Мистер Детектив

Если б у меня была идея… Если б только у меня была идея, как заставить его обратить на меня внимание. Я не привыкла, что мной не интересуются. Вернее, еще недавно мне было наплевать. Под гнетом тяжести от потери самых близких, от предстоящего банкротства отца, от того, что даже чертов Стилински проводит время с ново-вписавшимся к нам койотом, а ведь он всегда был рядом, чтоб поддержать (а еще ранее просто таскался хвостом). Было наплевать, смотрит ли на тебя тот, или иной симпатичный (или даже нет) парень. Какая до них разница, когда сердце все еще медленно сжимают тиски. Кто бы мог подумать, что спасение найдется в маленьком лучике, который разгонит все облака своей снисходительной улыбкой. Забыть бы ее, к черту. Кто бы знал, что на сердце теплее станет, когда он скажет о моей странной славе (я все еще надеюсь, что он не считает меня сумасшедшей). Кто бы знал, что походы в полицейский участок для меня будут лишь добавочным оправданием, и пускай, что поводы довольно резкие. Кто бы знал, что мне будет так не наплевать на того, кому плевать на меня. И, когда поняв, что это его имя во втором списке, мое сердце делает кульбит. Пытается вырваться из груди, когда Пэрриш заглядывает в кабинет: - Просто хотел убедиться, что все хорошо. Тебя подвезти? - Нет, я в порядке. Я, черт возьми, совсем не в порядке. Все мое тело так и кричит, бьется в истерике, от ненависти к судьбе-злодейке. И я бы пожалела себя из-за того, что все люди, окружавшие меня, так или иначе уходят, если бы не страх. Практически уверена, что он сочится сквозь мои кости, сквозь всю меня. И его можно почувствовать на ощупь. В моем мозгу лишь вертится мысль: «Успеем ли мы его спасти?». Я не хочу об этом думать, но голова продолжает взрываться от вопросов, дальнейших событий и просто усталости. Это способствует тому, что страх постепенно уходит на задний план, и я еле слышно вопрошаю в никуда: - Кто же ты, детектив? Когда я в следующий раз побывала в полицейском участке, мы отправились в психушку – у нас отличные места для встреч. И плевать, что есть рядом всегда кто-то посторонний, и плевать, что он даже не смотрит на меня, но он рядом, что заставляет мое больное сердце разгораться чуть сильнее, чем оно привыкло быть. И в такие минуты мной овладевает не банши, а лишь влюбленная девушка-подросток, которая до визга наслаждается близостью с объектом вожделения. И в эти мгновения, я практически забываю о былом, о ноющей боли в груди, о потерях, о страхе быть убитой, обо всем. Поэтому я продолжаю приходить в участок, чтобы проводить время в общем кабинете за чтением дел, которые расследуются, чтобы найти связь, а сама украдкой поглядываю на то, как он возится с документами, не обращая внимания на окружающих. Чтобы хоть на время забывать, и считать сколько раз он улыбнется. Чтобы хоть на время чувствовать что-то хорошее, кроме пустоты. Он всегда предлагает кофе, когда у него перерыв. Я сначала вежливо отказывалась. Он вежливо настаивал. И, не слушав последующего, уже наливал две кружки. Постепенно, я стала соглашаться сразу. Постепенно, он перестал предлагать кофе, и теперь сразу протягивает горячий напиток. И снисходительно улыбается, когда разговаривает со мной. А разговаривает он будто с пятилетней. - Вы, вообще, ребята, успеваете учиться? – один из немногих вопросов, заданных им. - У нас с этим все в порядке, - уклончиво отвечаю я, не говоря, что просидела в участке большинство учебного времени на этой недели. - Это похвально, - от его вежливого тона сводит скулы. «Вежливость, порядочность и педантичность», - кажется, это его девиз. Я лишь улыбаюсь в ответ, не зная, что сказать, хотя с этим у меня проблем не бывает. Он продолжает пить кофе, а я уже углубляюсь в отчет по делу о Демарко. Больше мы не разговариваем. Но каждую такую мелочь я, как маленькая девчонка, воспроизвожу в своем мозгу снова и снова. Тогда как Пэрриша это нисколько не волнует, ведь какая школьница нужна взрослому мужчине? Ведь он даже не смотрит в мою сторону, а когда смотрит, в его взгляде не проскальзывает ничего. Сначала это доводило меня до истерики, хотелось бить стены кулаками, рвать на себе волосы. Затем я стала реагировать спокойнее, и лишь прикусывала губу, чтоб заглушить внутреннюю боль. И только теперь я не реагирую на это никак. Да, не смотрит. Да, не нужна. Но он-то нужен. И это каждый раз заставляет тащить мою задницу в участок. И когда я в очередной раз я прихожу, а его не оказывается, меня охватывает паника: «Что если…?». И никто не видел его сегодня, ни шериф, ни дежурный, который должен был передать ему смену. И телефон не отвечает, я звонила около сотни раз. Не могу сидеть на месте, так что бегу, что есть мочи, к своей машине, и, чертыхаясь, вставляю ключ в зажигание. Я отказываюсь думать о чем-либо, и мчусь на всей скорости по адресу, который взяла у шерифа. Чувства банши во мне, видимо, иссякли, потому что я не чувствую абсолютно ничего: ни жизни, ни смерти, и, возможно, это дает мне надежду. Я колочу дверь, оставляя синяки на костяшках пальцев, но не чувствую этого. Я практически сползаю по стене вниз на землю, и меня трясет от страха, что кто-то все же последовал списку, тогда как входная дверь отворяется, представляя владельца дома в растянутой футболке, широких трениках на резинке и красным носом. Я поднимаю голову вверх, видя его удивленное лицо, и слышу хриплый, больной голос: - Лидия? Что ты здесь делаешь? – я встаю, поправляя платье, пока он покашливает. - Ты так долго не открывал… Я… - я замолкаю прежде, чем сказать какую-нибудь глупость, от которой придется краснеть. - Я спал. Вчера, кажется, подхватил простуду, - будто в подтверждение, он снова кашляет. Я просто еле киваю в ответ, делая шаг назад, к ступеням. Откашлявшись, он добавляет: - Кофе?