Одиннадцать причин не отвечать ему «да»

OST: caravan palace — jolie coquine Сонгю замирает, сделав всего от силы три шага от дивана, и подавляет страдальческий вздох. Нам Ухён сегодня явно настроен решительно: он разминает пальцы с режущим слух хрустом, качает головой от плеча к плечу и сужает глаза до того сильно, что Сонгю едва удаётся различить его тёмно-карие радужки. — Сегодня ты точно скажешь «да». — Боже, и не надейся. И с какой радости ты вдруг перешёл на неформальную речь? Ухён шумно выдыхает через нос, имитируя разгневанное фырканье, и делает шаг вперёд, отрезая уже мысленно продумывающему план побега начальнику все пути к выходу. Сонгю прекрасно осознаёт, что все его надежды провести вечер дома, а не в офисе, бегая от чересчур эмоционального работника, рушатся буквально на глазах. От таких мыслей на душе становится паршиво. — Я перепробовал всё, что мог! Вы непрошибаемы! — с места в карьер начинает предъявлять претензии Ухён, потихоньку наступая на неосознанно сгорбившегося начальника. Сонгю, осознав, в каком положении находится, резко выпрямляет спину и демонстративно скрещивает руки на груди, намекая на свою непреклонность. И хотя методы, которые Нам Ухён выбирает для достижения своих целей, его подчас и пугают… Не может же он этого показать открыто, верно? То, что происходит в голове Ухёна, для него, наверно, навсегда останется тайной за семью печатями. Равно как и для кого-то другого. Потому что порой Ухён творит такую несуразицу, которая совершенно не поддаётся логике, что окружающим только и остаётся, что изумлённо хлопать ресницами и молча глотать воздух. Но снова Сонгю на это не купится! За всё время ухёновых бесплодных попыток выторговать повышение у его начальника выработался своеобразный иммунитет на его выходки. И потому, что бы этот парень на сей раз ни придумал, Сонгю с честью выдержит это испытание! Ухён с минуту молча смотрит на оппонента, и Сонгю стоически терпит его пристальный недобрый взгляд, предпочитая пренебрежительно поджать губы и едва заметно наморщить нос в знак своего неодобрения. Но про себя он всё же слегка, так, чу-уточку напрягается. Ухён, кроме странного взгляда, почему-то не пытается снова его чем-нибудь поразить. Это… удивляет. Сонгю не хочет думать, что парень мог отступиться от своей затеи, потому что прекрасно осознаёт: Нам Ухён — не из тех людей, кто легко отказывается от желаемого. И если он вбил себе в голову, что достоин повышения, то чёрта с два ты ему докажешь обратное. Но почему же он тогда продолжает стоять на месте и бездействовать? — Босс, — голос Ухёна неожиданно звучит чуть ниже и глуше, чем обычно, и Сонгю, привыкший к его крикливым интонациям в момент острого недовольства, едва удерживается от вопросительного вскидывания бровей. Пока он старается сохранить лицо максимально непроницаемым, Ухён неторопливо продолжает: — Вы отказывали мне десять раз… Десять раз подряд… Но сегодня… — Десять? Хм, мне казалось, больше, — внезапно перебивает его озадаченный голос начальника. Сонгю постукивает кончиками пальцев по предплечью и смотрит на собеседника совершенно невинным взглядом. Ухён, не выдержав, раздражённо взмахивает руками. — Десять! Я даже притаскивал вам долбанные букеты цветов, от запаха которых мне хотелось вешаться, потому что у меня аллергия! — И совершенно зря тратился, — с напускным сочувствием в голосе комментирует Сонгю, — во-первых, я не люблю цветы, и это всё равно тебе не помогло, во-вторых, я эти траты в виде твоей зарплаты компенсировать не собираюсь. — Вот именно, — устало вздыхает Ухён и засовывает руки в карманы, чуть покачиваясь с пятки на носок, — но это ещё полбеды. Вот вы в курсе, сколько денег я угрохал на аренду того ресторана? А вы так и не пришли! Сонгю равнодушно пожимает плечами и, зевнув, снова присаживается на диван, закидывая ногу на ногу и переплетая пальцы над коленом. Ухён мнётся, но в итоге чертыхается и принимается мерить кабинет начальника нервными, быстрыми, широкими шагами. — А посылки? Вы знаете, сколько я потратил на все эти бесконечные коробки с конфетами, шоколадом и прочей чушью?! — Я не баба, чтобы меня шоколадками задабривать, — уже веселее парирует Сонгю, решая не обращать внимание на абсурдность ситуации. В конце концов, за месяц с лишним он уже настолько привык к нестандартному поведению своего подчинённого, что совсем не удивляется. Более того, он обнаруживает, что дразнить Нам Ухёна ему даже в какой-то мере нравится. А что? Тоже своеобразное развлечение. Если Ухён внаглую издевается над его психикой, почему бы Сонгю не поиздеваться в ответ? — И коньяком! — перебивает его Ухён, остановившийся возле окна. — О, а вот это уже вещь, — со знанием дела кивает Сонгю. — Собственно, именно из-за той хорошей бутылочки я простил тебе всё твоё явное подхалимство и взятки. — Я даже нашёл для вас хорошенькую секретаршу, она пару лет работала моделью, между прочим, — такому расстроенному тону мог бы позавидовать любой актёр театра или кино в моменты, когда требуется изобразить вселенскую скорбь. — Да, я заметил, у неё неплохая фигурка, — с явным одобрением отвечает Сонгю, почёсывая затылок. — И тем не менее. — Просто запросите мой перевод в другой отдел, и я от вас отстану, — Сонгю едва не подпрыгивает на месте: Ухён неведомым образом переместился за его спину и теперь шепчет ему прямо на ухо, вызывая невольные мурашки на шее. — Ну признайтесь, я вам уже надоел. Скажите «да». Сонгю задумывается, театрально постукивая указательным пальцем по подбородку. Ухён вцепляется пальцами в спинку дивана — Сонгю чувствует, как шуршит кожа, когда он сминает её. Повисает пауза. Сонгю чуть поворачивает голову в сторону собеседника и манит его к себе пальцем. Ухён с готовностью наклоняется вперёд, так, чтобы губы начальника приходились ровно напротив его уха. Сонгю усмехается, опаляя его мочку горячим дыханием. — Не-ет. Перебьёшься. Ухён взвывает нечто нечленораздельное и резко выпрямляется, из-за собственного воя не слыша негромкого, но вполне себе искреннего смешка начальника. — Да почему, почему опять «нет»?! — Потому что не «да». Всё элементарно, Ухён-шши, включайте логику, — Сонгю легко поднимается на ноги и, поправив пиджак, демонстративно косится на наручные часы. — Ну, время уже позднее, думается мне, на сегодня мы с вами закончили, увидимся завтра. До свидания, Ухён-шши, — он, наивно понадеявшись на то, что его намёк благополучно понят, пытается максимально ненавязчиво проскользнуть к двери, но Ухён активизируется не в пример быстрее: секунда — и он уже снова маячит в дверном проёме, загораживая начальнику дорогу. Сонгю недовольно вздыхает. — Что опять? Я сказал — нет. — Тогда увольте меня! — обиженно заявляет Ухён и упирает руки в бока, вызывая у Сонгю нервный смешок. — Что вам стоит? Либо повышайте, либо увольняйте! — Ну ты и наглый, — покачивая головой, резюмирует его собеседник и на секунду прикрывает глаза. — Нет. — Что, опять?! — Ухён буквально задыхается от возмущения и даже забывает про свой первоначальный план. Впрочем, его довольно быстро озаряет. — Значит, не согласны… Тогда… Тогда я вас заставлю! Сонгю едва удерживается от едкого «ты только этим и занимаешься целый месяц вместо нормальной работы», но он хорошо усвоил одно простое правило: с Ухёном нельзя соглашаться. Никогда. Себе дороже. Лучше вытерпеть все его недовольства, чем потом расхлёбывать последствия его спонтанных решений. Ухён смотрит на начальника ещё с пару секунд и, помедлив, принимается осторожно, с напускной аккуратностью, расстёгивать верхние пуговицы на рубашке. Сонгю, разгадав его намерения, запрокидывает голову и принимается хохотать. — Вы серьёзно, Нам Ухён-шши? Думаете, что сможете оставить о себе такие воспоминания, что я тут же побегу как можно скорее от вас избавляться? По лицу Ухёна не трудно догадаться, каких усилий ему стоит просто продолжать методично расстёгивать пуговицы и ничего не отвечать. Хотя в его глазах потихоньку начинают зарождаться огоньки незапланированной паники. По его идеальному, как ему казалось до сего момента, плану Ким Сонгю должен был уже как минимум покраснеть или громко, со свойственной ему резкостью поинтересоваться, какого хрена Ухён вообще делает. Но он мало того что не интересуется — он ещё и смеётся! Что-то явно идёт не так… Сонгю, усмехнувшись, отходит к своему рабочему столу и опирается на него поясницей, взмахом запястья призывая было замершего Ухёна продолжать. Ухён сглатывает и принимается неуверенно стягивать рубашку с плеч. — Вас что, совсем не смущает происходящее? — неверящим тоном спрашивает он, и его голос чуть дрожит. Сонгю, не скрывая ухмылки, решительно качает головой. — Ни капли. Ну же, раздевайся, ты ведь этого добивался? Устрой мне шоу, я совсем не против посмотреть, что ты на этот раз придумал. — Сонгю чуть склоняет голову набок и скрещивает руки на груди. — Выпить для храбрости не хочешь? Ухён щурит глаза, и через секунду рубашка легко сползает с его плеч, оголяя крепкую грудь и руки. Сонгю медленно, с чувством хлопает в ладоши три раза подряд. — Неплохое тело. Походы в тренажёрный зал, где мы в последнее время якобы «случайно» сталкиваемся каждую среду и пятницу, явно пошли тебе на пользу. Он даже не старается замаскировать в голосе сарказм, чем окончательно сбивает своего собеседника с былого яростного настроя. Ухён роняет голову на грудь и шепчет что-то совсем уж грустным голосом. Сонгю разочарованно цыкает несколько раз подряд. — А жаль, хорошее было начало. Но, если вы всё же закончили, Ухён-шши, позвольте мне сегодня хотя бы попробовать добраться до дома до того, как часы покажут полночь. Он в несколько быстрых шагов приближается к удручённому собеседнику и, поддавшись соблазну, легко накидывает на него наполовину спущенную рубашку, незаметно касаясь кончиками пальцев разгоряченной гладкой кожи. Ухён послушно ведёт плечами и, вздохнув, начинает застёгивать мелкие прозрачные пуговички. Сонгю хлопает его по предплечью и кладёт ладонь на дверную ручку. — И всё же, почему вы так упрямо отказываетесь от меня избавляться? Я ведь вас всё равно достану, — да уж, упорства Нам Ухёну не занимать. Сонгю очень хочется хорошенько приложиться лбом об дверь, но, здраво рассудив, что такой жест мало того что не принесёт никакого положительного эффекта, так ещё и прибавит ему лишних синяков, он вместо этого нацепляет на лицо дежурную холодную улыбку и поворачивается обратно к собеседнику. — Почему? Я вам объясню. У меня есть целый список причин, — Сонгю машет перед лицом удивлённого подчинённого свободной рукой и принимается загибать пальцы: — Вы ужасный работник. Вы наглый, бесцеремонный, упрямый, порой даже высокомерный, вечно у вас семь пятниц на неделе, если что-то вбили себе в голову, то от вас попросту невозможно отвязаться. Вы используете всю свою извращённую фантазию, чтобы довести человека до белого каления, — с каждым словом Сонгю наклоняется к собеседнику всё ближе и ближе, заставляя Ухёна всё больше и больше напрягаться, — и вам это, скажу честно, успешно удаётся. Вы не гнушаетесь абсолютно никаких методов, можете переступать через себя и прыгать на задних лапках, если того потребует ситуация, что само по себе унизительно. Но при всём при этом вы слишком самонадеянны, — тут он ухмыляется, явно вынуждая Нам Ухёна занервничать ещё сильней, — и твёрдо уверены, что добьётесь своего во что бы то ни стало. Ни один начальник отдела не скажет мне спасибо за работника, сводящего его с ума своим бесконечным нытьём и нездоровой фантазией. Поэтому я говорю вам «нет» в… — Сонгю делает вид, что задумывается, и театрально возводит взгляд к потолку, — в одиннадцатый раз. И буду продолжать до бесконечности, если вы не прекратите свои глупые попытки свести меня на тот свет раньше срока. Он выпрямляется и, легко пожав плечами, снова отворачивается к двери; ну, вот и всё, его совесть чиста, теперь с чувством выполненного долга можно спокойно идти домой, авось Ухён озадачился достаточно для того, чтобы не рискнуть остановить его прямо у дверей — в одиннадцатый по счёту раз… — Нет, я всё равно заставлю вас сказать мне «да». Да чёрт возьми! Сонгю чувствует, как ему на плечи ложатся тяжёлые ладони, как эти же самые ладони настойчиво тянут его куда-то в сторону, прочь от двери; Сонгю пытается сопротивляться, наугад машет локтем, надеясь заехать куда-нибудь в область ухёновой челюсти, но жаркое дыхание прямо над ухом и его контраст с холодной стеной, к которой Сонгю припечатывают лицом вперёд, несколько усмиряют его пыл. Ухён дышит тяжело, возбуждённо, и мозг Сонгю слегка заторможенно осознаёт: он, чем чёрт не шутит, сейчас находится в явной опасности. Ведь Нам Ухён никогда просто так не сдаётся, в этом и заключается его фишка. — Я даю два варианта на выбор, — хрипит Ухён начальнику на ухо, прижимая его к стене кабинета и крепко держа за запястья, — либо «да», либо «нет». Моя, как вы выразились, «фантазия» тоже не безгранична. И слава богу, думается Сонгю, но вслух он своих мыслей не высказывает, предпочитая хранить многозначительное молчание. Ухён за его спиной раздражённо вздыхает. — Да сколько же у вас терпения, что вы не пытаетесь меня послать даже тогда, когда я до вас открыто домогаюсь?! И не так уж открыто, снова думается Сонгю, но он решает не изменять своей негласной политике нейтралитета и закусывает губы, чтобы ненароком не издать какой-нибудь неподходящий звук. Уж больно крепко Ухён сжимает его руки, больно сильно прижимает к стене, мешая нормально вдохнуть, больно громко дышит над ухом… Больно много мурашек по телу вызывает, что Сонгю едва не бросает в крупную дрожь. Но, впрочем, к чёрту подробности. — Знаете, почему я так упорно хочу перевода? — вдруг спрашивает Ухён совершенно спокойным голосом, и Сонгю мысленно вопит «алилуйя», потому что сил терпеть его глухие низкие интонации с хрипотцой уже нет совсем. Он чуть поворачивает голову, плотнее прижимаясь к стене щекой. Ухён снова вздыхает. — Потому что я вас видеть уже не могу, а дверь в ваш кабинет находится как раз напротив моего рабочего стола. Я думал, это пройдёт, так со всеми бывает, ну, пришёл новый молодой начальник весьма симпатичной наружности, ну, строит он из себя неприступную крепость, ну, интригует понемногу всей той недосказанностью и загадочными взглядами, но вляпаться так серьёзно я ну совершенно не планировал! Мне из-за вашей дурной привычки наблюдать за подчинёнными через окошко приходится бегать в туалет гораздо чаще, чем требуется! — голос Ухёна звучит сердито и даже немного обиженно; Сонгю же едва сдерживает смешок, но решает пока не встревать в недовольный монолог. Только когда Ухён фыркает, обдавая шею своего начальника прохладным воздухом, Сонгю всё же решается внести некую ясность в ситуацию. О, дьявол, теперь-то он знает, как можно избавить этого парня от ужасной привычки издеваться над своим начальством. — Так. Хорошо, — Сонгю приходится как следует постараться, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие и сделать донельзя важный и серьёзный вид, — давай ты сейчас меня отпустишь, и мы поговорим как взрослые, спокойные и рассудительные люди? Ухён за его спиной обиженно сопит, но через пару секунд его стальная хватка ослабляется, и Сонгю чувствует, что уже может пошевелить занемевшими руками. Он достаточно легко высвобождается окончательно и, деловито поправив сбившийся набок галстук, обращает внимательный взгляд на внезапно стушевавшегося подчинённого в шаге от себя. Н-да, картина маслом: растрёпанные волосы, покрасневшие от постоянного закусывания губы, наполовину застёгнутая рубашка (к слову, застёгнутая неправильно) и чуть блестящая влажная кожа, заманчиво выглядывающая из-под светлой ткани. И взгляд испуганный-испуганный, неуверенный, робкий, виноватый — если бы Сонгю не стал свидетелем всего, что творилось в этом кабинете за прошедшие полчаса, он бы и не поверил, что Нам Ухён, этакий небесный ангел, способен быть настоящим демоном с трезубцем в местах личного характера. Сонгю склоняет голову набок и засовывает руки в карманы брюк. — Откровение на откровение: знаешь, почему я так упорно тебе отказываю? Ухён заинтересованно дёргается, и вины в его глазах чуточку убавляется. Появляется неприкрытый интерес. Сонгю удовлетворённо прицокивает и слегка наклоняется вперёд, приманивая собеседника к себе пальцем. Ухён медлит, но всё же послушно подходит ближе, практически вплотную. Сонгю усмехается, невольно щуря глаза. — Я думал, это пройдёт, так со всеми бывает. Ну, пришёл на новое рабочее место, ну, нашёлся там один молодой человек приятной наружности, ну, достаёт он меня по полной программе, ну, интригует понемногу всеми своими выходками и маниакальными взглядами, — Сонгю говорит ровно, с точностью копируя интонацию собеседника, с той лишь разницей, что в его голосе нет ни намёка на волнение, в то время как глаза Ухёна постепенно изумлённо округляются. — Но вляпаться так серьёзно я ну совершенно не планировал! Мне из-за вашей дурной привычки наблюдать за мной через окно приходится всё чаще и чаще запираться изнутри на щеколду на энное время, а у меня, между прочим, полно работы и времени на глупости совсем нет! Сонгю вскидывает брови, не скрывая коварной улыбки. Получи, фашист, гранату! Теперь доволен? Ухён открывает рот, силясь что-то сказать, но получается только сделать пару рваных вдохов. — А теперь, раз уж мы всё прояснили, предлагаю спокойно разойтись по домам и начинать завтрашний рабочий день с улыбкой на лице, — Сонгю щёлкает пальцами перед лицом собеседника, и тот наконец-то закрывает рот, впрочем, продолжая изумляться всё больше. Его начальник строит скепсис. — Да ладно тебе, относись проще, в конце концов, это одиннадцатый по счёту отказ, ты уже должен был привыкнуть, — Сонгю разворачивается на пятках и, одёрнув пиджак, всё-таки идёт к двери. И снова останавливается, уже положив ладонь на дверную ручку, потому что сзади раздаётся озадаченный голос: — А если я сейчас предложу проводить вас до дома, не требуя никакого повышения или увольнения, вы согласитесь? Сонгю изо всех сил сдерживается и пару секунд даже держит театральную паузу, прежде чем тихо хмыкнуть и чуть повернуть голову на голос: — При таких условиях — соглашусь. Только, пожалуйста, застегните рубашку правильно, Нам Ухён-шши, а то будет очень странно, если вы в таком виде выйдете из моего кабинета в половине двенадцатого и к тому же проводите меня до дома. Ухён опускает голову и тут же с громкими чертыханями принимается перестёгивать пуговицы, а Сонгю становится вполоборота у двери и искоса наблюдает за всеми его махинациями с удовлетворённой ухмылкой на лице. Чёрт возьми, Нам Ухён всё-таки добился своего: Ким Сонгю сказал ему «да».