едва не отключаясь от долгожданной разрядки. Я почти отрубился, разомлев от приятной послеоргазменной неги и алкоголя, неожиданно вдарившего в голову. Возвращение в реальность оказывается менее приятным. Из сладкой полудремы меня вырывает его шипение: - Слезь с меня. - Не хочу, - зеваю, на краю сознания отмечая, что отрубиться прямо здесь было бы крайне неприятно и совсем нежелательно. - Мне плевать, что ты хочешь. Вставай, мать твою! Чего разлегся? - Ты всегда такой злой после секса? – приоткрываю один глаз, с усмешкой взирая на него. - Смотря с кем секс, - цедит ядовито. – Считаю до трех. - А потом будешь кастрировать? - Именно так. - Таки зубками, м-м-м? – улыбка невольна, вот совсем. Мне просто весело. Без причины. - Пошел ты! Поднимайся, бля! Мне холодно! – Мачо полностью приходит в себя и вновь начинает возмущаться. Ох, ну и придурок же ты, Каулитц! Ну, чем ты опять недоволен, а? Ведь хорошо же было, так просто плюнь на остальное! - Хочешь, согрею? - Заебал! – шипит, скидывая меня и поднимаясь на ноги. - Увы, до этого мы не дошли. Пока… - ухмыляюсь, откинувшись на полу. - И не дойдем, - он уже приближается к выходу. Толкает дверь, но бестолку. – Глухие остолопы! – со злостью пинает косяк. - Похоже, нам суждено провести ночь вместе, - смотрю на него, развратно улыбаясь. Мачо игнорирует реплику, привалившись к стене и устало прикрыв глаза. С него словно разом сбили всю спесь. Похоже, я ошибся, малыш. Думал, ты очухаешься лишь наутро и наутро же поймешь, что произошло. Но, нет, тебе уже сейчас стыдно. Печально, учитывая, что ночь только начинается… Сегодня не будет места ненависти. Сегодня все эти рамки полетят к чертям. И границы, нарисованные нами когда-то, сотрутся. Потому что сегодня мы здесь, а все остальное – за дверью. И, знаешь, утром ничего не изменится. Вражда возобновится. Мы будем презирать друг друга, как и раньше. Но все это будет потом. А сейчас… - Сидеть тут и проклинать весь свет бессмысленно. Так, может, займемся чем-нибудь более интересным? – вставать лень, и я просто подползаю к нему. Чуть вздрагивает и, не открывая глаз, шепчет: - Отстань. Пожалуйста, просто отстань… - что удивительно: в голосе совсем нет злости. Тон почти жалобный. Стыдно. Неловко. Откровенно хреново. Ладно, baby, дам тебе небольшую передышку. Посиди поубивайся, если хочешь. Успокаивать тебя я точно не буду, так что ты уж как-нибудь сам, окей? А потом мы все-таки продолжим то, что начали… *** - Долго еще планируешь депрессняк разводить? – мне уже откровенно осточертело сидеть на холодном полу и тупо наблюдать за ним. Мачо уже минут тридцать просиживает на полу, ни разу не подняв голову. - Отвали, Зонненшайн! – уже почти привычное шипение. - Ты прям как девчонка, только что лишившаяся девственности, - ухмыляюсь, решив слегка поддеть его. - Пошел ты! - Куда? – заговорчески улыбаюсь. В ответ – лишь молчание. Все, Каулитц, хватит. Надоело смотреть на то, как ты распускаешь нюни. Если хочешь потерзаться угрызениями совести, сделаешь это завтра. Расскажешь своей крашеной сучке о том, что натворил, - и она обязательно уверит тебя, что это нормально. Бьюсь об заклад, для Беллы трах с мужиками в грязных подсобках и туалетах – привычное дело. Так что не парься, baby, сестренка тебя поймет и утешит. Но все это утром. А на эту ночь у меня совсем другие планы… - Вставай давай! А то отморозишь все свои достоинства, о которых так любишь трепаться на интервью, - ухмыляюсь, легонько пихнув его в бок. - Блять, отъебись от меня, наконец! Ты уже получил то, что хотел! Что тебе еще надо?! – кажется, малыш на грани истерики. Глаза нездорово горят, подбородок дергается… - Ты же не думаешь, что жалкое подобие петтинга – все, что я хочу с тобой сделать? – выдыхаю ему на ухо, пробежавшись языком по мочке. - Да что ты? А чего ты еще хочешь?! Трахнуться?! – рычит, резко вскакивая на ноги. – Что ж, почему бы нет? Давай, поднимайся, осуществим желаемое! Удивленно смотрю на него. Неожиданная реакция. Ты меня удивляешь, родной, но это даже хорошо – не заскучаем, значит. И, что ж, будь по-твоему. Медленно поднимаюсь на ноги, не сводя с него пристального взгляда. Вот это было ошибкой. Он безумно зол, к тому же несколько крупнее меня. Эффект неожиданности тоже сыграл свою роль. Поэтому я оказался беспомощен в тот момент, когда он схватил меня за волосы и, резко дернув, развернул задом к себе. Лишь оказавшись прижатым к шершавой поверхности стены, я понял, что, собственно, произошло. - Что, сука, члена в заднице не хватает? Ладно, я помогу, так уж и быть! – яростно шипит Мачо, прижимаясь сзади. О, малыш, тебе пожестче захотелось? Хочешь поиграть в BDSM? Ну, окей, давай поиграем, если тебя это заводит. Можешь на минутку вообразить себя брутальным насильником, ладно уж, чего не сделаешь ради ребенка. Как с восторженной улыбкой играться с мячиком – так мы дети, а как в койку – сразу становимся мачо-мэнами. Ну, хорошо, малыш, я принимаю твои правила. Давай, дерзай. Каулитц тем временем возится с ремнем моих джинсов. Накрываю его ладонь своей, помогая расстегнуть целомудренную застежку. Вздрогнул, видимо, ожидая сопротивления. Нет, baby, пока я покорен. Пока… - Зонненшайн, признайся, ты действительно такая шлюха или от ужаса даже сопротивление оказать не можешь? – горячий шепот на ухо. - Ты хочешь сопротивления? – ухмылка. - Или, может, чего-нибудь другого? – чуть понижаю голос. - Что ты хочешь, baby? – почти шепот. - Как ты хочешь? – подаюсь назад, прижимаясь задницей к его паху. - Что мне для Вас сделать, мой визави? – запрокидываю голову назад, одаривая его блядским взглядом. В этот самый момент перед глазами стоит лицо его сестренки. Интересно, у меня получился этот фирменный взгляд Беллы? Детка порой так смотрит, что диву даешься – ну первоклассная блядь! Надеюсь, у меня сейчас получилось нечто похожее. Малыш захотел роллевушку? Устроим. Я даже согласен пару минут побыть похотливой сучкой, если ему это нравится. А судя по стояку, упирающемуся сзади, - нравится, ох, как нравится! В следующую секунду Мачо резко разворачивает меня лицом к себе. Так близко… На расстоянии дыхания. Глаза в глаза. Лишь пару секунд, но этого достаточно. Укрощение строптивого увенчалось успехом. Знаете, я только что понял одну вещь: покорность может покорять. Слабость – невероятная сила, если ею правильно пользоваться. И сейчас он уже не злится. Он хочет. И не скрывает этого. Он сдается. Не сопротивляется, когда я начинаю медленно стягивать с него футболку, по-прежнему не отводя взгляда. Поднимает руки, помогая избавить себя от одежды. Отшвырнув безразмерный балахон, плавно провожу руками по его торсу. А у него неплохая фигура! Не такой хлюпик, каким кажется на первый взгляд. Красивый пресс, накачанные бицепсы, легкий загар… Хорош собой. Я ощущаю дрожь его тела. Чувствую лихорадочное сердцебиение. Кожа, мокрая от пота, пылает под пальцами. Черт, baby, клянусь, если ты еще раз попробуешь вырваться, я тебя просто изнасилую! Потому что не могу больше – хочу безумно. Продолжая ласкать ладонями его торс, медленно опускаюсь на колени, одарив его горящим взглядом. Пристально смотрит на меня, прикусив губу. Чуть улыбаюсь и припадаю губами к распаленной коже. Обрисовываю языком пупок, слегка пощекотав, и двигаюсь ниже. Расстегнув пояс и ширинку, быстро спускаю с него джинсы. Ткань боксеров сильно натянулась, мокрая головка чуть выглядывает из-под резинки. Восхищенно присвистнув, поднимаю глаза на него: - Я так тебя возбуждаю? - Заткнись! - хрип пополам со стоном. Улыбнувшись, вновь опускаю голову, решив оставить его состояние без комментариев. К чему слова, и так все видно. Стоит мне пробежаться кончиком языка по контуру резинки, как Мачо вдруг громко стонет и, опустив руку, с силой нажимает мне на голову, прижимая к своему паху. И вот тут я вынужден нажать на «стоп». Отстранившись, поднимаю взгляд: - Прости, baby, это не в моих правилах. - Сука! – яростный рык. Успокойся, малыш, я могу доставить тебе удовольствие несколько иным способом. Ты только не рыпайся больше, окей? - Присаживайся, - киваю на скамейку позади него. Смотрит с усмешкой, не спеша выполнять просьбу. - Садись, ну же! – чуть прикусываю кожу, настойчиво подталкивая его к скамье. Парень цедит ругательства сквозь зубы, но все же повинуется. Усадив его, тут же развожу колени, услышав угрожающее: - Зонненшайн..! - Сидеть! – приказываю с ухмылкой, аккуратно спуская с него боксеры и слыша облегченный выдох сверху. Не давая ему времени на раздумья и очередные сомнения, тут же начинаю выцеловывать солоноватую кожу около пупка. Ниже не опускаюсь – и впрямь не в моих правилах, - но ему хватает и этого. Стоит мне накрыть рукой его возбужденный член, как Мачо сдавленно вскрикивает, взбрыкнув бедрами. В темпе лаская его ладонью, продолжаю целовать низ живота, пристроив другую руку на колене и слегка поглаживая. Давай, мальчик, расслабься наконец. Не люблю длинные прелюдии, да и терпеть уже не могу – у самого каменный стояк. Словно вняв моим мысленным молитвам, он откидывается назад, развалившись на скамейке. Дергая бедрами навстречу, яростно трахает мою руку, разводя ноги шире и опираясь на них. Умница, baby! Только не смей сейчас кончать, окей? Мы еще не дошли до самого главного… Продолжая дрочить ему, осторожно провожу пальцами по промежности, поигравшись с мошонкой, двигаясь ниже, скользнув ладонью между ягодиц. Не дернулся. Скорее всего, даже не заметил. Судя по быстрым, лихорадочным толчкам, он уже на грани. Чуть замедляю движения, позволяя ему самостоятельно задавать нужный ритм, вколачиваясь мне в руку. Тщательно облизав пальцы, аккуратно раздвигаю ягодицы. И в этот момент он понимает, что происходит. Вздрагивает, застыв и глядя на меня со смесью злости и страха. - Ты… - яростно выплевывает он, а в следующее мгновение вскрикивает, выгнувшись дугой, – я резко проталкиваю внутрь один палец. У меня лишь несколько секунд, чтобы найти чувствительную точку. Мачо сейчас отойдет от шока, и вот тогда удержать его будет чертовски трудно. Поэтому я с силой толкаюсь в него, пытаясь найти нужный угол. Больно, знаю, но ты не оставляешь мне выбора, малыш. Если бы не вырывался, мы бы уже давно занимались нормальным сексом, а не этими подростковыми шалостями. Каулитц тем временем приходит в себя и пытается зажаться, сдвинув колени. Сфинктер судорожно сжимается, и я сам едва не кончаю, почувствовав это. - Отпусти меня! Охуел совсем?! – истерично орет Мачо, трижды плевав на практически нулевую звукоизоляцию, попутно пытаясь лягнуть меня. - Убери… АХ! Протолкнув палец еще глубже и чуть согнув его, я наконец задеваю простату. Впрочем, это не особо меняет положение. Лишь один блаженный вскрик – и он снова начинает вырываться. Одной рукой крепко вцепляюсь ему в ногу, не позволяя встать, и быстро трахаю его пальцем, с силой надавливая на чувствительную точку. Парень отрывисто дышит, наконец прекратив попытки пнуть меня. Отпускаю его колено и вновь обхватываю ладонью член. Руки двигаются в такт - и вот он уже дрожит всем телом, невольно подаваясь навстречу и подставляясь под ласки. И как матерится, Боже! Я таких слов-то в жизни не слышал! Но, черт, это безумно заводит! - Хорошо, малыш? Нравится? – шепчу ему на ухо, аккуратно добавляя второй палец. - Отвали! Ненавижу тебя! – яростное рычание в ответ. - Отвалить? Ты уверен, baby? – вздергиваю бровь, с усмешкой наблюдая за ним. Его тело плавится в моих руках, он полностью расслаблен и абсолютно покорен. Сам насаживается на пальцы, член истекает смазкой, все тело сводит в конвульсиях экстаза. Твое возбуждение очевидно, но вот признать это самое очевидное гораздо сложнее, да, мальчик? Язык тела, он гораздо понятнее слов. Особенно язык мужского тела. Поэтому признание теряет смысл. Но в нашем с тобой случае признание желания – это унижение. И вот этого я и добиваюсь. Если ты хочешь меня, тебе придется это сказать… - Да, уверен, мать твою! – сипит он. - Ладно, как скажешь, - с ухмылкой вытаскиваю пальцы и отстраняюсь. Парень открывает глаза и удивленно смотрит на меня. Его взгляд – это чистое, концентрированное возбуждение. Он сам – секс в его истинном воплощении. Возбужденный, мокрый, злой, он великолепен. Дикое желание просто рвет вены, плавит кожу, и я уже жалею, что затеял эту дурацкую игру в «попроси, а то не получишь». - Сука! – шипит Мачо, откидываясь на спину и опуская руку на свой член. Глядя на то, как он яростно самоудовлетворяется, я и сам невольно тянусь к своему паху. Нет никаких сил сдерживаться – возбуждение зашкаливает. Жар почти нестерпим, а кислород словно превращается в углекислый газ. Задыхаясь, кое-как хриплю: - Хочешь? - Нет, блять, не хочу! – то ли сарказм, то ли упрямство. И в этот момент я ненавижу его даже больше, чем обычно. Потому что в эту гребаную секунду я сдаюсь. Он заставляет меня сдаться. Прорычав: - Ну и хрен с тобой! – я резко наваливаюсь на него, тут же ставя яркий засос на шее. - М-м-м! Ах! – его стон становится последней каплей для нас обоих. Дальше все происходило, как в замедленной съемке. Я словно отключился, и кадры реальности выхватывались вспышками ускользающего сознания. Они запечатлелись в памяти чередой снимков, прекрасных в своей дикости, красоте и неправильности. Я словно со стороны видел, как он сам раздвигает ноги. Как я медленно вхожу в него, придерживая за бедра и успокаивая поцелуями. Как ловлю губами солоноватые слезы боли. Небольшая передышка – и я подсаживаю его в более удобное положение, делая первый осторожный толчок. Он вначале всхлипывает, через миг – стонет, а вскоре – блаженно кричит. Дыхание обжигает, губы и руки переплетаются, взгляды сталкиваются, воспламеняя огнем страстной ненависти. Оксюморон. И это так сладко, так дико, так остро… Я не знаю, когда вернулся в реальность. Тот момент, когда первый восторг от долгожданной близости схлынул, был похож на пробуждение. Зрение возвращается, сознание обретает ясность, а комната – четкие очертания. Перевожу взгляд на любовника. Том весь дрожит и хрипло стонет, уже не в силах кричать. Рукой тянется к своему члену, за что тут же получает от меня звонкий шлепок. - Не трогай! Кончишь так, - грубоватый приказ. - Пошел на хуй! – кажется, малыш попутал реальное положение вещей. Точнее, наших тел в данный момент. - Кончишь только от моего члена, понял? – рычу ему на ухо. Смотрит уничижающим взглядом и вновь делает попытку прикоснуться к себе. Ладно, baby, пойдем другим путем. С силой вцепившись ему в бедра, дергаю его назад, глубоко насаживая на себя. Вскрикивает и шире разводит ноги, подаваясь навстречу. Угол правильный. Отлично. Нажимаю ладонью ему на поясницу, заставляя прогнуться, и, удерживая его одной рукой, начинаю неистово вколачиваться в ставшее вдруг податливым тело. Такая поза позволяет входить максимально глубоко и с каждым толчком цеплять простату. Темп просто дикий. Движения - быстрые и отрывистые. Трахая его в сумасшедшем ритме, пальцами поглаживаю подтянувшуюся мошонку. Малыш надсадно орет от удовольствия, царапая ногтями стену. У него каменный стояк, полностью открывшаяся головка истекает смазкой. Пальцами размазываю жидкость по его животу и груди, легонько поласкав соски, и, спустившись ниже, пробегаюсь по паховым впадинкам. Baby бьется подо мной, мечется, выгибается навстречу, невероятно остро реагируя на малейшее прикосновение. Он уже почти всхлипывает – нет сил даже на стоны. Не заездить бы его до потери сознания. Дам малышу передышку, а то еще отрубится от переизбытка ощущений. Ухмыльнувшись, резко прекращаю движения. Глубокий вдох – и меня самого слегка отпускает. Я уже еле сдерживаюсь, но нужно вначале довести до оргазма трясущегося и тихо поскуливающего Мачо. - Ну что, хочешь тупо подрочить или мне все же продолжить? - Ненавижу! – шипит, кое-как совладав с голосом. Взаимно, малыш, абсолютно взаимно. Но сейчас ненависти нет места. Только не сейчас - момент слишком хорош. Передышка выходит недолгой. Глянув на меня через плечо, он неожиданно выпрямляется и, прогнувшись, устраивается на мне поудобней, прижимаясь спиной. Ну давай, baby, прояви инициативу! Затрахай меня, малыш, давай же! Я хочу этого, хочу ощутить всю твою страсть и дикое желание. Давай, покажи мне, как ты меня хочешь. Удиви меня. Продемонстрируй, как тебе все это нравится. Ты же чистый огонь, baby! Обжигающий, диковатый, переменчивый. Ты даже не представляешь, как прекрасен, когда возбужден. Хочу тебя. Хочу сойти сума. Сейчас. С тобой. Из-за тебя… В следующее мгновение мне приходится вцепиться зубами ему в шею, чтобы не заорать. Мачо, словно вняв моим невысказанным желаниям, вдруг развивает бурную деятельность. Опершись на ноги, он начинает быстро насаживаться на меня, буквально прыгая на моих бедрах. И стонет, воет, кричит… - Двигайся, еб твою! А-А-А! Швухтель вонючий, трахни меня уже нормально! М-м-м… Быстрее! БЫСТРЕЕ! Ох! Возьми меня и грубо выеби! Чертов кобель, ненавижу тебя, ненавижу! Шевелись, кретин, давай же! – его вопли заводят так, что я просто теряю рассудок. В нем так горячо, тесно и нереально хорошо. Дьявол, какой же он сладкий! Весь такой строптивый, но, теряя голову от безумного кайфа, открывается, отдается, полностью отпуская себя. Не бьет по тормозам и не пытается вернуть контроль. Давай, малыш, не тормози! Вот так, вот та-а-ак! Найти общий ритм не получается – слишком бешеный темп. Это уже выходит за рамки, за всяческие пределы, за все мыслимые границы. Я не могу ни о чем думать, не могу сконцентрироваться, а уж взять себя в руки – тем более. Похуй, что кто-то слышит. Похуй, если кто-то увидит. На все и на всех – похуй. Вылизывая его кожу, соленую от пота, я боюсь реально тронуться умом – слишком хорошо, слишком остро, слишком запредельно. Прихватив зубами золотистый дредлок, с силой дергаю его, заставив парня закинуть голову назад. Тут же воспользовавшись полученным доступом, прикусываю мочку его уха, обвожу языком ушную раковину, протолкнувшись внутрь и чуть пощекотав. Кончик языка двигается ниже, обрисовывает контуры маленького пирсинга-тоннеля, проскользнув в небольшую дырочку. Начинаю ритмично толкаться внутрь, в такт движениям наших бедер. - Придурок! – рычит Мачо, откинув голову мне на плечо и подставляясь под ласки. Скула, шея, ключица… Не оставляю без внимания ни одного участка распаленной кожи. Губы, язык, зубы… Ласки лихорадочны, порывисты, чуть грубоваты, но он уже бьется в исступлении, содрогаясь всем телом. Это грань. И для него, и для меня. Он всхлипывает, до боли впившись ногтями мне в запястье. Сжалившись, скидываю его ладонь и, дотянувшись, обхватываю двумя пальцами мокрый пульсирующий член. - Ах! А-А-АХ! - тут же начинает в сумасшедшем темпе трахать мою руку. Это становится последней каплей для меня. Засаживая ему до самого основания, я уже чувствую приближение сокрушительного оргазма, как вдруг хлопок двери заставляет нас синхронно вздрогнуть и обернуться к незваному гостю. Невовремя, блять, как же невовремя! На краю сознания проносится паническая мысль, что если это какой-нибудь журналюга, то мы попали. Влипнем конкретно, и никакие оправдания не помогут. В следующее мгновение, обернувшись к двери, я не могу сдержать облегченного выдоха. Клянусь, я никогда не был так рад лицезреть главную сучку немецкого шоу-биза. - Том! – истерический вопль на высокой ноте. На сцене бы так, цены бы тебе не было! И в этот момент Мачо кончает. С громким рыком «Блять» изливается мне в руку, так восхитительно сжимаясь в момент пика, что я тут же следую за ним. Оргазм просто бешеный. Экстаз почти запределен, и мне приходится прокусить ему плечо, чтобы не закричать. Восстанавливая дыхание, а заодно и связь с рассудком, я чувствую, как Том напрягся у меня в руках. Повернувшись к сестричке, он хрипит: - Какого черта ты тут делаешь? Кажется, куколка сейчас грохнется в обморок. Белла тупо открывает и закрывает рот, схватившись за косяк. Выражение лица почти беспомощное. Взгляд – поистине охуевший. Дар речи - в таком же загуле, что и сама Детка. - Какого черта я тут делаю? Я?! Ты совсем охренел?! – собрав мысли в кучу, возмущенная фройлен начинает истошно верещать. Томми резко вскакивает с меня, зашипев от дискомфорта. Он не может даже сдвинуть ноги – больно. Эрекция еще не спала, а по внутренней стороне бедра стекает сперма, и, судя по всему, для Дивы это – критическая точка. Брюнеточка начинает задыхаться, судорожно глотая ртом воздух и медленно оседая на пол. Не ржать, не ржать, только не ржать! Но, fuck, как же смешно! Папарацци перегрызли бы друг другу глотки за такие кадры: Том Каулитц после горячего голубого секса и его сильно пьяная и полностью обалдевшая сестренка. Жаль, любимой камеры под рукой нет. Я бы заснял это. Шантаж – прекрасная штука. Близняшки бы до-о-олго отрабатывали у меня это home porn video. Я бы с радостью поставил Беллу в коленно-локтевую позу. Если даже ее братик-«натурал» оказался таким страстным, можно только догадываться, насколько восхитительна эта сучка. Ухмыляюсь собственным мыслям и, кое-как натянув спущенные джинсы, поднимаюсь на ноги. - Спасибо, малыш, ты чертовски хорош, - чмокнув Мачо в щеку, я едва не кончаю второй раз лишь от его взгляда. Столько ярости в глазах я никогда не видел. Могу поклясться, он готов убить меня сейчас. Ну, или так же жестко выебать. И это безумно возбуждает, вот просто до боли в яйцах! - Мы еще встретимся? – невинно хлопаю глазками, наблюдая, как по его лицу заходили желваки. - Убирайся! – почти рык. - Жаль. Ну ладно, хорошего понемногу, - подхватив клочья своей футболки и шлепнув его по заднице на прощание, шествую к выходу, слыша злобное шипение вслед: «Сука! Ненавижу!!!». Переступив через длинные ноги сидящей на полу и явно близкой к истерике Дивы, широко улыбаюсь, весело пропев: - Пока, принцесса! - Да ты…! – кажется, Детка сейчас ебанется рассудком. Карие глаза лезут из орбит, ноздри судорожно раздуваются, а губы сжимаются в ниточку. Выйдя в коридор, слышу истеричный визг крашеной Барби: «Том! Ты…» «… мне изменяешь???» - заканчиваю мысленно. Какой хороший вечер, Господи! Похуй на долбаную статуэтку, и без нее проживу. И на гадкую церемонию - тоже похуй. Ведь, черт, afterparty было потрясающим! Ночь закончилась гораздо лучше, чем началась. У меня давно не было такого шикарного секса! Надо будет обязательно рассказать Франку - может, в голубоглазом красавчике взыграет ревность и он наконец ублажит меня должным образом, а не жалкой пародией на минет. Вокруг снуют люди, хлопают по плечу, говорят что-то утешительное, типа: «В следующий раз вы их сделаете!». А я тупо улыбаюсь всем подряд, тихо напевая себе под нос: «Do you wanna fuck? Yes, I wanna do!»