One Direction – You and I
Я не находил себе места со вчерашнего вечера. Это все бесповоротное безумие. Так просто не может быть. У Фенриса просто удивительная способность входить в мою жизнь с омрачающей неожиданностью. Мне нужно прекращать думать о хорошем – как только у меня появляются эти мысли, происходит какое-то общее сумасшествие, и все катится демонам в задницу. Какого черта я вообще дернулся в этот Верхний Город? Нет, чтобы спокойно заснуть в объятиях любимого мужчины, проснуться, заняться с ним любовью, для примера. Нет. Какой наш девиз? Правильно – нам нужны сложности! Лучше свалить посреди ночи к какому-то ублюдку (встреча с которым, кстати, может потенциально привести к ссоре с Андерсом), стать практически мертвой тушей, потом быть героически спасенным, поругаться в процессе примирения и уйти. Хоук, да ты просто идиот. Это диагноз. Это точно сумасшествие, которое начинается с меня. Глубоко вздохнув, я открыл дверь лечебницы. Андерс сидел спиной ко мне, Ланселап устроился рядом с ним. Он не обернулся. Он не встал и не улыбнулся мне. - Андерс? – я осторожно прикрыл дверь. Сегодня поцелуем не отделаешься. - Миам, просто скажи мне: твои дела зовут Фенрис? – его голос был отрешенным. Он не требовал у меня ответа, не устраивал истерик, и голос его не срывался. Он говорил это с удивительным, не свойственным ему безразличием, которое напугало меня сильнее любого крика. - Помнишь, когда мы познакомились, ты попросил меня выслушать тебя. А сейчас выслушай меня, - я обреченно упал на кровать рядом с Андерсом и смог увидеть его лицо: его чудесные ореховые глаза не выражали ничего. Ничего от слова абсолютно. Внутри все оборвалось. Или умерло, я не разобрался. Это очень похожие ощущения. - Я слушаю тебя, - его голос был сух. Слова шелестом пролетели мимо меня, обжигая обидой и разочарованием. Хоук, ты не идиот. Ты просто кретин. - Андерс, я не хочу оправдываться. Это вообще все очень сложно объяснить, - я закрыл лицо руками. – Я не знаю, почему меня потащило туда. Это была недосказанность, понимаешь? Мне казалось, что я обязан поговорить с ним. Еще и эти храмовники… Драные демоны, Андерс, это желание было обусловлено не чувствами, а внутренней правильностью, понимаешь? Это было правильно, что я пришел. Это было правильно, что я поговорил, - я притянул Андерса к себе и зарылся ему в грудь. – Прости меня. Я уже второй раз прошу у тебя прощения, и все из-за одного и того же. Я просто идиот, я знаю. Андерс обнял меня в ответ. Его руки сильно сжали меня, и, честно, я был готов разрыдаться. Мне было очень паршиво. Мы сидели в объятиях друг друга, качаясь, и молчали. Нам обоим нужно было просто помолчать друг другу. Андерс, с хрипом после долгого молчания, произнес: - У вас ничего не было, правда? - Совсем. - От слова никогда? – я почувствовал, как он улыбнулся. - От слова никогда. - Хоук, ты просто невыносимый кретин, это правда, - он руки обвили меня сильнее, но я был готов задохнуться, лишь бы он просто поверил мне. - Ты вся моя жизнь, Андерс. Я не могу позволить себе размениваться тобой, - слезы потекли сами собой, мне совершенно не хотелось сдерживать их. Мне было все равно, как выглядит взрослый мужик, который плачет на плече у другого. - Хоук, это все так дерьмово получилось, - я почувствовал на своей щеке слезу Андерса. - Я не хочу потерять тебя. Андерс на секунду замер, но потом прошептал мне на ухо: - Я не могу потерять тебя. Мы сидели, не отпуская друг друга, наши слезы соединялись в единое целое. Как и мы. Мне казалось, что я физически ощущаю процесс нашего соединения. Постель, секс - все это мусор по сравнению с тем, что я ощутил в эту секунду. Я словно ощутил все те чувства, которые испытывал ко мне Андерс. И мне стало стыдно. Мне стало стыдно, что я орал на него, бил стены, изводил его Фенрисом. Мне стало бесконечно стыдно за себя. Я почувствовал себя жалким. - Андерс, я люблю тебя. Теперь все изменится. Я обещаю тебе.***
Этот день настал: все деньги были собраны, все нервы вымотаны, все отношения выяснены. Экспедиция на Глубинные Тропы отправлялась сегодня. У нас получилось. Это идея звенела в моей голове. Я не верил своим ушам, глазам, рукам, которые собирали вещи. Это было просто ошеломительно. Андерс нежно обнял меня сзади и, поцеловав в шею, сказал: - Мне сложить твои вещи, или, может, ты отвлечешься от столь важного занятия, как разглядывание пола с идиотской улыбкой? Сзади меня стоял мой любимый мужчина, он касался моего тела и говорил с той же неповторимой лаской, которая так меня удивляла. И совсем не собирался уходить. - Я люблю тебя, - я повернул голову и поцеловал его. Его губы, с присущей Андерсу скромностью, робко отвечали мой поцелуй. Мы стояли, обнявшись, касаясь друг друга губами, и мне казалось, что если это будет длиться вечность, я совсем об этом не пожалею. - Ты невыносим, Хоук, - он улыбнулся, и я почувствовал поцелуй на своей щеке.***
Я хотел выйти из твоей тени.
Ты понимаешь? Но когда я вышел из нее...
там не было солнечного света, не было нигде.
к/с «Викинги»
Я стоял перед дверью дома своей матери и стучался. Настало время прощаться. Лиандра открыла мне и, не дав пройти, тихо спросила: - Пора? Я, сглотнув, кивнул. Мама прикусила губу и, что было сил, обняла меня. Я зарылся в ее волосы. Руки предательски дрожали, а язык не был способен сказать ни слова. - Ты ведь вернешься? Я сжал ее сильнее. - У тебя самый живучий сын на свете, мама. Я почувствовал, как она кивнула. Все было до ужаса скомкано, но разве искренность бывает другой? Я гладил волосы матери, пытаясь делать вид, что я абсолютно спокоен. Я абсолютно не спокоен. Я оставлял ее здесь одну. Я уходил, давая обещание, за которое не мог поручиться. Так, Хоук. Останови свой полет мысли. Ты не имеешь права не вернуться. Нарушай хоть все остальные обещания, но это не смей. Оно священно. Семья священна. Я услышал, как в доме хлопнула дверь. Карвер. С того момента мы не сказали друг другу ни слова. Он стоял в проеме двери и ошарашенно смотрел на меня, будто я здесь случайно. Я отстранился от матери и подошел к брату: - Здравствуй, Карвер. - Здравствуй, Миам. Дверь хлопнула. Теперь мы с братом остались одни. На нас тяжелейшим грузом упали все недосказанности, а все, на что нас хватило – приветствие. Браво. - Ты все еще злишься? – о, Святая Андрасте, Хоук, ты мог придумать что-то более оригинальное. - Нет. А ты? – видимо эту удивительную неординарность мы черпали где-то в одном колодце. - Я и не злился, Карвер. Молчание. О, драные демоны, что говорят обычно в такие моменты? - Миам, я записался в послушники в орден храмовников, - выпалил Карвер, закусив губу. Мои глаза приобрели приблизительно размер двух Денеримов, я открывал и закрывал рот, не в силах что-либо сказать. Я ослышался. Нет, он не мог. У него просто всегда было ужасное чувство юмора. - Повтори, - прохрипел я, не в силах выдавить что-то большее. - Я записался в послушники в орден храмовников, - Карвер обреченно опустил голову и тихо добавил. – Прости меня. Я забывал и вспоминал, как нужно дышать. Я был не удивлен, нет. Я был шокирован. Это была фраза, сказанная из какого-то другого мира, какому-то другому Миаму Хоуку, каким-то другим Карвером Хоуком. Этого просто не могло быть. - Ты шутишь, - выдавил из себя я. Нет, это просто очень неудачная шутка. - Нет, не шучу, Миам. Я не знал, что говорят в такие моменты. Это было предательством, наверное. По крайней мере, я до сих думаю именно так. Это огорошило меня по голове, я пытался сказать что-то, но получалось паршиво. Все, на что меня хватило, это встать и выйти вон из дома матери. Я был раздавлен. Это было изменой не только мне, этим он задел сразу всех: меня, Бет, отца. Неужели он действительно так сильно ненавидит меня? Я отрешенно смотрел перед собой. Мой брат, мой родной брат, стал послушником в ордене храмовников. Удивительно, но, получается, что тогда, в Верхнем Городе, одним из них мог оказаться Карвер. Перед глазами все плыло. Нет ничего священнее семьи. Я был разбит. Да здравствуют Глубинные Тропы, мать их.