То, что отличает нас

       — Что ты будешь делать?       Чей-то голос звучит в ночном сумраке. Но он будто где-то не вне, а внутри головы, и отдаётся он эхом, ведь в этой темноте невозможно ничего разглядеть. Может быть, это ночное наваждение? Ночью миры довольно тесно сталкиваются друг с другом. Но, быть может, это и вовсе плод воображения?       Абсурд. Разве может Богу что-то померещиться в темноте? Этот голос совершенно точно настоящий, хотя и принадлежит отнюдь не человеку. Это что-то знакомое, но слишком далёкое и уже не родное. Мужчина. Этот запах…       «Кому принадлежит этот запах?»       Мысли, словно массивные тучи, с трудом проплывают в голове. Почему так тяжело думать? Однако не только они плывут: плывёт вокруг всё.       — Неужели ты не знаешь?        Неожиданное, но не первое резкое помутнение рассудка совсем вышибает из головы мысли и понятие о том, кто пытается вести диалог и что за ответы хочет услышать. Почему же так тяжело думать?       Щекой он ощущал что-то холодное и влажное под собой. Но довольно мягкое. Земля. Пытается поднять голову, но лишь пачкает лицо: всё вокруг продолжает плыть. Затылок жжёт, а тело отказывается подчиняться. Что-то проясняется в голове, но ему так тяжело продолжать держаться. А он не может сдаться просто так.       — Не надоело тебе ещё здесь лежать, Ято? Готов поспорить, ты ждёшь моей помощи.       Ждал ли он её? Слова прозвучали укоризненно, с усмешкой, что можно было и с закрытыми глазами увидеть, что человек усмехается. А тело всё жгло. Из уголка рта еле заметной струйкой вытекла кровь.       Может быть, настало время искупления всех грехов, совершённых им в далёком прошлом, но, увы, никак не забытых?       — Но моя душа поросла скверной, а я так грешен.       «Нас… это объединяет…» — Мыслить становилось всё труднее, но падать нельзя.       — То, что нас объединяет, — повторил человек, будто он мог читать мысли. — Наша погибель? Позволь повторить, Ято: лишь твоя глупость заставляет тебя так страдать сейчас.       Бог зажмурился от очередной вспышки боли. Взор застилала пелена, да и в ночи был виден лишь тёмный силуэт. Бог, слегка дрожа телом, сжал руки в кулаки. Бог держался из последних сил, несмотря на жуткую боль, захватившую практически каждую клеточку тела. Бог видел пару ярких голубых глаз перед собой, смотрящих свысока. Человек явно надсмехался над ним. И, кажется, это был единственный свет в этой всепоглощающей темноте ‒ свет этих глаз.       — Я… боку… — с трудом выдавил он, кашляя кровью. — Мы никогда…       Несмотря на эту слабость, его ясные голубые глаза горели огнём. Он не собирался сдаваться и отдавать себя снова этой тьме. Он ясно понимал, что это происходит не в первый раз.              — Что ты хочешь сказать, Ято? — Ябоку опустился перед ним на колени, после чего наклонился к его лицу, смотря прямо в глаза. — Это похвально, что ты ещё держишься, но, конечно же, ты мог бы поступить разумно и разом избавиться от этого. Не забывай: тьма навсегда останется частью твоей души, — добавил он спокойным тоном, будто то, о чём он говорил, было в порядке вещей. Но Ято так не считал.       Наклонившись ещё ниже, Ябоку провёл языком по губам Бога, слизывая кровь. Тот недовольно дёрнул головой, попытался отодвинуться, но ему не позволили. Ябоку положил его голову себе на колени и принялся перебирать руками его волосы.       Почему он делает это? Ято выплюнул остатки крови.       — Верни меня… к… Юкине…       «К моему Юкине».       Бог был недоволен тем, что с ним творил сейчас Ябоку. Но он не мог ничего сделать. В голове засели сомнения. Разве эта реальность похожа на правду? Явь ли это?       — Чтобы ты знал, именно он чуть не убил тебя, — так же спокойно сказал Ябоку. — Ты только посмотри, насколько тебя захватила скверна. Помнишь? И как ты только терпел? Я бы сразу же избавился от этого мальчишки, что мешал тебе спокойно существовать.       Это реальность? Но, быть может, он уже умер?       Бог вдруг начал задыхаться. Дело было вовсе не в том, что ему не хватало воздуха или медленно наступал его конец. Это не имело больше значимости. Как будто так и должно быть. Слишком странно, слишком непонятно, и Ято не мог с этим разобраться.       «Это нас отличает. Я больше не буду таким, как ты».       Мысль о том, что сейчас ему советовали прикончить своего шинки, не покидала голову Ято. Он вспомнил о том, что случилось незадолго до того, как его поглотила липкая темнота, которая не желала его выпускать из своих лап. Неужели он и вправду томится здесь по вине ночных наваждений? Эта надежда томилась где-то в сердце. Ещё немного ‒ и больше не будет этого Ябоку, которым ему уже никогда не стать, но которым он когда-то был.       Бог приоткрыл рот, пытаясь получить как можно больше воздуха: ему правда его не хватало и было тяжело дышать. Почему он чувствует, будто вот-вот растворится и почувствует спокойствие? Ябоку, пользуясь моментом, вновь склоняется к лицу Бога и проникает языком в его рот. Языки сплетаются; Ято совсем ничего не может сделать, он бессилен. Совсем ничего. Он вновь чувствует, как начинается его падение в пропасть. У неё не видно дна. И это сладкое чувство лёгкости испаряется. Липкая тьма давит на лёгкие и голову, а сердце сковывают её лапы. Неужели так всё и должно закончиться, и виной тому этот «поцелуй»?       «Нет», ― кричит про себя Бог, резко отворачивая голову.       Изо рта выходит пар при каждом выдохе. Когда здесь стало так холодно? Кончики пальцев постепенно коченеют, а силы совсем покидают тело Бога. Он что-то шепчет ему на ухо.       ― Думай. Не соверши ошибку, ― произносит Ябоку. И это последнее, что слышит Ято. Он смотрит в его глаза, не в силах отвести взгляд.       Ябоку усмехается, как будто в последний раз. Ухмылка на его лице какая-то горькая. Или Ято только кажется, потому что он уже потерял рассудок?       ― Ято… ― зовёт до боли знакомый голос. Бог оборачивается и видит того, кого совершенно не думал увидеть здесь.       «Юки?» ― спрашивает у себя Бог: он не в силах произнести ни звука, хотя его губы двигаются, и он это чувствует. Он уже не лежит головой на его коленях, а стоит перед своим шинки. Но тот его не видит, хотя и стоит прямо напротив. Он смотрит будто сквозь него. И тогда Ято оборачивается: позади него стоит он сам. Затылок снова больно жжёт, но становится как-то легче… Отчего же?       ― Ято, ― нерешительно продолжает Юкине. Он покусывает губу, опустив взгляд, как будто не может решить, хочет ли он продолжать свою фразу. Он понимает, что лишь только мучает своего Бога. Но он не хочет уходить. ― Давай разорвём узы?       Фраза эхом проносится в голове бесчисленное количество раз. Теперь жжёт не только затылок, но и всё тело, и Ято вновь падает. Падает вниз, в темноту, в бездну, в бесконечность. Но так ему кажется. От боли он не может подняться, от боли он не может уйти. Он пачкается в земле, пытаясь найти успокоения, сильно стискивает зубы и ворочается. Но он слышит.       Тот Ято замер на месте, вцепившись рукой в куртку. Перехватывает дыхание у обоих.       ― Ну и что же ты будешь делать? ― снова застыл в голове вопрос, и воцарилась привычная глазу ночь.       Ято вновь оказывается на земле, вновь рядом с ним. Он перебирает его волосы рукой.       ― Это ложь, ― уверенно заявил Бог.       ― О, так ли это на самом деле? ― Ябоку уже не усмехается, глаза Ябоку полны горечи. ― Выбирай, Ято: ты можешь остаться здесь. Или продолжить страдать ради него.       «Здесь ‒ значит с тобой?»       На губах по-прежнему остаётся привкус крови, смешанный с чем-то ещё... С тем самым запахом ‒ с тем, что принадлежит ему. Но от прошлого не должно остаться ничего: с прошлым нужно обрывать любые нити и не жалеть об этом.       Ах если бы он знал, что происходит на самом деле.       Ято закрывает глаза и считает до пяти.       «Раз»       Темнота уже не кажется такой липкой.       «Два»       Лучи света пробиваются сквозь густые заросли.       «Три»       Долго ли ещё ему осталось?       «Четыре»       Он не чувствует.       «Пять»       Почему он вновь слышит этот голос?..       ― Ято! ― кто-то кричит его имя. ― Не умирай, Ято… Прошу тебя!.. ― кто-то всхлипывает, захлёбываясь собственными слезами.       Ято медленно открывает глаза. Яркий свет ненадолго ослепляет его, но спустя пару мгновений он осознаёт, что тьма отступила, и никого рядом больше нет. Кроме него. И он плачет, сидя на коленях и уткнувшись лицом в простыню возле его ног.       Ято осторожно касается рукой головы шинки. Тот вздрагивает и удивлённо поднимает её.       ― Юкине… ― хрипя, произносит его имя Бог.       А Юкине, не теряя ни секунды и напрочь забыв о том, в каком состоянии должен находиться Бог в этот момент, бросается Ято на шею, не в силах сдержать слёз, пускай некоторое время назад он бы скорее занялся любой грязной работой, чем обнял бы хозяина. По щекам Юкине текут слёзы, но Ято улыбается, прижимая к себе Священное Орудие и поглаживая его по голове, пытаясь успокоить и дать понять, что всё хорошо.       ― Ты больше не оставишь меня, Ято?.. ― спрашивает шинки, на что Бог лишь, улыбаясь, качает головой. Он оказался прав: то была лишь ложь.       Ято уже больше никогда не вернётся к прошлому, а Юкине больше никогда не сделает больно своему Богу.       «Ты хорошо подумал?»