Его холодное сердце.

Они провели замечательную ночь вместе, эти двое. Арт, впервые за много времени, дал волю своему голосу: он кричал, стонал, хрипел, как в первый и последний раз. И после, когда ночь уже полностью вошла в свои права и плотно накрыла Йокогаму тёмным покрывалом, обессилено упал в объятия Гаскета, погрузившись в, казалось бы, крепкий и глубокий сон - столь непривычный для него в последнее время. Однако сон оказался недолгим. Среди ночной тишины и плотной темноты Арт открывает глаза, встречая взглядом спящего Гаскета, мирно лежащего рядом. Одна его рука лежит на талии инспектора, другая - рядом с подушкой. Лицо мужчины спокойное и преисполненное умиротворения. Он улыбается во сне, видимо уже действительно поверив в то, что его Арт вернулся. Знак мира лежит на простыне рядом, свесившись с шеи и лениво поблёскивая в темноте. Арт прикасается к его щеке, проводит пальцами по бородке, убирает с лица пряди длинных волос. Он улыбается, но сердце - его холодное сердце - сжимают бесконечные тоска и боль. Юноша знает: эту боль испытывают лишь живые. И пока ты жив - от неё не избавиться. А он живой. Сейчас - как никогда до этого. Даже до встречи с Моралом на кладбище он не был настолько живым. Но живым быть больно. С тихим мягким звуком выезжает из прикроватной тумбочки выдвижной ящик. В тишине звук его колёсиков кажется оглушительным, но это только кажется, а Гаскет никогда не отличался особо чутким сном. Там, на дне, поверх стопки старых газет и журналов, лежит пистолет. Арт оставил его здесь, пока его напарник - нет, его любовник - возился на кухне. Оставил на всякий случай. На случай вроде этого. Оружие, оказавшись у юноши в руках, кажется слишком холодным - слишком мёртвым - после горячих объятий Гаскета и тепла его тела. Таким же холодным скоро станет и Арт. Инспектор смотрит на пистолет, а сердце в его груди заходится в бешеной пляске, словно птичка, трепыхаясь среди прутьев грудной клетки. Он ненавидит себя, но скоро эта ненависть утихнет, как и агония "птицы" в его груди. Он ещё раз прижимается к Гаскету, чувствуя телом, как размеренно и спокойно бьётся его сердце. Такое заботливое, доброе, но всё ещё такое наивное. Арт целует мужчину в лоб, вдыхая запах его волос: сигаретный дым и приятный одеколон. Он уверен, что забудет своё имя - но этот запах не забудет. Как не забудет и Гаскета. Не забудет никогда. Арт отстраняется от спящего мужчины. Мягкая пуховая подушка ложится тому на лицо, а в её гладкую поверхность утыкается дуло пистолета, проминая под собой ямку, шурша накрахмаленной наволочкой. Юноша закусывает губу. Птица в его груди замирает. На несколько долгих, почти бесконечных мгновений весь мир для него погружается в абсолютное безмолвие... БАХ! БАХ! БАХ! Приглушённые звуки выстрелов разрывают мёртвую тишину. Медленно, основательно пропитывая ткань, по простыне расползается кровавое пятно. Руки Арта слабеют, пистолет падает между ним и мёртвым телом его напарника... нет, его любовника. Сердце всё так же отбивает в груди бешеные ритмы, кровь стучит в висках. А от самого сердца по горлу, словно снежный ком, летящий вниз по склону, поднимается звук. И, долетев до губ, он срывается с них надрывным криком, безутешными рыданиями. Юноша обнимает руки Гаскета, прижимает их к лицу, покрывает поцелуями, оставляя на всё ещё тёплой коже следы слёз. Скоро его сердце умрёт. Скоро то, что оставалось в этом человеке от инспектора Арта, погибнет, падёт, истлеет. Но пока что он всё ещё живой. А умирать - очень больно.