Сплетни и ежевика

— …А потом он попытался совершить самоубийство, — сказала Карина. У них с Пао-Лин был вечер воспоминаний. Иногда по выходным они позволяли себе вспомнить о прошлом, не столь уж отдаленном. Воспоминания неминуемо возвращали их в то время, когда обе еще учились в старшей школе. Тогда произошло немало событий, потрясших Штернбилд до основания, а Карина умудрилась пережить свою первую влюбленность. Позже, уже закончив школу, она влюбилась во второй раз. Впрочем, ни Карина, ни Пао-Лин никогда не называли связавшие их отношения любовью. У них даже речи об этом не заходило. Показать друг другу чувства можно и без слов; про себя Пао-Лин нередко думала: между ними не было внезапной яркой вспышки. Скорее их сближение было похоже на постепенное, но неотвратимое притяжение двух ровных огоньков в ночи. — Ага. Никогда бы не подумала, — пробормотала Пао-Лин. — Он даже в то время не казался человеком, способным на подобный поступок. Всегда был самоуверенный такой… — И других критиковал, — Карина поддакнула. — Те, кто критикуют, всегда что-то скрывают. Тебе так не кажется? Им трудно жить с самими собой. — Самоубийство — это не про него, — Пао-Лин решительно покачала головой. — Во всяком случае, не сейчас. Теперь ему не на что жаловаться. Геройствует себе. И дома его всегда ждут. — Да. — Карина вздохнула. — Ждут. Поэтому он сейчас дурью не мается. Но ты же знаешь: всюду свои проблемы. Героям никогда не бывает легко. Может, если бы мы были обычными людьми… — Мы не обычные, — отрезала Пао-Лин. — И хватит об этом. Ты ведь добилась того, чего хотела. Ты поёшь. — Я хотела бы петь от своего имени, а не от имени Синей Розы, — сказала Карина. Она часто так говорила, напрашиваясь на утешение, и Пао-Лин всегда отвечала одинаково: — Мы бы без тебя не справились. Ты нужна нам — как герой. — Спасибо. — Карина встряхнула головой и улыбнулась. — Вот поэтому у меня никогда не бывает депрессий… потому что ты со мной. Пао-Лин хмыкнула, но ничего не сказала. — Мужчины, — продолжила Карина, — другие. Я когда-то читала, что даже способности Некстов у них проявляются сильнее, чем у нас. Автор говорил, что сила женщин-Некст — как кусты ежевики. Невелика, в общем. А сила мужчин-Некст — будто высокие деревья… Но, когда налетает буря, высокие деревья падают в первую очередь. А кустам ежевики она не страшна. Смертность среди женщин-Некстов значительно ниже. Мы не стремимся разрушать и саморазрушением тоже не занимаемся. — Мне нравится драться, — возразила Пао-Лин. — А мне нравится зарабатывать баллы, — кивнула Карина. — Но мы с тобой никогда не разрушаем половину Штернбилда в процессе задержания. В ее голосе послышались ностальгические нотки. — Барнаби не рушит тоже, — заметила Пао-Лин. — И раньше не рушил. Нечисто там было, с этим неудачным самоубийством. Столько лет прошло, а я до сих пор поверить не могу. — Он хотел рушить. Он доказывал себе, что не должен, пытался всему найти логическое объяснение, пытался быть идеальным. Несовершенное совершенство. — Карина надула губы. — Он не понимал. Да и сейчас не вполне понимает. То-то они с Котецу так часто ругаются. — Совет им да любовь, — флегматично сказала Пао-Лин. Ей не особенно нравилось, когда Карина начинала говорить о Котецу и доказывать, почему именно Барнаби ему не подходит. Хотя первая влюбленность Карины давно осталась позади, шрамы от ран, нанесенных ранимой девичьей душе, никуда не исчезли, а потому Барнаби по старой памяти частенько от нее доставалось. Впрочем, он стоически сносил все нападки Карины, за прошедшие годы ухитрившись смириться с ее взрывным характером. Он вообще много с чем смирился. — Самоубийство, — продолжила разглагольствовать Карина, — ничто иное, как самое сокрушительное разрушение. Это хуже, чем уничтожение Штернбилда… фатальнее. — Да что ты говоришь, — скучно сказала Пао-Лин. — Штернбилд есть кому защитить. У него есть мы, герои. Правительство там всякое тоже… А вот кто может защитить одного человека, если он решит себя разрушить? Это самое страшное преступление. Уберечь кого-то от его совершения — куда почетнее, чем спасти город. — Самим надо себя беречь, — отрезала Пао-Лин. — Нечего на других полагаться. — Ты очень сильная. — Карина склонила голову Пао-Лин на плечо. Какое-то время они молчали. Одна стена в квартире, где обе жили уже несколько лет, была прозрачной. Сидя на диване напротив, Карина и Пао-Лин смотрели на ночной город. — Ты делаешь меня сильной, — тихонько сказала Пао-Лин некоторое время спустя. — И ты сильная тоже, между прочим. Как Барнаби. — Вот только не надо меня с ним сравнивать! — подхватилась Карина. — Хорошо, не буду. Ты сильнее, чем он. Как куст ежевики, — поддразнила Пао-Лин. — Тебе не понадобилось, чтобы тебя спасали от самоубийства и прочей фигни. Хотя, по правде, тебе и жилось много проще. Ты никогда не страдала ерундой вроде отмщения. Родители твои живы, никто тебя не предавал. Ты ни разу не теряла свою жизненную цель. И напарника не теряла тоже. — Барнаби напарника не терял, — проворчала Карина. — Котецу ушел из героев по объективным причинам… — Это было позже. А тогда, в Башне Правосудия, Барнаби подумал, что потерял его. Мы все так подумали, помнишь? Вы Котецу там потом в шесть рук обнимали, чуть не придушили. — Ну и что, — буркнула Карина. — Он же выжил. — Да, но Барнаби-то решил, что потерял его. Более того, сам убил. Стрессы такого рода быстро не проходят. А если и проходят, то след оставляют. Поэтому после того, как стало известно об убийстве все забывшего Маверика, Барнаби и предпринял попытку… Ну, я так думаю. — А Котецу его спас. — По тону Карины было не понять, довольна она этим или нет. — Да. Единственно возможным образом. Показал, что Барнаби ему нужен, что ему есть ради чего жить… А тот и сам давно был не против. Вот такая романтическая история. Котецу, конечно, затянул с этим сильно. Но он, наверное, не думал, что у Барнаби все так серьезно. — Ох уж эти мужчины, — вздохнула Карина. — Высокие, как деревья, и такие же, м-м, недогадливые, — подмигнула Пао-Лин. — Я вот все поняла, когда ты начала вздрагивать. — Не вздрагивала я! — А вот и вздрагивала. — А вот и нет! — Да было, было такое, — отмахнулась Пао-Лин, — не отвертишься. Когда мы в школе учились, я тебя обнимала, и ты нормально реагировала. А как повзрослели — дергаться начала. И краснеть. Самый верный признак, чтобы хватать в охапку и… — А ну, перестань! — У Пао-Лин слово с делом не расходилось, и Карина немедленно оказалась схвачена, что не вызвало у нее ни малейшего восторга — в первую очередь из-за собственных ощущений. Иногда ей казалось, что она могла бы провести неделю вместе с Пао-Лин, не выходя из дома, только занимаясь сексом и болтая, и что ей не нужен бы был никто другой. К счастью, свободной недели у них никогда не выдавалось: у героев не бывает отпусков. Поэтому Карина могла гордиться собственной относительной независимостью и тем, что, общаясь с Пао-Лин, говорит на высокодуховные темы, а не только валяется в постели. Или на диване. Или на полу. Для Пао-Лин место не имело значения. — О том, как Котецу с Барнаби сошлись, ты каждый раз вспоминаешь, — заметила Пао-Лин. Отпускать Карину она не спешила. — А о том, как мы — никогда. Сразу перестать просишь. Мне начинает казаться, что наши вечера воспоминаний тебе нужны только для того, чтобы потрепаться о былой любви. — Если я начну вспоминать, — Карина опустила голову, — о… о нас… Одно дело — говорить о других. Но мы… это слишком личное. Я так не могу. — А, так в этом все дело. — Пао-Лин совершенно успокоилась, окинула диван беглым взглядом, убеждаясь, что они с него не свалятся, и опрокинула Карину на подушки. У них еще был целый бар на двоих и время до утра. Вполне достаточно времени.