Сердце жестокое, сердце бьющееся

You're really swell I have to admit you Deserve expressions that really fit you And so I've racked my brain hoping to explain All the things that you do to me The Andrews Sisters - Bei mir bist du schone

Ничего не предвещало скорого наступления, либо ответного удара со стороны НКР. Фрументарии занимали прочные посты в засаде, как близ поселений, так в самом сердце врага. Ни один из них не доложил о каких-либо странных движениях. Но Цезарь что-то подозревал. Он догадывался, что где-то копятся силы, к атаке которых нужно быть готовым в любой момент. Но подтверждений, реальных и существенных, все еще не было. Поэтому, прибыв к Цезарю безо всяких новых известий, он остался увидеть реакцию легата на отряд, вскоре выходящий на диверсию в Серчлайте. Даже через непроницаемый материал чувствовалась надменность, насмешливый вид, испытующий взгляд. Он мог не верить сколько угодно, но итог все скажет сам за себя. С минимальной угрозой возможных потерь диверсия позволяла разбить крупный лагерь Легиона в Коттонвуд-Коув. После речи Цезаря, оставшегося довольным воинами, Вульпес со скрытым ликованием взглянул на легата, будто намеренно полностью увлеченного разговором с главой Легиона. Последний, оторвавшись от беседы, строго бросил в сторону замявшегося у выхода легионера. Тот, неуверенно глядя по сторонам, вздрогнул, то ли от неожиданности, то ли от тона Цезаря. - Что тебе нужно, легионер? Тот, собравшись с духом, с восторженностью преданного щенка подал голос: - Аве, слава Цезарю! - и, неуклюже повернувшись, вышел. "Воистину, наивный щенок", - пронеслось в мыслях Вульпеса. Но, что больше его волновало, - его манера держаться, некая сила, таящаяся в тонком, юном голосе. Он не выражал его открыто, отсутствием статности, видимой мощи, но каким-то внутренним чутьем фрументарий ощущал в нем что-то. И при этом не мог отделаться от навязчивого, свербящего в голове чувства чего-то знакомого, то ли самого легионера, то ли схожести подобных черт с кем-то. Голос, натянутый, будто струна, немного хрипловатый отдавал неким привкусом, осадком чего-то легкого, выправленная осанка выдавала низкие, маленькие плечи - весь его силуэт казался скрыт некой ширмой, за которой угадывались забытые черты. Ланий последовал за ним. - Вульпес, - позвал фрументария Цезарь, и тот послушно внимал ему, - Нетерпение Лания может стоить потери нужных сейчас солдат. - И эта тщательность в данном вопросе позволяет отрядам держать боевой дух, - возразил Инкульта. - Меньше всего сейчас следует спускать волков на неокрепших щенков. Иди. Скажи ему, что наш разговор еще не окончен, - повелительно махнул рукой мужчина. Вульпес повиновался. Пусть он и был согласен с Ланием, что любую неуверенность нужно высекать розгами и выбивать палками. Пусть иногда легионеры умирали или были больны, лишались рук или ушей - они становились сильнее. Цель оправдывала средства. - Ланий, - нехотя прервал он напряженные голоса, - Цезарь ожидает твоей аудиенции. Тот чуть помедлил, давая мальцу понять, что это не последняя их встреча. В его жестах, словах и действиях не столько была ненависть, злость или раздражение ко всему живому: он был таков. Суровый, расчетливый человек дела, считающий любое промедление слабостью, требующей незамедлительного искоренения. В этом Вульпес поддерживал его, поэтому после того, как легат скрылся из виду, вложил в свой тон как можно более красноречивое нравоучение. - Его вид не стоит твоей дерзости, легионер. - Но стоит сочувствия? - тут же отозвался он. И Вульпес откровенно пожалел, что не позволил Ланию хотя бы припугнуть любопытное дитя. - Vacua vase plurimum sonant. Слишком громкие слова для пустого разговора. Юнец пожал плечами, и фрументарий начал задаваться вопросом, которым стоило поинтересоваться еще раньше. Неуверенность, дерзость, наивность и слепая самоуверенность навела его, наконец, на простой вывод - перед ним стоял переодетый в легионера неприятель. Что-ж, если у НКР так плохи дела, что их шпионы настолько неосмотрительны и глупы, это можно использовать. На первый взгляд юнец не был особо любопытным, и из него легко можно было что-нибудь вытрясти. Хотя, Вульпес больше склонялся к мысли, что первое впечатление всегда обманчиво. - Идем со мной, легионер, - позвал он и двинулся в самый неприметный и темный угол. Страх, как кожная пора, при повышении температуры раскрывается. И так, подогретая вокруг атмосфера развяжет язык засланному солдату. НКР никогда не отличались особой храбростью. Обернувшись, Инкульта уже хотел было снять маску, чтобы еще больше задавить поганца, но в каком-то странном порыве обхватил того, крепко сжимая в причудливом объятии. Тот, обалдев от такой неожиданности, слабо двигал конечностями в попытках хотя бы ослабить давление, но фрументарий словно забылся. Человек был теплым. Приятным, пусть от него пахло смрадом дыма, прогнившей плоти, крови и пота, и чем-то травяным. Кожа, грязная и сухая, где-то даже избитая и разрисованная несколькими шрамами отдавалась мягкостью, как и движения, несмотря на грубую хватку Вульпеса - плавные, осторожные. - Мне нечем дышать, - еле слышно пропищало сдавленное тельце и фрументария словно поразил гром. Выпустив его из рук, но все же не отдаляясь, Вульпес одним резким движением сорвал скрывавщую лицо маску и отступил, оцепенев. - Лаверн? - он словно сомневался, увидев курьера перед собой, поэтому утверждение прозвучало скорее как вопрос. Взлохмаченные светло-русые волосы, прищуренный от света взгляд, в растерянности блуждающий вокруг. Да, это была она. Но что же ей понадобилось здесь? Примкнула к рядам НКР? Хочет ослабить Легион изнутри? Множество версий и вопросов вертелись на языке, но мужчина был не в силах их озвучить. Лаверн так же не могла издать ни звука, поэтому покорно ожидала выговора, упреков, спора - чего угодно. Весь вид ее говорил о сожалении и каким-то жалостливым отголском отражался в сердце фрументария. Они бы долго простояли подобным образом, если бы не воин, промычавший что-то нечленораздельное в то время как курьер несмело подалась вперед, заглядывая в меняющееся лицо фрументария. Тот, в свою очередь, автоматически сжал ее в своих длинных лапах, словно беззащитное, маленькое существо, на которое каждый хищник сможет напасть в поисках лакомого кусочка, и поэтому обязан был того защитить. Невольный свидетель, под гневным взором Вульпеса, поспешил тут же удалиться. - Вот так и рождаются домыслы.. - обреченно вздохнула Лаверн. - Ты позоришь меня - процедил Вульпес, отстраняясь. Внутри него боролись неведомые силы. Словно ветер, сквозь который ничего не видно, тяжело передвигать ноги, который и леденит и сушит кожу одновременно. Немыслимое, отвратительное чувство, которое царило в его душе после бессознательной, но намеренно желаемой близости. Слабости, которые чернят чистые воды разума. Те самые слабости, благодаря которым зеленая, сочная трава и кристальная, безвредная вода превратились в то, что сейчас зовется Пустошью. Лаверн все еще держала его за руки. Ее никак не задели эти слова, напротив - у той был серьезный, пристальный взгляд, который старался разгадать мельчайшее движение мускул, шорох эмоции, малейший отблеск, загорающийся и стихающий на лице фрументария. О чем могло думать это существо, он не мог понять. И не должен был даже думать что-либо об эмоциях, но теперь эта загадка казалась ему важной. Буря никуда не делась, но через какое-то время стихла, словно перетекая из его мечущегося сердца сквозь пальцы девушки, и он, аккуратно, будто боясь спугнуть, отступил. Не сказав ни слова, быстрым, уверенным шагом отправился командовать диверсией в Серчлайт - заразить радиацией целый город, обрекая на ужасные муки солдат НКР.