Ангелы тоже смертны

      Звезды медленно проплывали мимо корабля, отражаясь в его черных, отполированных боках. Сквозь прочное стекло иллюминаторов они заглядывали внутрь, наполняя каюты и помещения мягким светом. Предметы, выхваченные из темноты, приобретали очертания.       Драко не спал. Сон не шел к нему, и он устало смотрел в потолок.       Каюта, которую им выделила капитан, была не больше той каморки, где они провели первые часы, но имела две пары двухъярусных металлических коек и металлический же шкаф, один на всех. Койки для устойчивости были прикручены к полу и стояли вдоль стен; шкаф скромно притулился около двери и оставался не заполненным даже на половину, так как личных вещей, кроме тех, что были на них, они не имели.       Волшебные палочки им так и не отдали, хотя прошла уже целая неделя.       Неделя, проведенная за постоянным оттиранием, мытьем и отскребанием непонятно чего под общим названием «грязь». Руки болели и ныли, а от постоянного зуда хотелось лезть на стену, но грязь не убавлялась, скорее наоборот, и начинало казаться, будто ее специально годами копили к их появлению.       В первый же день, когда их заставили мыть груду грязной посуды, весь его элегантный, пошитый точно по фигуре, костюм был испорчен безвозвратно, когда литры грязной воды обрушились прямо на него. И хотя после этого им дали нечто похожее на одежду — комбинезон (кажется, так его назвала та толстуха на кухне), потеря костюма стала для него сродни потери близкого человека.       Да, он всего лишь кусок ткани, каких дома у него множество! Но его чистота олицетворяла его мир, его дом; он был той частичкой, что еще связывала их. А теперь? Теперь он грязный и пропах помоями, как и сам Драко. Запах въелся в кожу и волосы и не смывался ни мылом, ни водой. Он витал в воздухе, словно надоевшая муха, и спасения от него не было. Или может это только его воображение?..       Сейчас костюм, чистый, по их мнению, но не по его, лежал свернутый в металлическом шкафу вместе с одеждой остальных.       Пленниками они больше не были, но относились к ним так, словно они все еще ими оставались. И это злило даже больше, чем присутствие Поттера. Но он понимал — забыть не давали, — откажись и тебе конец. Даже к этому проклятому словечку «белобрысый» он как-то попривык.       Койку Драко выбрал верхнюю, больше из чувства безопасности, чем просто из-за врожденного снобизма, так как нижнюю занял Крэбб, сейчас мирно храпящий во всю глотку. Другие тихо сопели каждый в свою подушку, но к нему сон не шел, хоть застрелись.       — Поттер, — тихо позвал Драко.       Он чувствовал, что тот тоже не спит. Их койки стояли на одной линии, так что голова Гарри была всего в нескольких сантиметрах от его собственной.       — Поттер, — повторил он чуть погодя, когда тот ему не ответил.       — Что?       — Почему не спишь?       — А сам?       — Не знаю.       — Я тоже. Это все?       — Нет. Поговорим?       — О чем, Малфой?       — Зачем мы здесь?       — Может «почему»?       — Может и «почему».       — Ну, если может, то себя и спроси.       Драко не ответил. Поттер прав, не потащись он тогда в лес, ничего бы и не было.       — А как ты узнал, что мы там?       — Вас Невилл видел и успел сказать нам.       — Странно, я его не заметил.       — Удивительно было бы, если ты вообще что-нибудь заметил в тот момент.       — Ты это о чем, Поттер?       — О чем? — Гарри даже приподнялся, практически нависнув над слизеринцем. — Это у меня, по-твоему, свербило в одном месте, что все мозги напрочь отшибло.       — С чего это вдруг так решил?       Драко повернулся к Гарри, так что их глаза встретились.       — Ты ж смотрел на нее, как голодный волк на добычу, — прошипел тот, злобно сверкнув глазами из-под очков. — И дружков просто так притащил? Видимо для остальных, чтобы тебе не помешали.       Они еще с минуту сверлили друг друга взглядом, пока, не поняв бессмысленность этого занятия, просто не отвернулись, улегшись обратно в койки.       Слова Гарри невольно всколыхнули почти забытое в бесконечных оттирках и отмывках раздирающее надвое душу чувство, и рука сама потянулась к серебряному медальону, висящему на шее. Маленький, изящный, больше подходящий для тонкой шейки прелестной девушки, нежели парня, но по-своему дорогой, потому и не снимаемый.       — Поттер, — вновь позвал Драко.       — Что еще? — недовольно отозвался тот, поняв, что этой ночью ему уже точно не поспать.       — А что они вообще в лесу делали?       — Не знаю, — тихо произнес Гарри спустя какое-то время. Как еще можно ответить на то, на что ответа просто нет или, по крайней мере, он тебе не известен.       Из памяти никак не хотел уходить взгляд Гермионы, брошенный на них там, в Запретном лесу, и так сильно его поразивший, что он допустил эту непростительную ошибку — опустил палочку и позволил Малфою напасть на него. Гарри сотни раз прокручивал в голове все причины такой озлобленности, но так ничего и не смог понять.       — Поттер.       — Что, Малфой?       — Можно еще вопрос?       — Валяй, ночь вопросов еще не закончилась.       Ответ вызвал на лице Драко улыбку, но Гарри этого не видел.       — Что такое было в Грейнджер, что тебя так сильно поразило?       — Ее глаза.       — Это как? — удивление Драко было искренним.       — Не сами они, конечно, а то, что в них читалось. Злость. Злость в глазах человека, которому хочешь помочь и который, как тебе думалось, ждал этой помощи…       — Хорош болтать, дайте поспать, — рыкнул кто-то снизу. Кажется, это был Забини, по крайней мере, так показалось Драко, но утверждать это со стопроцентной уверенностью он бы не стал, слишком сонным тот голос был. — Утром опять заставят какую-нибудь дрянь отскабливать.       Но поспать им все же не удалось.       Корабль содрогнулся, и что-то бабахнуло, потом еще и еще, а вой сирены заполнил его снизу доверху. Сон как рукой сняло. Они сидели на койках и недоуменно смотрели друг на друга. За дверью отчетливо слышались топот и отборная ругань. По внутренней связи орал бортовой компьютер, поднимая тревогу.       — Поттер! Гарри! — шесть голосов обрушились на гриффиндорца, ожидая от него разъяснений.       — Что? — только и смог выдавить из себя тот, поправляя сползшие с носа очки. Ему уже осточертело положение ходячей энциклопедии, изо дня в день, объясняя непонятное.       Корабль тряхнуло еще раз и сильно, отчего они чуть не попадали с коек.       — Эй, смотрите! — Рон показывал на что-то за иллюминатором.       Там, огромный звездолет, ощетинившись носовыми орудиями, стремительно надвигался на пиратский корабль и непрерывно по нему палил. Защитный экран «Шакала» вспыхивал зеленым от каждого попадания, но натиск выдерживал, и корпус пиратского корабля оставался целым… пока реактор позволял…       Реактор — «сердце» корабля. Остановка — смерть. Но и перегрев не лучше — разорвет в клочья, и поминай, как звали. Гонщикам удачи частенько доводилось сталкиваться с последствиями такого безрассудного поведения, а может и недосмотра, плавающими в просторах космического океана во многих его уголках. Потому и опускали экраны только при угрозе, а когда отпущенная энергия истощалась — снимали. А иначе перегрев и… БУМ! И делали это, не дожидаясь приказа капитана, бортовые компьютеры — «мозг» любого корабля.       На «Шакале» это была Джул. Она следила за всем и делала все, порой выходя за рамки заложенных в нее функций, но только потому, что ее специально для этого откорректировали…       Атакующий звездолет выплевывал из пушек массы огня, «Шакал» защищался, посылая в ответ еще больше. Его орудия работали без умолку, так что по всему кораблю стоял неимоверный вой.       Громадина шла на сближение, грозя протаранить пиратский корабль, но вместо этого развернулась к нему бортом и, встав, стала выпускать переходной шлюз, сцепляя себя с пиратом намертво.       — Пошли на абордаж! — восклицает Рон.       — Не вижу повода для радости, — угрюмо произносит Гарри.       — Гарри, это же…       — Тебе известно, что это за корабль? — перебивает он друга.       — Нет.       — Как и всем.       — Я не понимаю…       — Кто бы ни управлял этим кораблем, пираты или полицейские, мы для всех будем такими же пиратами, как и те, кто держит нас здесь. Ты сможешь доказать, что это не так?       Рон только головой покачал.       — Полицейские даже разбираться не будут, кто ты и что ты делал. Для пирата у них только одно — смерть. — Гарри провел рукой по шее, описал круг и поднял вверх, высунув язык и наклонив голову в бок. — Конечно, за прошедшее время могло многое измениться, но я бы проверять не стал. Да и с пиратами никаких гарантий…       — Почему?       — А чем они лучше нашей драконихи? Только шанс вернуться домой потеряем.       — Ты действительно веришь, что машина только у нее? — встревает Малфой.       — Хочешь проверить? — ответил Гарри, даже не повернув головы.       — Поттер, ты параноик.       — Нет, только учусь.       Гарри усмехнулся, а про себя подумал: «Может, он и прав. Пять лет учебы в Хогвартсе с постоянной опасностью в лице Волан-де-Морта, кого угодно сделают параноиком».       Через несколько минут шлюз стал втягиваться обратно, а «Буши́до» медленно отползать назад. Ребята молча стояли у иллюминатора и смотрели на удаляющийся корабль, пушки которого вновь заговорили.       Зеленые всполохи все реже пробегали по корпусу и все чаще пропускали снаряды. И капитан приказала заглушить двигатель «Шакала», пустив всю энергию на его защиту. Корабль завис в пустоте, освещаемый залпами орудий и вспышками защитного экрана.       Но вскоре наступила тишина.       Внутри все еще были слышны выстрелы, ругань и крики, но орудийный вой прекратился. На месте левого двигателя «Буши́до» зияла дыра, многие пушки уничтожены или повреждены прямым попаданием, красно-желтые языки огня вырывали наружу и тут же гасли.       — Вас капитан ждет! — раздался сзади резкий металлический голос.       Они вздрогнули и обернулись. Это была Джул. Она стояла посреди каюты, нахально улыбаясь. Дверь за ней была открыта, и компьютер жестом приглашала их этим воспользоваться.       Она привела их в один из ангаров.       — Вообще-то, капитан просила вас об этом предупредить, — невинно протянула Джул, но ее никто уже не слышал.       Все семеро стояли, согнувшись пополам у ближайшей стены, и изрыгали из себя массы непереваренного ужина. Драко казалось — еще немного, и он выблюет собственные внутренности.       — Чё ж не предупредила, — выдавил из себя Гойл, когда выдавливать уже было нечего.       — Подумала, проблюётись сейчас, меньше потом отвлекаться будете.       — Тебе бы поменьше думать, — зло процедил Забини, с трудом подавляя желание придушить ее прямо сейчас, понимая, что физически это просто невозможно.       Но Джул не ответила, только вздернула свой визуальный носик и исчезла.       Стены и пол исполосованы бластером, вырваны целые куски металла, повсюду валялись искореженные ящики, оружие, изувеченные тела убитых, оторванные конечности и вырванные внутренности, а пол был скользким от пролитой крови. Стоны раненных и крики живых, пытающихся им помочь, сливались в единый непрекращающийся гул, от которого хотелось закрыть уши и не слышать его более никогда.       Капитан стояла посреди всего этого ада и отдавала распоряжения, но даже издали было видно, что давалось ей это с трудом. Ее правая рука неестественно свисала вниз, по виску текла кровь, а любое резкое движение пронзало тело болью, заставляя согнуться. Но Дракон терпела, несмотря на попытки другой женщины увести ее прочь.       Ту другую звали Сецуна Мейо или просто Мей — японка, судовой врач, «правая рука» капитана или просто старпом. Совмещая обе должности, она успевала все: и командовать и лечить, и развлекаться. Впрочем, имея кучу помощников, этому можно было не удивляться.       Как врача они узнали ее, попав к ней в первый же день своего пребывания на «Шакале», точнее первым был Драко, после того, как на него обрушилась гора грязной посуды. Правда, отделался он легким испугом да парой синяков и шишкой, но все же Мей осмотрела его и остальных, так или иначе, задетых этой грудой.       Как старпома они не знали ее вовсе, но не один пират не сомневался в правильности ее приказов.       Из подслушанных разговоров они выяснили — капитан и Мей знали друг друга давно и были подругами, что не мешало одной быть капитаном, а другой старпомом и врачом.       — Наконец-то, — произнесла Дракон, когда они все-таки добрались до нее, но увидев их побледневшие лица, спокойно добавила: — Привыкнете…       Они не ответили, только глаза вниз опустили, тут же об этом пожалев. Но желудки были пусты, и кроме спазмов ничего не могли выдать.       — Мей, бери двоих, остальных отдай Ангелу в помощь.       — Тебе самой нужна помощь!       — Потом. Все потом. Сначала это. — Капитан обвила вокруг себя здоровой рукой, показывая на разрушения, мертвецов и раненных. — А помощь ты мне уже оказала.       Рана на плече была закупорена чем-то белым, больше похожим на взбитые сливки, нежели на бинт, привычный кусок материи, что они часто видели у мадам Помфри в больничном крыле Хогвартса.       — А на голове…       — Царапина, — махнула рукой Дракон. Только вот «царапина» все еще кровоточила и больше смахивала на небольшую борозду. — Нечего на нее время тратить, у тебя и без этого работы невпроворот.       Мей не ответила, поняв, что переубедить подругу сейчас невозможно. Она просто повернулась к ребятам и, молча указав на Уизли и Долгопупса, увела их вглубь ангара, где находились раненные. Остальные были отданы Ангелу, которая вместе с пиратами, не получившими ранения или серьезных повреждений, стаскивала мертвые тела в единую кучу.       Несмотря на постоянно рвущийся наружу желудок и растущее чувство отвращение с каждым перенесенным телом, подобранной конечностью или внутренним органом, работа двигалась быстро. Не мешал ей и бесконечный трёп Тэрона Берока, что любил почесать языком при первой же свободной минуте, отчего и был прозван Тэри Балаболка. Он и поведал им в кратких перерывах между трупами и их конечностями о столкновении между «Шакалом» и кораблем Звездного надзора, что контролировал этот участок космоса, уберегая гражданские суда от пиратов.       С подобной «веселухой», говоря словами Балаболки, столкнулись и Невилл с Роном, помогая раненым, самым легким из чего было простое «перебинтовывание» пеной из баллончика. И не важно, что пережимая раны, дабы остановить кровь, собственные руки и рукава комбинезона становились красными. Не важно, что от смазывания мерзко пахнущим раствором сожженную до костей плазмометом плоть, раненные кричали от боли или впадали в беспамятство от шока, а они не могли закрыть уши, чтобы не слышать эти крики. А это были счастливчики, успевшие увернуться от прямого попадания струи плазмы, сжигающей все на своем пути.       Но самое «веселое» было то, что они видели Смерть: стекленеющий взгляд, последний вздох или стон, когда начинает казаться, что видишь, как душа отлетает от тела, от тела, разорванного гранатой, сожженное плазмометом или иссеченное мечом. От этого «веселого времяпровождения» с тебя сходил холодный пот, а тело начинало трясти, как от жуткого мороза.       Время перестало существовать, все слилось воедино. Они двигались как единожды заведенные машины, делая определенное действо, совсем не задумываясь о его значении, поэтому, когда все закончилось, они просто встали посреди ангара, не зная, что делать дальше. Капитана они не видели, Ангел тоже куда-то запропастилась, даже Тэри, попытавшийся в очередной раз затеять с ними разговор и наткнувшийся на глухую стену, исчез через несколько минут. Навалившаяся усталость подкашивала ноги, заставляя опуститься на пол, обильно залитый кровью, но им было все равно.       Драко обхватил ноги руками и уткнулся носом в колени. Он не хотел больше ничего: не видеть, не слышать, не думать и не чувствовать. Опустошенность души, сквозящая из глаз, окрасила для него мир в серый безрадостный цвет. Весь комбинезон, руки и лицо были перепачканы кровью, а тело била мелкая дрожь. Сколько времени прошло, пока они так сидели, им было не ведомо, да и неинтересно, но когда к ним присоединились Уизли и Долгопупс, на вид ничем не лучше остальных, к ним вновь подошел Тэри Балаболка, держа что-то в руках. Только спустя несколько минут Драко разглядел в этом «что-то» отчетливые очертания бутылки с темным содержимым.       — Ром, — икнул Балаболка, — самого лучшего… йык… качества… йык, а не то пойло, что обычно потчуют в планетных тошниловках… йык.       Грубо растолкав сидящих, Тэри примостился между Драко и Забини, протягивая первому початую бутылку, к которой сам, судя по веселости и заплетающемуся языку, уже успел изрядно приложиться.       — Глотни… йык… полегчает. Здесь на всех… йык… хватит.       — Капитан же запрещает…       — Можно… щас… — перебил его Балаболка и, поднеся палец к губам, полушепотом добавил: — Только вам, п-р-и-к-а-з-з-з…       — Я и смотрю, как ты его уже выполнил, — встрял Забини.       — Чуть-чуть, так сказать, в целях безопасности, штоб не отравлено… йык.       — Ну и как, не отравлено? — поинтересовался Драко, держа ром в руке.       — Не-а, в сам раз… йык.       Слизеринец немного подумал, разглядывая бутылку, потом разом опрокинул ее содержимое в рот, обжигая горло и только слегка поморщившись. Тепло моментально разлетелось по всему телу, проникая в душу и делая мир веселее.       — Йык, — только и смог сказать наследник древнего рода, передавая бутылку следующему.       Ром пошел по кругу, и через десять минут от него не осталось и следа, правда, Тэри не сделал больше ни единого глотка, изредка поглядывая куда-то в сторону, но ребята этого не видели. Там, возле одного из челноков, стояла капитан и наблюдала за всей сценой.       Тэрон по себе знал, каково сейчас этим парням. В свои двадцать лет он прошел не один круг ада, перепачкавшись в крови по самую макушку светло-русых волос, но в памяти навсегда засел тот, первый, распростертый на земле и истекающий кровью солдат, вынудивший Берока напиться чуть ли не до свинячьего визга.       Балаболка стал Балаболкой не из-за пустого трёпа безумолку, как считают многие, а за то, что под этой маской мог спокойно выудить необходимую для Черного Дракона информацию, не сболтнув лишнего. Он и сейчас действовал по приказу капитана, получив бутылку прямо из ее рук в капитанской каюте.       Внешне ничем не отличаемый от землянина, он в действительности был таковым только на половину, ибо вторая половина по полному праву принадлежала расе самбаарцев, как и его мать — чистокровная самбаарка. Своего отца, Чэма Берока, Тэри не помнил — тот погиб в очередной войне, развязанной Земной Конфедерацией, когда ему не было и трех лет. С матерью Балаболка прожил до семи, когда ее тоже прибрала к рукам смерть, и до двенадцати воспитывался в приюте, откуда и сбежал при достижении оного возраста. К банде Дракона он примкнул уже шестнадцатилетним подростком, но о том, что он частично самбаарец, известно только капитану.       Представляя расу на половину, Тэри, тем не менее, обладал всеми присущими ей качествами, одно из которых — полное отсутствие опьянения, какой бы крепости не был напиток. Исключение составлял «Цветок Самбаары», перегоняемый из особого растения, произрастающего только на Самбааре (откуда и получил название) и сбивающий с ног не хуже самой крепкой бормотухи. Но быть пьяным и таковым казаться — дела разные. Нужно иметь поистине непревзойдённый талант, чтобы твоя игра не закончилась самым плачевным образом. И Балаболка такой талант имел.       Парней развезло не по-детски: языки заплетались, перед глазами все плыло… Невилл хихикал вперемешку с икотой, Рон не отставал, вызывая у остальных приступ неудержимого смеха. Даже капитан, наблюдавшая за всем со спокойным лицом, улыбнулась. Она подала знак, и Тэри, согласно уговору, увел их прочь, сначала в душ, смыть грязь и кровь, а потом в каюту — спать.       — Капитан, — один из пиратов отвлек ее, — все готово.       Дракон кивнула. В транспорт, что стоял за ее спиной, грузили тела погибших и раненных полицейских, чтобы отправить на «Бушидо».       — Джул, ты связывалась с копами?       — Они ждут, — сухо бросила компьютер, возникнув рядом с капитаном.       — Что с «Шакалом»?       — Дырки залатали, но ремонт в доке необходим.       — Прыгнуть сможем?       — Да.       — Готовься, как только отдадим груз — уходим.