Hole

Когда я оказался в одиночестве в первый раз, пытаясь насладиться тишиной и чтением книги, ты постучался ко мне в комнату и попросил разрешения войти. Обреченно вздохнув, я ответил по-английски: «Welcome», и ты вошел. Но кто мог подозревать, что в следующую секунду ты сядешь на пол передо мной на колени и потянешь свои загорелые руки к моим штанам? Поверь, я совсем не ожидал и даже никогда об этом не думал, но я не остановил тебя тогда, и твой язык сделал все, что хотел. Я лишь тихо стонал, оперевшись локтями о кровать, наблюдая за движениями твоих губ. В твоих глазах читалась сладкая истома и наслаждение, и я думал, как можно получать удовольствие от того, что сосешь чей- то член? Ты облизывал его, как конфету и двигал головой, пытаясь вобрать больше, твой язык обводил головку, и это было странно, совершенно непонятно, но великолепно, что я кончил, а ты, все послушно проглотив и облизав губы, осторожно натянул на меня белье и заботливо застегнул ширинку на брюках. Я впал в ступор. «Что же ты, Цзытао, творишь?» И далее ты, будто отмечая в календаре, приходил ко мне каждый раз, когда я оставался один. Даже не заметил, как я стал зависим от твоих губ, от накаченного тела и твоей необычайной молчаливости наедине со мной (хотя в нормальной обстановке тебя заткнуть не мог и БэкХен). Ты блаженно стонал, когда я двигался в тебе медленно,с наслажденьем упивался руководящей ролью и ждал твоего: «Фань, быстрее…» И мы падали в пропасть каких-то странных чувств и могли бы падать вечность, пока ты не разрезал мой мир своими ядовитыми когтями. Ты поставил точку и привел весь наш постоянный секс, поцелуи в туалете и раздевалке, флирт и странную привязанность в тот день своим «я тебя люблю». «Люблю» и поцелуи, поцелуи, поцелуи… Что-то во мне умерло, и я закрыл глаза, пытаясь представить все это шуткой. Любил ли я? Скорее, мы просто оказались в одной лодке, в яме, а лучше сказать, в дыре вместе. Или ты меня затащил, а я и не сопротивлялся. Но, согласись, разве было у нас что-то большее, чем секс? Нас соединяла лишь твоя прекрасно накаченная задница и мой член, находящийся в ней. Я не понял, почему ты, как истеричка, дал мне пощечину и ушел, тихо матерясь, но понял, что с того момента моя жизнь покатилась к чертям. Вокруг всплывали сплошные скандалы. Меня задолбали письма сасэнов, съемки и изнуряющие тренировки. Меня тошнило от мысли, что скоро первый сольный концерт, для которого приходилась пахать как лошадь, а потом убивать себя репетициями для тура… Я устал блевать в туалете от передозировки энергетиками. Но последней каплей был ты. Я не знал, почему меня так бесили твои игры с макнэ, дурацкий фансервис и невинные прикосновения на сцене, которые переходили в грязные лапанья уже вне сцены, когда он кусал тебя за ухо, а ты сжимал пальцами его задницу. Тебе лучше с ним? Ты уже приходил к нему с приветственным минетом? Я устал, устал от мыслей, что так мне придется провести остаток своей молодости, что так и придется пахать над изучением танцев для песен, в которых у меня лишь по две строчки. Устал от того, что меня выставляли болваном с отклонениями в психике на публике, что заставляли улыбаться и смеяться над заученными по сценарию шутками лидера. А еще твои слова о любви. Я метался во сне, всем сердцем надеясь, что с Сэ тебя ничего не связывает кроме дружбы, тщетно пытаясь заглушить эту боль чистым разумным «наплевать». А затем, я просто скитался по улицам Лос Анджелеса с чемоданом, думая о том, что же наделал, но было поздно. Далеко за океаном без тебя и без Сэ, без мыслей о том, что я мог все исправить, без сожаления... ибо знал о таком исходе с самого начала. Однако одиночество разъедало душу, и последним человеком, с кем я провел тот солнечный день в Америке, был Лухан. Мы шли и болтали, наслаждаясь свободой и возможностью говорить о чем угодно, не боясь, что нас услышат преследующие фанаты. Их просто не было, мы были одни, и я был счастлив в некотором роде. - Я должен кое-что сказать тебе, - я по привычке тихо обратился к нему, и он поднял на меня глаза, жмурясь от солнца, - я не вернусь в Корею завтра. Лу улыбнулся и пожал плечами: - Маленький бунт? Хочешь позажигать еще? - Возможно, - монотонно произнес я, и мы продолжили беззаботно гулять по пустым улицам утреннего жаркого города. И сейчас, задыхаясь в дыме сигарет, я стою на балконе снятой моей новой компанией квартиры и наслаждаюсь успокаивающим гудящим потоком машин, разрезающих пространство совей скоростью. Пекин огромный, но я знаю, что тот отель совсем близко, если смотреть на карте, но беспредельно далеко, будто на другом континенте, если пытаться всей душой приблизиться к тебе. Прохладная ночь влекла за собой, окуная в черный омут звездного неба, и я думал, сидишь ли ты на той крыше сейчас? Теперь уже с Сэ или с кем-нибудь еще. Думаешь ли ты о том же, о чем думаю я? Тишина. Я плел тебе о том, что мы единственные звезды в этом мире… но вокруг еще много звезд на самом деле, и я - не самая яркая для тебя, как оказалось. Каменный пол балкона освещал теплый свет из комнаты, и я не замечал кирпичного холода серых многоэтажек, где окна светились ярко-желтым отравляющим светом. Я был в яме размеренного отчаяния, но муки мои уже давно покинули разум и душу, и внутри все встало на свои места после сладкого женского голоса из теплой комнаты: - Ифань, я уже давно жду тебя. Я покорно развернулся, прощаясь с ночной холодной пустотой, и вошел в комнату, закрыв за собой балконную дверь. - Прощай, Тао, - произнес я про себя, утопая в нежных женских ласках.