Я боюсь любви, как боюсь боли.
Потому что оборотная сторона любой любви — всегда
боль.
Катрин Денев
Мир для меня приобрел размеры комнаты. Потолка. Одной точки. Я просто хотел, чтобы все кончилось. В эту минуту. В эту секунду. Какая к демонам разница, что кончится, моя жизнь или боль? Это не имеет значения. Просто, пожалуйста, Создатель, пусть все кончится. В эту минуту. В эту секунду. Меня разрывало на куски, я задыхался в том, чего больше нет. Нас больше нет. Наверное, я был бы счастлив, если бы нас никогда не было. Он ушел, оставив после себя пепел. А я рылся в нем, я глотал его, я пытался найти хотя бы крупицу, хотя бы частицу того, чего больше нет. Я всегда боялся пустоты, а сейчас она обрушилась на меня. Я был погребен заживо в этом пепле, я брал его в руки, а он рассыпался, не оставляя даже надежды на то, что можно что-то собрать обратно. Потому что пепел не склеить. Потому ты и оставил мне его, Андерс. Только пепел между нами, Андерс. Только пепел. А значит, нас больше нет. Совсем, от слова абсолютно. Создатель, пожалуйста, просто дай мне умереть. И я больше ни о чем не попрошу тебя. Просто умереть. В эту минуту. В эту секунду. Я не знал, прошли минуты, дни или годы после того, как он ушел. Для меня это была пучина, которая бесконечно засасывала мою жизнь, оставляя после себя пустоту. И в этой пустоте я старался барахтаться из последних сил, которых у меня никогда не было. Он ушел. Я был не настолько глупым, чтобы не понимать, что он ушел навсегда. Эта ночь разделила нас, она разделила мою жизнь, где было до, но теперь никогда не будет после. Я сдался. Да, я буду честен с собой, я был слаб, жалок и беспомощен. Я был ничтожен и был ничем. Без него. В дверь постучались. Я, как всегда, старался сделать вид, что меня не существует, несмотря на то, что все знали, что я не выходил из комнаты с того самого момента. Опять стук. Я продолжал изображать пустоту, которой, в принципе, и являлся. Стук. Кто-то очень настырный. И тогда дверь просто вылетела с петель, и я увидел расползающийся по стенам лириумный свет, который незамедлительно погас. Фенрис аккуратно зашел и, отряхнувшись, проворчал: - Я вставлю тебе новую. Кстати, твоя матушка очень любезная женщина, мы успели познакомиться, пока ты тут страдал. Я опустился на подушку и, сфокусировав свой взгляд на моей любимой точке невозврата, сдавленно прохрипел: - Уйди. - Я уходил восемь дней подряд. Этот девятым не станет, - он присел на краешек кровати и, посмотрев на меня, спросил: - Ты собираешься страдать дальше? Я не посчитал нужным что-то отвечать ему, моя любимая точка слишком занимала меня. Фенрис устало вздохнул, сел удобнее и сказал: - Хорошо, давай помолчим. И мы молчали. Это было так непривычно, когда рядом с тобой находился какой-то человек. Мне стало стыдно за себя, и я хрипло сказал: - Фенрис, я правда не настроен на общение, извини. - Брось, я пришел не за общением. - А за чем? - Я пришел за тобой.***
Фенрис заставил меня побриться, найти приличную одежду и выйти из своего убежища. Мне казалось, я уже тысячу лет не видел свет, и, когда мы вышли на улице, я зажмурился, стараясь прикрыть глаза ладонью. К счастью, шли мы недолго и, завернув в знакомый закуток в Верхнем Городе, остановились у двери поместья Фенриса. - Я подумал, что тебе нужно развеяться, но не в «Висельник» же тебя тащить, когда ты больше похож на сорняк, нежели на человека, - он отворил дверь, пропуская вперед. Я покорно вошел. Фенрис закрыл за нами дверь и указал на кресло, в которое я опустился. Все наши действия сопровождались тяжелым молчанием, которое уже крепко засело в моей душе и расползалось везде, куда бы я не ступал. Эльф сел на кресло рядом, откупорил стоящую рядом бутылку. Он прожигал меня взглядом, а я не обращал на это никакого внимания. Это странное ощущение, когда тебе абсолютно все равно, что происходит вокруг тебя. День, ночь. День, ночь. Перед моими глазами летели дни, а мне было наплевать. Какие в задницу дни, если моя жизнь улетела в тартарары, так быстро и незамедлительно, что я не успел даже сказать ему прощай. - Хоук. Моя жизнь стала такой удивительно бесполезной, и, казалось, во мне не осталось ничего живого. Мое сердце и душа принадлежали одному человеку, который посчитал, что нам больше не нужно существовать. Я разрывался от тоски и скуки и уже давно не был склеенным. То, что я еще был живым, было лишь насмешкой Создателя. Не больше. - Хоук? Фенрис выдернул меня из мыслей. Я виновато посмотрел на него, на что эльф лишь покачал головой. Он пеленой расплывался передо мной. Я везде пытался увидеть Андерса, в каждом миллиметре этого мира. Но не видел. Нигде. - Так не пойдет. Пора возвращаться, Миам, - он тихо поставил бутылку на пол и, подойдя ко мне, присел так, что наши глаза оказались на одном уровне. Он всматривался, изучал, а мне было наплевать. Совсем, от слова абсолютно. Это уже не было сумасшествием и не будет. Это была гниль, и я ее олицетворял. Я пытался что-то ему сказать, но, когда собирался открыть рот, понимал, что это ни к чему. Это совсем не имеет смысла. Ничего, пожалуй, не имеет смысла. - Ничего не вернуть, Фенрис, - я сглотнул, глаза защипало. Он продолжал смотреть на меня, не отрывая взгляда, а я продолжал смотреть в никуда. Я заерзал на кресле и спросил: - Как там… все? - Все хорошо, за исключением того, что порог твоего дома повидал практически полгорода. Все переживают за тебя, Миам, - я видел в его изумрудных глазах беспокойство, но оно не интересовало меня. Полгорода. Все пыль. Мне не нужно было спрашивать, чтобы знать, что среди этих многочисленных людей не было самого главного. Не было его. Молчание нависло над нами, это было неловко. Но больно мне было сильнее. Мне было, наверное, все равно, зачем я здесь. Наверное, мне должно быть приятно, что он беспокоится, верно? Наверное. В какую-то секунду мне самому становилось страшно, что мне абсолютно наплевать на все вокруг, но потом это чувство разрушалось под нажимом того, что его больше нет. Внутри меня была пустота. Я был удачной пустышкой, которую наполнял лишь он, а теперь я оболочка, не более. - Фенрис, это правда плохая идея. Мне, пожалуй, лучше уйти, - я начал подниматься с кресло, но эльф мягко усадил меня обратно. Я непонимающе взглянул на него. - Я не могу оставить тебя, когда ты раздавлен, Хоук. Нравится тебе или нет, но твое одиночество закончено. Пора доставать тебя из всего этого дерьма. - Меня не вытащить, Фенрис, нравится тебе это или нет, - я горько усмехнулся и отвел взгляд. – Мне не нужна помощь. - Прекрати вести себя, как баба, Хоук! – он гневно взглянул на меня и продолжил: - Люди приходят и уходят, ты будешь каждый раз превращаться в лужу? - Фенрис, замолчи. Ты ничего не знаешь, - меня злило его насмехательство, Андерс был не просто человеком, который может прийти и уйти, он был всем для меня. - Что я не знаю? Ну подумаешь, трахались вы временами, это не повод… Я, пожалуй, не выдержал. Меня обуяла злость, и я не придумал ничего другого, как ударить его. Фенрис немного пошатнулся и смотрел на то, как я источаю гнев каждой своей клеточкой. Он улыбался. - Какого черта, Фенрис?! - Ты хотя бы на мгновение перестал страдать. Я доволен. Я уставился на него, не в силах что-то сказать. - Прости. Злобный Хоук нравится мне больше, чем раздавленный Хоук. Я так не думаю, честно, - он улыбнулся и сел на кресло рядом со мной. – Хотя, можешь еще поколотить меня, все, лишь бы ты перестал казаться желе. Я слабо улыбнулся и протянул руку к бутылке. Я улыбнулся впервые с того самого момента, как ты ушел, Андерс.***
Фенрис отвел меня домой, чтобы я встретился с матерью. Мне стало стыдно – я совсем не задумывался о ней все эти дни. Возможно, эльф в чем-то был прав – пора было возвращаться. Только я был совсем не готов к этому. Фенрис проследил, чтобы я зашел в дом, и благополучно ушел, сказав, что вернется завтра. Вздохнув, я постучался в комнату матери. Дверь незамедлительно открылась, ее глаза осматривали меня, в них тонуло беспокойство. Стыд накрыл меня с головой, я был в растерянности. Я забыл о самом важном, самом ценном – я забыл о своей семье. Лиандра медленно подошла ко мне и неуверенно обняла. Я обнял ее в ответ. От нее пахло заботой и розами, а от меня - отчаянием. Она качала нас, поглаживая по голове, и я сам не заметил, как слезы потекли по моим щекам. - Мама, прости меня, - я вжался в нее так, будто мне снова семь лет, и я расцарапал коленку в кровь. - Тише, милый, все хорошо. Все будет хорошо, - она нежно шептала мне на ухо все те же слова, что и в семь лет. Я старался раствориться в ее теплоте, хоть на секунду забыть о нем, но что-то изнутри отталкивало меня. Она никогда не спрашивала меня ни о чем. Не спросила и сейчас. Она просто старалась поддержать меня, и это все, что я мог взять у нее – хотя бы немного ее тепла. Всю ночь она разговаривала со мной, мы вспоминали детство, и я даже на пару секунд забыл помнить о тебе, Андерс. Я хотел, чтобы это никогда не кончалось, чтобы она никогда не выпускала меня из своих объятий и чтобы хотя бы на мгновение моя боль уходила. Лиандра заботливо собирала кусочки вдребезги разбитого меня и старалась собрать их воедино. И я был безмерно благодарен ей. Тот день стал поворотным в уже только моей жизни. Пожалуй, мне напомнили, что можно жить без него. Что я потенциально, хотя бы когда-нибудь, смогу снова понять, каково это. Но я все так же был разбит. И я все так же люблю тебя, Андерс.