Сейчас

Бредовое восприятие — организация реальных восприятий в особую систему, часто приводящая к ложным представлениям и конфликту с действительностью. Шизофрения: симптомы первого ранга по Шнайдеру. Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти. Юкио Мисима. Философский дневник маньяка-убийцы, жившего в средние века. — Шелдон, да у тебя просто ад в голове! Меланхолично пожевав губами: — Временами. ТБВ.

Место: где-то здесь. Дата: сейчас. Контроль: отсутствует. Задача: самосохранение. Частичная вынужденная блокировка. — Если не прекратишь сверлить меня взглядом — будет дырка… — Хиро, твою мать, ты что, пытаешься меня приободрить?! Если решил попрактиковаться в нормальном человеческом общении, должен тебя огорчить – у тебя крайне хреново получается! — Каков учитель… — Хиро. — Хиро. — Хиро! — Я еще не сдох, Дуо. — Блять. — Какого черта ты сюда поперся? — А сам? — Иди ты… Что тебе сказала та девочка? — Не было никакой девочки… — Все уже, но никто и я тоже начинаю. Блуждая, но еще ни разу ощущения законченности. Воспоминания о звуках, вкусах, запахах не могу соотнести мысли и чувства. Иногда повторяются, но, может быть? Или же, все – не обман на деле? Насколько то, что я “сейчас”? — Эй, эй, эй, Хиро!!! — Не важно. — Что не важно? — Что у Кватре поехала крыша. Он ходит кругами. — Нафталин. — Что? — У меня в кармане был пакетик с нафталиновыми шариками. И шел дождь. Когда я пересчитывал пули. — Дуо. — Ты трахаешься только с теми, на кого тебе наплевать? — У тебя ловкие пальцы. Чистил когда-нибудь карманы? — Настоящий Хиро Юи. Хочешь узнать, кто его убил? — Ты бредишь или как? — Или как. — Хочу. — Отсоси – расскажу. — Да пошел ты. — Хорошо, просто немного поцелуемся. Неужели, не интересно? — Твою мать, у меня от тебя мурашки по коже. Даже от нормального. — Точно, не интересно? — Завались. — Комната с белым потолком – единственный шанс. Я должен рискнуть. Она вся пропахла нафталином. Мертвая и вечно живая. Я мог убить её шестьдесят четыре раза. Тянет, постоянно тянет за собой, эгоистичный избалованный ребенок. Картинка скоро сфокусируется, надо только немно… — Ну, и кто, блин, его убил? Договор ведь еще в силе? — Кого? — Твою… — Белый потолок – единственный шанс. Место: база №9, долбанная камера. Дата: 21 сентября 177г. После Колонизации. Блокировка. Трова был прав, в итоге он так и не смог ничего изменить. Придурок, придурок, придурок! Детсайт его избаловал, заставил уверовать в собственную неуязвимость и всесилие, и вот, пожалуйста, получите-распишитесь: Дуо Максвелл собственной персоной сидит за решеткой задницей на холодном бетонном полу и ждет, когда Трова соизволит вытащить его и Хиро. И Дуо Максвелл искренне надеется, что Трова сделает это не позднее, чем Хиро поплавят последние мозги, которых, к слову, не так много-то и осталось, потому что в то время, пока ему, Дуо, заботливо перебирают мелкие косточки, раздробленные при неудачном десантировании с пятого этажа, Хиро уже миновал предварительный этап. Его, Максвелла, стараниями, здесь не так-то много свободных целых камер, поэтому они по-прежнему соседи, и Дуо видит, как аккуратных хирургических швов на теле Хиро становится с каждым днем все больше. Вены у него синие, распухшие и исколотые, как у нарка. А выражение лица день ото дня становится все более отстраненным и индифферентным. С момента рассказа Тровы об искусственных мутантах, которых выводят на этих исследовательских центрах, Максвелл узнал о совершенных людях гораздо больше: он видит их каждый день. Какой-то толстый мужик с поросячьими глазами позавчера (это же было позавчера?), осмотрев их с Хиро, сказал, что из них получатся отличные образцы класса Ассасин. Сказал таким тоном, как будто им стоило порадоваться этому факту. Его, Дуо, переделывать, конечно, начнут только после того, как починят ему ногу, а вот за Хиро можно приниматься прямо сейчас: чуть подправить мышечную систему, переделать суставы, перекрутить что-то в черепушке для улучшения скорости реакции и возможности решать до шестидесяти задач одновременно. Ну, да, конечно, маловато, но Ассасину будет вполне достаточно. Они же знают, что возможности человеческого мозга используются обычно в ничтожных количествах? Так вот, ему и Хиро уберут все перегородки, и они смогут использовать ресурсы своих тел с большим коэффициентом полезного действия. Если раньше Максвелл был быстрым, как сволочь, то теперь он сможет двигаться в три-четыре раза быстрее. Если раньше Хиро регенерировал, как собака, то теперь он сможет работать дублером в фильмах про зомби и резню бензопилой. Отчего ж им не порадоваться? Дуо, может, и разделил бы дикий восторг того свинорылого, если бы не уточнение: да, конечно, они станут еще более искусными убийцами, вот только их личности будут стерты. Им промоют мозги. Гипноз, визуальное, акустическое воздействие, психотропные составы внутривенно, цветные таблеточки, электрошок, да все, что угодно, пока после веселых глюков в их головах не начнет гулять ветер, а после – еще одна неиспользуемая способность их мозгов – подключение к единой сети. Физическая модификация и изменение сознания будут проведены одновременно, а это значит, что Хиро не только пилят. С каждым днем он становится все лучше, сильнее, быстрее, и в нем остается все меньше от того Хиро, которого Дуо знал. Сегодня, может быть, завтра это будет уже не Хиро. А потом наступит его, Максвелла, очередь. Ох, лучше бы Трове поторопиться. Если, конечно, он вообще захочет их вытаскивать. Место: здесь. Дата: сейчас. Контроль: относительный. Задача: самосохранение. Отличительная особенность: ЭТОТ. Блокировка. В тесной белой комнате без окон с мягкими стенами на теплом стеганом полу полукругом перед стальным стулом, ввинченном в белоснежную ткань толстыми стальными же болтами, сидят четверо: мальчик и три подростка. На стуле в смирительной рубашке и наморднике возвышается над ними пятый, неопределенной комплекции и неопределенного возраста. Кожаная маска не скрывает только растрепанные каштановые волосы и полные ярости, злые и цепкие стальные глаза. Их взгляд скользит по бледным лицам невольных соседей, и каждый поочередно вздрагивает от ощущения, что поверхность маски слегка шевельнулась, не сумев удержать торжествующую ухмылку. Пятый откровенно наслаждается ситуацией: нарастающий в помещении гул; жужжание, вызывающее зубную боль; постоянная смена освещения, гравитации, давления, температуры, цветовой гаммы, плотности окружающих предметов и людей; пары — ядовитые, дурманящие, разъедающие немедленно восстанавливающуюся плоть и мягкие стены – все это заставляет понервничать этих четверых неудачников, но совсем не беспокоит его. Пока их глаза вытекают по обнаженным от плоти белым костям скул одновременно в очередной раз регенерируясь, он старается устроиться на стальном кресле настолько комфортно, насколько ему позволяет это смирительная рубашка, перехваченная несколькими цепями с крупными блестящими кольцами. Цепь припаяна к чертову креслу так, что поворот на пару миллиметров он давно считает достижением, но сейчас самое время наклонить уродливую прошипованную маску и посмотреть на этих четверых сверху вниз, потому как пришла им полная амба. — Давайте, не будем этого делать. – Нарушает молчание мальчик в обтягивающих шортах и зеленой майке и опасливо отползает к стене, потому что потолок их импровизированной палаты снова разъело, и блестящие, хрустящие, крупные черные жуки уже начинают сыпаться сверху ему за шиворот. Мальчик не боится ни жуков, ни чего другого покрупнее, просто он не любит беспокоящие прикосновения к своей коже. – Он нас сожрет. Пятый пытается утвердительно кивнуть. — Я согласен, его нельзя выпускать, он опасен не только для нас, но и для общества, — в маску упирается прямой, решительный взгляд подростка в тонком синем космическом скафандре. Жилистые руки скрещены на груди, губы плотно поджаты: никаких компромиссов, приводящих к напрасным смертям. Тонкая струйка кислоты стекает рядом с его виском, левое ухо элегантно сползает, удерживаемое только тонкой полоской кожи мочки, которая вскоре рвется, но к этому моменту у него уже есть новое ухо нежно-розового цвета. Пока это происходит, ни один мускул на посеревшем от усталости лице не дергается. – Жаль, что не получилось его убить. С нас хватает его неудачной копии. В ответ на его слова криво ухмыляется другой подросток, вольготно развалившийся на своих постоянно выползающих из распоротого живота внутренностях: багряно-зеленая от крови и слизи белая рубашка с неряшливо торчащим кружевным воротничком, узкие черные брюки, идеально начищенные черные же туфли блестящим носком изредка меланхолично ковыряются в буро-розовых кишках. Он не восстанавливается, уверенный в том, что выдержит эту внезапную атаку извне. — Не сделаешь, как я говорю — убью тебя. Наша первоочередная задача – выжить. — Наша единственная задача – не быть больше источником человеческих страданий! – Два голоса, один решительный, глухой, второй – несбалансированный, еще ломающийся. – И для этого нам нужно… Тут только что спевшийся дуэт неожиданно разделяется: — Спрятать себя от мира! – Мальчик словно в подтверждение своей правоты взмахивает в воздухе комком шерсти, сладко пахнущим разложением, и снова нежно прижимает его к потемневшей зеленой майке. — Позволить, наконец, себя убить. – Ласково улыбается парень в костюме пилота, пока сизо-белые струйки сползают по густым мягким волосам за шиворот скафандра. Доля секунды, и два холодных дула упираются в их затылки. Два одновременных щелчка сливаются в один. Пятый, вопреки здравому смыслу, пытается кивнуть уже, кажется, раз в двадцатый, но маска и цепи вновь не позволяют. — В отличие от тебя, я всегда спускаю курок, если собираюсь убить. – Нажимая на рукоятку, парень в костюме проталкивает ствол в дыру в голове пилота, превращая регенерирующиеся мозги в кашу. Кажется, что его голос лишен каких-либо эмоций, но каждый из присутствующих здесь знает наверняка: это далеко не так. — Зато меня не мучают гомо-мазохистские кошмары, — презрительно парирует пилот, и, мотнув головой, отбрасывает в сторону пистолет, в то время, пока его хозяин бьется головой о мягкий пол, потеряв всякий интерес к происходящему. — От него все меньше толку, таращит его в последнее время все чаще. Хотя… нам же лучше, — бросает взгляд на Пульт мальчик. — Вот от тебя, малыш, толку было больше всех. Порулил двадцать минут – и мы уже прикручены к койке, а в наших потрохах, мозгах и мыслях копаются какие-то пахнущие потом мясники в несвежих халатах. Просто так, на случай, если мы выживем: кто голосует за то, чтобы лишить его эфирного времени ради всеобщего блага? В воздух поднимаются две руки, и их тут же срезает внезапно выросшее из стены широкое лезвие, и снова растворяется в мягкой ткани. — Я тоже поддерживаю, просто знал, что случится, — скучающий в закругленном углу подросток в потертых джинсах и свисающей с угловатых плеч зеленой майке апатично подбирает под себя ноги, и тонкая, почти невидимая проволока разрезает воздух перед его лицом впустую. – Выбора у нас нет. Выпускайте. Спорить с тем, на ком оставила свой отпечаток Система Зеро в момент смерти Винга, никто смысла не видит. Если бы существовал другой вариант, они бы ни за что не сунулись в эту белую мягкую комнату, созданную ими два года назад. Несколько секунд они не шевелятся и не регенерируют, подвергая риску свое существование, потом цепи соскальзывают вниз, рукава смирительной рубашки сами развязывают узел под животом, а ремни на маске безвольно повисают, и она падает на пол, обнажая бледное лицо. Пятый медленно поднимается с кресла, стряхивает рубашку на пол, переступает через цепи, сделав шаг навстречу своим бывшим тюремщикам. Никто не пятится и не пытается ускользнуть, четверо напряженно ждут. Пятый поводит затекшей шеей (хруст позвонков), делает глубокий вдох. Приходящие извне метаморфозы его по-прежнему не касаются. — Как же я вас всех ненавижу, калеки, — пока они погибают, он наслаждается звуками собственного голоса, смакует каждое слово, разминая онемевший язык. Впервые за последние пять лет, он ощущает живейшую потребность пообщаться с кем-то, кроме себя. – Особенно эту сладкую парочку, — его кулак повелительно сжимается, раздается хруст ломающихся костей пилота и парня в костюме. На этот раз они чувствуют настоящую боль, а не ту фальшивку, жертвой которой могли стать в очень скором времени. Пятый запрокидывает голову и смеется счастливым детским смехом чудовища, не знающего пощады. В этот момент его выразительные глаза лучатся жаждой жизни. — Пора, иначе — не успеешь, — скучающий подросток зябко кутается в джинсовую рубашку, когда на его тело начинают нарастать куски льда, размером с кулак младенца. — Сначала мы договоримся об условиях! – Подает голос кучка кишок и расползающейся плоти. — Условия простые: вы снова принадлежите мне, — ухмыляется единственный целый парень в комнате. – Как будто не хватило вам демократии за последние два года, — фыркает он, и, подцепив ближайшую конечность, отправляет её хозяина в свой рот, превратившийся в акулью пасть. Ни крика, ни стона – два раза клацнули челюсти, и мальчик снова един с Пятым. Парень в джинсах спокойно подтаскивает пилота и садится рядом. Пара мгновений, и остается только этот пижон, который спеленал его напару с террористом-пацифистом в тот гадский день, когда его угораздило угробить Маршалла Новенту и сотоварищей. Смяв деформированными руками тихо то ли всхлипывающий, то ли хихикающий из-за очередного свидания с синеглазой Смертью комок плоти, Пятый вертит его в поисках лица. Подбородок, тонкие кривящиеся губы, левая ноздря. Как он мог проиграть этим ничтожествам? Все из-за этой бабы, той самой тупой бабы без премьер-министра в голове. — Выжать бы тебя, так, чтобы только мокрое место осталось, — мечтательно тянет он, разглядывая лоскут собственного лица. Клочок кожи хихикает: — Тебе без нас тоже не справиться. Все нормально. Мы должны быть вместе. Он уже стоит на последнем уцелевшем куске пола, рядом с заботливо доставленным сюда ими Пультом. Последние барьеры рушатся, реальность трещит по швам, а Пятый беззаботно облокачивается на мягкое, пружинящее сиденье: — Это ты её убил? Лоскут сплевывает кровь на его руку, кончик языка пробегает от уголка рта: — Идея была моя, но реализовал поддержавший меня Зеро, уже по своим соображениям: хотел ускорить события. Я весь тот день не мог проснуться. Ему будет, о чем пообщаться с ними в ближайшем будущем. — Ешь меня уже, и давай надерем задницу этим коновалам, — заговорщически шепчут остатки губ. Щелкают зубы в пасти, и Пятый, наконец, снова становится Первым. Секунда торжества, и он пинком ноги тыкает на Пульте большую кнопку Reset. Место: база №9, главный корпус, операционная. Дата: 21 сентября 177г. После Колонизации. Контроль: наивысший. Задача: самосохранение. Хиро Юи распахивает глаза, рвет удерживающие его кожаные ремни и, выхватив скальпель у ближайшего из врачей, втыкает его в недоуменно распахнутый глаз. Пока человек в белом халате воет, схватившись за лицо, скальпель снизу вверх входит под подбородок второго и распарывает горло до груди. Вытащив окровавленный инструмент из обмякшего тела, Хиро разрезает ремень, удерживающий правую ногу, но в этот момент кто-то невидимый приводит в действие его ошейник. Задача: восстановление сил. Отличительная особенность: бред. Частичная блокировка. В темном коридоре раздаются гулкие шаги – ведут кого-то. Охранников никогда не бывает больше двух, и они с Хиро давно бы выбрались отсюда, если бы не эти проклятущие ошейники. База номер девять занимается производством образцов класса Ассасин. Характерные черты, как нетрудно догадаться: острое чутье, быстрота реакции, скорость, ловкость; выносливость, сила и регенерация допустима ниже, чем у Берсерков. Необходимые начальные данные: молодое здоровое тело, обладающее максимально приближенным к идеалу параметрам. Большой интеллектуальный багаж и логический склад ума не требуются, все необходимые знания они получат потом, на завершающем этапе формирования сознания. И здесь, на девятой базе, созданы все условия, чтобы обезопасить персонал от этих самых начальных данных, пока тем окончательно не отключат мозг. Из-за пищевых добавок они вялые, как подыхающие тараканы, и потихоньку теряют связь с объективной реальностью, а на экстренный случай на них нацепили эти самые ошейники: заряд, вышибающий сознание из тела. С другой стороны решетки появляются два санитара, волокущие обмякшее тело. Здравствуй, Хиро, ты уже овощ, или сегодня мы еще поболтаем? Закидывают его в камеру, закрывают, уходят. Смотрю и не понимаю: как он может выглядеть еще страньше, чем обычно? Подхожу ближе, сажусь рядом, переворачиваю его на спину. Недоуменно стираю ладонью с его лица кровь. Не его кровь. Хиро? Секунду назад он был без сознания, а теперь его губы беззвучно шевелятся. Пытается что-то сказать или бредит? Наклоняюсь, подношу ухо к его губам – все равно ничего не слышу. Замечаю полоску паленой кожи вокруг ошейника. Заглядываю в его лицо: распахнутые пустые глаза меня не видят, смотрят куда-то в темноту потолка. Его рука бессознательно сжимает мой рукав, движения губ становятся все более четкими и резкими, во взгляде появляется что-то похожее на осмысленность. Выплевывая каждое слово в потолок, он, наконец, злобно лает: — Хренов Новента!.. Хреновы демократы!.. Хреновы щеночки!.. Взять и уебать!.. Моя рука безвольно соскальзывает с его щеки, желудок спазматически сжимается, рот пересыхает, а ноги и язык становятся ватными. Вот и все. Нет больше Хиро. Я не успел набить ему морду за то, что он был самонадеянным куском дерьма, за то, что он чуть не сдох, за то… — Ебаный стыд!.. Так попасться!.. Потерять Винг в океане!.. Неудивительно, что этот придурок еле сдерживал смех!.. Тогда, тогда они все и задумали!.. А? — Чертова баба! Дура, дура, дура, сама виновата!.. И хреновы ж щеночки!.. Трижды выебанная операция Метеор!.. На секунду мне кажется, что так и стираются воспоминания – слой за слоем, с самого последнего до самого первого. — Хренов мудак, тоже мне – папаша!.. Ебаный Хиро Юи!.. Я же... я же… Ох, и выдумал старый хрыч, как меня назвать!... Хиро скручивает припадок истерического смеха, а мне становится очень неуютно с ним в одной тесной камере. Я согласен, чтобы Хиро и дальше был психом, но только если при этом он не будет перегибать палку. — Он убегает, прячется, делает, все что угодно, но никогда не лжет, — презрительно выплевывает он, а я внутри холодею. — Хренов шут, а не Шинигами!.. Клоун в галифе!.. А я.… Вот же ебаный стыд!.. Это кто клоун? Я, что ли?! Он начинает нести какую-то чепуху про заговор, про дурку… Мне это уже надоело. Если он еще в состоянии обзывать меня клоуном, может, не все так плохо, как кажется. Во всяком случае, с ним можно особо не церемониться. Размахиваюсь, как следует, и заряжаю ему оплеуху, после которой у него непременно распухнет челюсть. Его голову дергает в сторону, монолог обрывается на середине фразы “тупая сука Рилина…”. Задержав дыхание, не отрываясь, смотрю в его закрытые глаза, и схожу с ума от того, как колотится мое сердце. Проходит вечность, и он сплевывает кровь на бетонный пол, а его веки, дрогнув, поднимаются. Хиро, на меня смотрит Хиро, а не овощ! Переводит дыхание, нехорошо прищуривается, а я готов убить кого-нибудь от радости. — Хиро? Он приподнимается на локте, и я невольно отстраняюсь. Его ожившее лицо выглядит удивленным, недоверчивым. Он что-то активно перебирает в памяти, обдумывает и словно не понимает, как мог совершить какой-то поступок. Его холодная жесткая рука ложиться на мою щеку, он склоняет голову вбок, губы недоуменно кривятся, изучающий взгляд впивается в мое лицо, и тут я понимаю, о чем именно он думает, и, против воли, мое лицо заливает краска. Мы делали это тихо, словно боялись, что нас кто-то услышит. Глухие стоны в самое ухо — странные и непривычные. Хиро без одежды и своей обычной непроницаемой маски подо мной, откликающийся на каждое движение, жаждущий прикосновений – что-то совсем удивительное. Его горячие губы и старательный язык, его покорность, исполнительность и беззастенчивое удовольствие. Хиро как-то жалобно хмыкает и тихо потрясенно тянет: — Вот же ебаный стыд… И заливается чистым, заразительным смехом. Секунду я, как паралитик, тупо таращусь на него, а потом меня самого скручивает, и, уже держась за живот, я, наконец, хорошенько двигаю ему в челюсть. — Очень точно подмечено! – С трудом выдавливаю я, и через прищуренные веки, на которые уже наворачиваются от смеха слезы, вижу, как Хиро валяется на полу, хохоча в потолок. – Вот же ебаный стыд! Хиро встает. Место: база №9, главный корпус, крыша. Контроль: частичный. Отличительная особенность: закат. Блокировка. Попытка блокировки источника. Сбой. Трова лежит на крыше главного корпуса и смотрит на огненную полосу на горизонте. Печеное, больное, воспаленное солнце закатывается мучительно медленно, оставляя слишком много времени для раздумий. Если бы он мог, то приклеил бы его к небу намертво, чтобы ничего больше не пришлось делать. Чтобы не пришлось принимать решение. Хотя… Решение-то он принял уже давно, просто не хочет признавать, что оно его совсем не радует. Как только он присоединился к Боэ, сразу стало понятно, что ему не доверяют. Он прибыл с остальными новобранцами на шестую базу, с его легендой было все в порядке, но Боэ почему-то почувствовал его фальшь. Отказываясь в это верить, Трова все же понял, что его впервые раскусили. Признал и сплясал под его дудку. Ему было поручено избавляться от неудачных образцов, и он безукоризненно справлялся с задачей. А потом он должен был ликвидировать Кэтти, и впервые в жизни Трова ощутил физическую неспособность убить человека. Пока она покорно, так же как и многие другие до нее, стояла у стены, он стрелял в нее из табельного пистолета, и каждый раз в последний момент какая-то неведомая сила отводила в сторону его руку. Кусок кирпича откололся после пятого выстрела и поранил её щеку, и это была единственная рана, которую он в тот день ей смог нанести. У него случилась истерика, он кричал на нее, швырял в её сторону все, что попадалось под руку, но ни разу не попал. Она спокойно стояла, ждала и смотрела на него глазами сестры. Не той истерички, от которой он улетел, а его настоящей сестры, которая у него когда-то была. Кончились патроны, он бессильно упал перед ней на колени, а по его щекам текли слезы. Второй раз в жизни и впервые после того, как он потерял память. Когда он заглянул в её чистые спокойные глаза, то понял три вещи. Первое – Боэ специально подсунул ему эту девчонку. Второе – он все равно её заберет. Он будет любить её до безумия и ненавидеть за то, что она – всего лишь инструмент для управления им. И третье – он никогда не сможет её убить. Когда позже он узнал о Координаторах и Оптимизаторах, то пришел в бешенство. Кэт не просто средство для того, чтобы сделать его слабым или уязвимым, она – глаза и уши Боэ. Трова до сих пор не понимал, почему его не убрали. Да, он не пускал Кэт глубоко в душу, но и того, что она там видела, должно было быть достаточно, чтобы обвинить его в измене или признать опасным. Она подключена к единой сети, и Трова каждый день ощущал на себе испытующий взгляд Хозяйки. И – ласковый взгляд сестры. Случай с Хиро оказался последней каплей. Теперь ему необходимо выбирать, причем сделать это он должен быстро. На одной чаше весов – жизни этих двух придурков, его собственная и еще бог знает сколько жизней совершенно безразличных ему людей. На другой – одна маленькая девочка. Его сестра. Кэт. Горизонт, наконец, доел пылающий диск. Она сказала, что чувства вернутся. Глупая. Место: Западная Республика. Дата: 22 сентября 177г. После Колонизации, 4:22. Контроль: ослабленный. Задача: восстановление от физических повреждений. Отличительная особенность: ступени. Попытка блокировки источника. Сбой. — То есть ты в любой момент мог так же спокойно прийти, открыть эту чертову дверь, снять ошейники и размеренным шагом вывести нас через черный ход?! – Максвелла трясет от негодования, Хиро кривит губы в безразличной полуулыбке. — Ага. Подойдя к двери их камеры, я сильно засомневался в правильности своего решения. Вместо того чтобы трястись в углу и ждать своего спасителя, то есть меня, эти придурки катались по полу и мяли друг другу морды с таким остервенением, как будто их пребывание за решеткой было самым меньшим поводом для волнения. А сейчас они нацепили свои привычные благоразумные маски и делают вид, будто ничего и не случилось. Но струйка крови изо рта Дуо, получившего локтем по челюсти, и напряженная походка Хиро, пару ребер которому совсем недавно сломали ногой в гипсе, служат мне жестоким напоминанием. Вот он, мой выбор. Сплевывающий на пол кровавую слюну, вправляющий вывихнутую руку, напяливший темные очки, чтобы спрятать фигнал, перетягивающий носовым платком прокушенную руку. — Тебе не кажется, что ты слегка заставил нас понервничать? Ненавижу его в этот момент еще больше, чем Кэт, и в то же время не могу удержать улыбку – я чертовски рад, что с их мозгами все в порядке. По крайней мере, не хуже, чем обычно. — Мне надо было кое о чем подумать. Его ноздри негодующе подрагивают, но следующее замечание он все же удерживает при себе. Я останавливаю внедорожник у покосившегося заброшенного здания, которое давно присмотрел на этот случай, подхожу к обвалившейся местами лестнице и приглашаю их жестом следовать за мной. Лицо Максвелла недоуменно вытягивается, Хиро вопросительно кривит бровь, но оба следуют за мной. В конце концов, с них причитается. — У тебя будут неприятности, – первая фраза, которую я слышу от Хиро с тех пор, как был подавлен мятеж Миримии. — О, да, непременно, у меня будут огромные неприятности! Да чего они так на меня уставились?! Мне нельзя быть болтливым и раздражительным, это привилегия Максвелла? Трова – паинька, сдержанный, вежливый, а этот неврастеник, срывающий со своей формы знаки отличия и перепрыгивающий через две ступеньки при подъеме – кто это вообще? Кстати, про ступеньки. Максвелл совсем не рад, что ему приходится волочиться за мной наверх, потому что с гипсом это делать совсем неудобно, и теперь он, хромая, воет в конце нашей маленькой колонны. А я? Я получаю хоть какую-то компенсацию за то, на что меня вынудили эти двое, и совсем не намерен сбавлять шаг. Ступенька, ступенька, ступенька, еще одна чертова ступенька. Все ближе к бледнеющему небу. Все дальше от нее. — Тебя будут искать, — Хиро сегодня на удивление разговорчивый. Максвелл злобно шипит где-то пролетом ниже. — Будут. Хиро Юи, тот самый (теперь я уже в этом уверен) с сомнением смотрит в мою сторону, не отставая ни на шаг: — У тебя же есть какой-то план? — Ну, конечно, — против воли, я злобно скалюсь ему в лицо, но это не производит на него ни малейшего впечатления. Чего и следовало ожидать. — Трова, если не секрет, что это за гениальный план, который не позволит изловить тебя на территории, целиком и полностью принадлежащей хозяевам улучшенных? – Раздается откуда-то снизу вопль Максвелла. — Поверь мне, Дуо, этот план очень простой. Прибавь шагу, а то пропустишь самое интересное. Ступенька, ступенька, ступенька. Все ближе, все дальше. — А шоу, которое нас ожидает, на самом деле стоит того? – Не унимается он, а я скриплю зубами, чтобы не сказать вслух: лучше бы ты так работал головой, как это делаешь языком. Ступенька, ступенька, ступенька, вопрос без ответа повисает в воздухе и эхом скачет по стенам вверх. Все дальше. Отличительная особенность: звон. Тонкая струна у меня в башке совершает незатухающие колебания. В тот самый момент, когда Трова поинтересовался из-за решетки, не зря ли он нас отвлекает, Дуо напоследок все же приложил меня головой о бетонный пол, и у меня до сих пор звенит в ушах. Ступени под моими ногами мелькают, обшарпанные, покрытые налетом пыли и бетонной крошки. Трова передо мной уходит вверх быстрой пружинистой походкой человека, который намерен сгоряча сделать что-то очень странное. Сейчас я вспоминаю: в тот день, когда я убил Рилину, мои движения были спокойными и размеренными, а голова оставалась ясной. Никакой лихорадки. Я вспоминаю её взгляд, легкую улыбку в тот момент, когда она меня заметила, и звон в ушах становится нестерпимым. Попытка блокировки. Сбой. Попытка блокировки. Сбой. Попытка блокировки. Сбой. Попытка блокировки. Сбой. Попытка блокировки. Сбой. Попытка блокировки. Сбой. Попытка блокировки. Сбой. Попытка блокировки. Успех. Через люк мы выбираемся на чудом уцелевшую крышу, я подхожу к самому краю, и Хиро с Дуо следуют за мной. — И что теперь? Поворачиваюсь к ним и чувствую, как мои губы растягиваются в грустной улыбке: — А теперь – смотрите. — Трова, тебя ведь и правда будут искать, пока из-под земли не достанут, — голос Максвелла звучит необычайно серьезно. Лучше бы они поволновались за меня чуть пораньше. — Видите впереди развалины? Максвелл беспомощно щурится, Хиро утвердительно кивает. — Это Камерун, Подгород. Сразу за ним – уже известная вам девятая база. Справа от нее цепочкой – базы с восьмой по первую. Все базы сообщаются под землей друг с другом, точно так же как несколько заброшенных заводов – с Подгородом. Ходят слухи, что и старые, и новые тоннели где-то соединяются. К сожалению, базы находятся друг от друга на слишком значительном расстоянии, и пока их не видно. Я чувствую, как за моей спиной они напряженно замерли в ожидании. Они уже догадались, что я сейчас сделаю, но до конца в это не верят. А зря. Я достаю пульт. — Девятая база производит бойцов класса Ассасин. Тридцать два научных сотрудника, двадцать сотрудников Особого Отдела, гарнизон – триста шесть новобранцев, девять опытных образцов. Нажимаю первую кнопку, и далеко на горизонте появляется столб огня и пыли. Я, уже не видя и не слыша ничего вокруг, продолжаю: — Восьмая база производит бойцов класса Берсерк. Пятьдесят научных сотрудников, двадцать шесть особистов, гарнизон – триста пятьдесят два, двенадцать опытных образцов. Вторая кнопка, взрыв. — Седьмая база, Берсерки. Сорок три научных сотрудника, двадцать восемь особистов, гарнизон – двести восемьдесят, тридцать четыре опытных образца. Третья кнопка, взрыв. Мой голос начинает чеканить слова, каждую цифру быстро, четко и неизбежно, как приговор. — Шестая база, Берсерки. Тридцать научных сотрудников, пятнадцать особистов, гарнизон – триста восемь, двадцать пять опытных образцов. Столб пламени. — Пятая база, Берсерки. Двадцать пять, двадцать, триста восемьдесят четыре, сорок восемь. Взрыв. — Четвертая база, Искатели. Шестьдесят восемь научных сотрудников, двадцать два особиста, гарнизон – тысяча двести двадцать семь, три опытных образца. Взрыв. — Третья база, Координаторы. Восемьдесят научных сотрудников, двести восемьдесят два особиста, гарнизон – пять тысяч, десять опытных образцов. Взрыв. — Вторая база, Оптимизаторы. Триста сорок четыре научных сотрудника, пятнадцать особистов, гарнизон – две тысячи человек. Три опытных образца. Взрыв. — Первая база, Берсерки. Пятнадцать научных сотрудника, двадцать шесть особистов, гарнизон – три сотни, шестьдесят восемь опытных образцов, конгрессмен Боэ. Взрыв. — Подгород. Читающий Искатель. Один опытный образец. Я нажимаю последнюю кнопку и чувствую колоссальное облегчение и удушающую пустоту. Становится дурно, ноги подкашиваются, и меня подхватывают чьи-то руки. Место: неизвестно. Дата: снова поздно. Контроль: значительно ниже нормы. Задача: наблюдение. Блокировка. Я хочу жить. Я тоже. Тогда почему? Мы это сделали. Остальное уже не важно. Ян… Мы же это сделали? Да, Ян, все закончилось. Образцы на другом материке. Что с ними случилось? Все мертвы. Тот ненормальный. Но как он смог остановить пятерых Ассасинов в Доспехах? Он смог их читать. Он улучшенный? Нет. Я не знаю. Я его не вижу. Он убил всех – единственное, что я знаю наверняка. Ну и пусть. Главное – мы успели. Да, Ян, все получилось. Я, правда, хочу жить. Прости. Все в порядке. Я знала, что этим кончится. Почему ты тогда согласилась? Чтобы помочь тебе. Я тебя не понимаю. Глупый. Если мы выживем сейчас, нам все равно крышка? Просто интересно. Да. Хреновый из меня вышел брат. Это точно. Не смейся. Ян. М? Я тебя люблю. А я тебя нет. Но я благодарен. Я знаю. Место: китайская граница. Задача: наблюдение. Блокировка. Дороти Каталонию бьет крупная дрожь из-за того, что она только что увидела. Это было… потрясающе. С криком “Мешаешь!!!”, Кватре отшвыривает от себя Доспех Рашида, и поворачивается к оставшимся четырем. Какой-то парнишка сидит рядом с ней в укрытии на безопасном расстоянии и трясется от страха: — Это… Гандам?! Не глядя на него, она, как завороженная, следит за молниеносными движениями Доспеха Кватре. — Это не Гандам, — бросает она в сторону. – Это – Система Зеро. Место: неизвестно. Дата: чуть раньше, чем снова поздно. Задача: наблюдение, поиск оптимальной вероятности. Вынужденная блокировка. Не успели! НАЙДИТЕ, НАЙДИТЕ, НАЙДИТЕ! …их нигде нет. ИХ МАСКИРУЮТ! ЗАКАНЧИВАЙТЕ И НАЙДИТЕ ИХ! Мы не можем! Он – как мы. Усиленный! ГЛУПОСТИ! НЕ ТРАТЬТЕ ТАМ ВРЕМЯ! … все было зря? НАЙДИТЕ ИХ! ПОКА ЕСТЬ ХОТЯ БЫ ОДИН – ОПАСНО! …нет, нет, нет, их нигде нет, мы искали… УХОДИТЕ, ЕСЛИ НЕ МОЖИТЕ ПОБЕДИТЬ! Мы не можем. Это засада. ДА ОН ЖЕ ОДИН!!! Не уйдем. Не сможем. Списывай нас. Нам крышка. ВЫ ДОЛЖНЫ НАЙТИ ДЕТЕЙ! Прости нас. Прости. Прости. Прости. Прости. Его голова разрывается от боли. Голоса внутри смолкают лишь после того, как Аскель находит в лесу последнего и давит его стопой Доспеха. Прости… Все кончено. Он победил. Он защитил всех. Пока к его Доспеху спешат какие-то встревоженные люди, Кватре устало откидывается на спинку кресла. Я знаю, что ты меня слышишь. Женский голос. Неприятный, усталый, какой-то надтреснутый. Чей-то голос в его голове. Хватит! Больше – не надо! Все же закончилось! Мы не смогли победить. Нам это не удалось из-за тебя, но я хочу, чтобы ты знал: Операция Евгеника стартует меньше, чем через месяц. У Конгломерата есть еще двести образцов, и они уже в пути. ВЫЛЕЗИ, ВЫЛЕЗИ, ВЫЛЕЗИ ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ!!! Её голос звучит уже слабее: Не дави на меня. У меня не так много времени, слушай внимательно. Операция Евгеника разрабатывалась два года. Цель – создание Абсолютного Мира. Были успешно выведены образцы с искусственным сознанием. Хватается за голову и, срывая голос, кричит: — Хватит!!! НЕ НАДО БОЛЬШЕ!!! — Замолчи!!!! ВЫЛЕЗИ, ВЫЛЕЗИ, ВЫЛЕЗИ!!! Чьи-то обеспокоенные голоса доносятся из приемника, но их заглушает голос в голове: Изначально операция Евгеника была направлена на заселение новой колонии опытными образцами и создании идеального общества, но потом руководители проекта пришли к выводу, что Абсолютный Мир будет в опасности, пока существуют неискусственные люди – на Земле, в колониях. Люди – дикие звери, и их натуру невозможно изменить, и, чтобы избежать новых войн в будущем, было решено уничтожить Землю, сбросив на нее все колонии. Исчезнет человечество, останутся только опытные образцы, воцарится Абсолютный Мир. Мы пытались уничтожить все образцы, но потерпели неудачу – нас перехитрили, скоро мы будем мертвы. ЗАЧЕМ ТЫ МНЕ ЭТО РАССКАЗЫВАЕШЬ?!!!!!! ПРОЧЬ!!! Трещина. Ты – единственный, кому я могу сейчас об этом рассказать. Ян думает, что мы сделали все необходимое, я его обманула. Я хочу, чтобы ты сделал то, что не удалось нам. Останови операцию Евгеника. Он этого хотел. Аскель поможет. Кватре сразу становится спокойнее. Он не один. Хорошо. Я это сделаю. Она уже не слышит его сильный уверенный голос. Она умирает, и он чувствует её боль своим телом. Крышку кабины открывают изнутри, на него смотрят встревоженные темные глаза. Они обмениваются с подоспевшим Аскелем понимающими взглядами. — Ауда, узнай, где находиться ближайший космодром, и готовься лететь. Он решил, что Кватре ударился головой? Забавно. — Куда лететь, г-н Кватре? Аскель покровительственно ему ухмыляется и хлопает по плечу: — На Луну, Ауда, на Луну. Место: L2. Дата: 22 сентября 177г. После Колонизации. Контроль: значительно ниже нормы. Задача: наблюдение, поиск оптимальной вероятности. Вынужденная блокировка. Он никогда не воспринимал её всерьез. Вечер, одинокая парковая скамейка. Дуо не имеет ничего против того, что она прижимается к его плечу. Её сердце колотится от волнения, но он просто продолжает смотреть в звездное небо. Тихо: — Я тебе совсем не нравлюсь? Он поворачивает голову, окидывает удивленным взглядом её подрагивающие губы, заломленные брови. Улыбается: — Конечно, нравишься, глупыха. Они живут вместе уже почти два года, но она так и осталась просто маленькой глупыхой. Странные, изматывающие отношения. Если это вообще были отношения. Она не знала, есть ли кто-то у него. Он относился к ней, как к ребенку, и её это обижало. Она думала — хуже быть не может, но потом случился мятеж Миримии. Глоток свежего воздуха, слишком маленький, чтобы насытиться, и слишком пьянящий, чтобы забыть. Он вернулся, и стало хуже: вместо шутливой заботы – равнодушные ласки. Дуо, обнимающий её холодными руками, его рассеянные поцелуи и пустые глаза. Она не сопротивлялась. Он не верил в нее с самого начала. “Ты мне не противник”. Он сказал это без ехидства, не стараясь её оскорбить, слишком спокойно и безразлично, без малейшей тени сомнения. Она просто маленькая девчонка, которая постоянно лезет туда, куда не следует. Но она смогла достать данные о Либре, доказала, что может быть полезной. Она способна на большее. Она сильная. У нее все получится, потому что она не может отсиживаться в стороне в тот момент, когда волна агрессии на Земле снова заразила колонии. Белый Клык… Они были во многом правы: нельзя делать вид, что колонисты не при чем, когда решается их судьба. Конечно, их методы она осуждала, но, если бы не Дуо, то никогда бы не выступила против них. Он с самого начала подталкивал её на принятие решений: предать ОЗ, осудить Белый Клык.… Разве не было бы ей проще, если бы она не встретила Максвелла? Не было бы этих внезапных сомнений, не пришлось бы врать самой себе. Колонии сильно изменили последние несколько месяцев. Они озлобились, ополчились друг против друга. После смерти Рилины Пискрафт пошло много разговоров о возможности и необходимости поддержания Абсолютного Мира. Проверка на прочность убеждений закончилась провалом: лишь единицы и дальше были за поддержание Абсолютного Мира. Говорили и о вредоносном влиянии на колонии Земли, о необходимости игнорировать правительство Конгломерата, о борьбе за суверенитет колоний и объединении их в независимое от Земли формирование. Другие возражали, настаивали на автономии каждой колонии. Все было более-менее спокойно и не выходило за рамки дебатов до тех пор, пока не был построен первый Гандам, способный свободно перемещаться между колониями через пояса космолома. После установления диктатуры на ряде колоний, она примкнула к освободительному движению Новая Надежда. Они отвечали насилием на насилие, но у них не было выбора. Лидеры движения поддерживали идею Абсолютного Мира и настаивали на полной демилитаризации колоний, пусть и принудительной. С тех пор, как она вступила в ряды оппозиционеров, каждый день её жизни был наполнен смыслом, каждый её поступок решал судьбу колоний. Они сражались за свободу, за независимость, за Абсолютный Мир. Скоро, уже совсем скоро, они перейдут к заключительному этапу, о котором она еще не все знает, но ради Абсолютного Мира она, как и каждый из них, готова на любые жертвы. Когда-нибудь Дуо будет ей гордиться.