Десять затяжек

      Дни незаметно проходили. Также быстро проходили и затяжки… каждый день по одной — стало нерушимой традицией. Чес неуклонно соблюдал эти правила, поэтому ежедневно навещал Джона; пускай и иногда вовсе не было времени или не хотелось, но он старался всегда находить пару минут на затяжечку вместе с Константином. Более одной сигареты в день он не выкуривал принципиально: как был верен сложившемуся правилу, так и не смел отклоняться от него. Во-первых, было скучно курить одному, да и не очень-то хотелось, ибо хоть в девятый, хоть в сотый раз Креймеру был неприятен сигаретный дым; во-вторых, делать затяжку без Джона стало как-то… не по себе, что ли. Чес пытался однажды зажечь сигарету, но без напарника это дело не задалось и закончилось едва ли не потерей дорогой зажигалки. Чес прекрасно помнил, сколько та стоила, поэтому побоялся пробовать во второй раз, понимая, что если всё-таки потеряет её, то будет винить свою криворукость до конца дней. Вот так и получалось, что курил он только тогда, когда курил Константин: рядом с ним и руки мгновенно вправлялись в нужное место, и пропадала неуверенность, и дым переставал казаться противным — да даже за каким-нибудь разговором он начинал приобретать тот непередаваемый сладковатый привкус; уж никогда Креймер не подумал бы про себя, что когда-нибудь в жизни ему начнёт нравиться курение. Но, действительно, это было так — Джон неосознанно приучил его к этому, привив, сам того не замечая, ему убеждение, что делать затяжку с ним хорошо и приятно. А таксист, ясное дело, не мог думать иначе, чем так. Ибо если он начинал доверять кому-то слепо, то не снимал с глаз повязки почти что детской веры до самого конца.       А затяжки медленно утекали, таща за собой и дни. Или наоборот? Креймер, если честно, и сам не знал, да и вообще запутался сильно в происходящем, потому что был втянут в желейноподобное беспечное настоящее, сотканное из дыма, контуров привычной, слегка потрёпанной кухни и блистающее иногда тепловатой улыбкой Джона. Он любил её. В общем, это было ожидаемо, потому что всё редкое автоматически становится привлекательным и приятным для нас. В особенности исключением никак не мог быть Чес — он никогда в жизни не считал себя кем-то выдающимся. Он просто обыкновенный человек, чьи порывы души в определённых ситуациях весьма ожидаемы. Только вот, что произошло позже, не поддалось никаким прогнозам и гороскопам…       Но об этом ещё только впереди, ибо даже будущим, видимым нам событиям своё время.       Как и говорилось, дни постепенно шли. Когда-то у Креймера и его вечного пассажира (уже сильно приелось название, не находите?) появлялись дела, порой сложные; времени на отдых не было — только на перекур. Вообще все последующие дней пять прошли быстро, резво, редко лениво и неспешно — такое бывало либо вечером, либо ночью. А восьмая и девятая затяжки даже объединились в один день; Чес позволил себе впервые выкурить не одну сигарету, а аж целых две, потому что Джон как-то ободрительно похлопал его по плечу и немного улыбнулся, а все мы знаем, что значила эта улыбка для него. Да и денёк выдался несладким, нужно же было как-то снять стресс? Креймер качал головой, называл себя дураком, но не мог не признать, что начинает приобретать привычки и словечки курильщика: вот уж и докатились до того, что сигаретка снимала стресс. Раньше он не понимал этого, однако… однако и сейчас, в сущности, это тоже осталось для него загадкой, хотя он сам был уже давно вовлечён в этот круговорот. Лишь Константин не давал ему надолго задумываться над этим, постепенно утаскивая его в своё «грешное ложе»… а разве Креймер был против? Ему только в радость идти хоть на дно океана, лишь бы Джон был рядом под боком…       Несмотря на довольно радужный и короткий обзор этих четырёх дней, на деле же всё было куда менее весело и мило. Да, в эти четыре дня случилось много интересного, Константин даже изредка бывал откровенен, но… чувствуете, опять то самое «но» — двигатель человеческого эгоизма и навеватель неудач? Именно оно довело Чеса до такого состояния: до хрипоты в голосе, вовсе не приятной, до постоянного кашля и уже начинающихся проблем с лёгкими, и наконец до какого-то странного, полусонного состояния без сигареты в нужное время. Последнее было хуже всего — словно ломка. Креймер догадывался, что это нечто психологическое, да и читал вроде где-то, однако какие книжки могут сказать правду так, как её скажет сам человек, испробовавший или испытавший что-то? Всё это сухая правда в чёрных буковках на белом фоне яркого экрана! Джон тогда сказал мало и скомкано, зато, как понимал сейчас Чес, до зубовного скрежета правдиво. А правда разве когда-нибудь была принята своевременно и без отторжения? Ответ ясен.       Однако, кажется, мы слишком отошли от этого «но», которое опять мешало спокойно жить Чесу. Этим «но» оказались сами разговоры, происходящие во время затяжек — то самое, на что возлагал все свои надежды Креймер. Они… не то чтобы не удовлетворили паренька — как было сказано, Джон иногда мог позволить себе сказать что-нибудь эдакое личное, — но просто ощущение оставалось странное после каждой такой сказанной фразы или целых предложений; даже казалось, что и эти слова какие-то неоконченные, обрубленные. Хотелось услыхать их продолжения, а уж Константин подсыпал ему новую порцию чего-то личного, тоже, впрочем, непонятного и обрубающегося, как чувствовалось, на самом интересном. Чес жаждал большего, а получал лишь эти огрызки. Конечно, грех ему жаловаться — он и сам себя за это корил, но неосознанно было желание получать больше отдачи на свои жертвы. Это естественно (эгоизм в нём лидировал, он знал), но это естественное Креймер старался подавлять, и в итоге получал ещё большую жертву и ещё большее желание узнать правду о Джоне. Линия его мыслей замкнулась, и теперь он мотался по кругу, словно по карусели, только уже не радостно, как это бывает, а как будто катался там раз сто и вовсе не рад сто первому, ибо удовольствия это не приносило.       В итоге он имел далёкое от лелеемого в мечтах настоящее, хотя, дабы не признавать в себе кажущегося со стороны эгоизма, прочно упрятывал эти претензии, считая их глупыми и необоснованными. Но ведь в конечном счёте и его недовольства должны вскоре вскрыться, как и многие остальные. Только вот будет ли это нужно самому адресату всех этих претензий? Креймер уже заведомо знал, что навряд ли. Поэтому, до поры до времени, оставалось проглатывать их молча.       Таким, немного странноватым способом, и прошли их последующие шесть затяжек. Чес уж давно привык к сигаретному греху внутри и снаружи себя; мелкие симптомы и недомогания прошли ещё в первые дня два, а тяжесть в груди стала привычной. В голову потихоньку начали закрадываться мысли о бесполезности принесённой жертвы, но Креймер их упорно не замечал, стараясь, как только те появлялись на пороге, занять себя чем-нибудь другим. На самом деле он запутался и не мог понять себя: то ли он доволен происходящим, то ли сетует на своё безумство. Однако Чес не старался разобраться в себе, распутать тот жуткий ком тугих мыслей, а лишь всё отбрасывал на сотни провалившихся в бездну «потом». Он и чувствовал, что в итоге это не приведёт его ни к чему хорошему, но даже страх перед неизвестностью будущего был жалок по сравнению со страхом обнаружить в себе то, отчего может быть жутко тошно и не по себе. И тогда даже не поверишь, что это — часть тебя. Чес надеялся на что-то, что чудесным образом, взмахом волшебной палочки или хлопком в ладоши, должно решить все его проблемы и наконец рассказать ему, что с ним. Это удел слабых, он отчасти понимал, но готов был опуститься на ступень ниже, лишь бы не связываться с самим собой. Так и дошли до того, что курение привело его не только к проблемам со здоровьем, но и с самим собой — теперь и, кажется, навсегда злейший враг Креймера он сам. Кто бы поверил в это!       Чес усмехнулся и тут же заткнул свой внутренний голос, а то недавно из-за него такая фразочка проскочила, что хоть стой, хоть падай! Он встряхнул головой и обернулся назад, на подъезд, в котором скрылся Джон. Да, сегодня они вновь на работе после целого лениво проведённого дня; а, как говорится, любишь отдыхать, люби и работать, поэтому звонок Константина настиг его в два часа ночи; пришлось чертыхаться, зевать, спешить, обозлиться на весь мир, но ехать. Зевая и наблюдая за светлеющей дымкой тумана над головой, Креймер сонно думал о причинах столь раннего появления демонов: в ход шло всё от того, что им попросту могло не спаться, вплоть до мысли о различных часовых поясах между Адом и земным миром. Глупо, конечно, но всякий вариант хорош и имеет право на существование.       Чес не вытерпел, наконец отошёл от своей машины к дому, обычной многоэтажке, и уселся на ступеньку, решив подождать его так. Хотелось курить. Такое желание появилось сравнительно недавно; однако сейчас он попридержал свои амбиции, ведь со всей серьёзностью взял за правило не курить без Джона. Последний, кстати, был сегодня чем-то определённо взволнован и взвинчен, даже беспорядок дома устроил такой, будто собирался переезжать. Хотя куда уж ему — Константин слишком ленив для этого. Точнее, Креймер хотел верить в это и в то, что тот навряд ли бы собрался куда-то так резко уезжать, даже… даже не предупредив его. Но мог — это же сам повелитель тьмы, и он не обязан ни перед кем отчитываться в своих действиях и решениях. А уж в особенности перед ним, перед каким-то курякой Чесом Креймером.       Прошло уж два часа с тех пор, как Джон скрылся за обшарпанной красной дверью; таксист успел поскучать, съездить в маркет за хотдогом, заехать в ближайшее отделение полиции, чтобы заплатить за давно уж просроченные штрафы, а потом вернуться назад и подумать обо всяком, три раза выйти из машины и вновь залезть обратно, после всё-таки решив остаться снаружи. Было невероятно скучно, Креймер пытался пойти за ним, но в итоге все четыре попытки закончились неудачей, ибо этажей оказалось аж целых двадцать, а квартир — вообще бесчисленное количество и непонятно, в какой из них происходило действо. Конечно, можно было пройтись по каждому этажу и чисто интуитивно и по звукам и суматохе определить, где властвовал Константин, но Чес как-то отбросил этот вариант, боясь навязаться ему. Раз не брал с собой — значит, не нужен. Это было почти всегда… парень усмехнулся: он так практически и не сдвинулся с места — как был далёк от Джона, так и не приблизился ни на йоту. Это, между прочим, логичный финал его истории… глупо не признавать. Креймер улыбнулся, а рука непроизвольно полезла в карман. Курить он любил и ненавидел. Никогда не думал, что начнёт питать противоречивые чувства к чему-нибудь; Константин, оказывается, умел менять чужие жизни. В этом убедиться можно было с лёгкостью и на нескольких примерах.       Чес удержал себя в пятидесятый раз от затяжки, ибо, во-первых, принципы не позволяли, а во-вторых, сегодня должна быть затяжка номер десять. Как никак, круглое число. Может, у него были какие-то предрассудки, но не хотелось портить такое красивое число столь отвратным курением в одиночку. Хотелось, чтобы Джон был рядом; кажется, зависимость от курения было не таким уж и страшным, как зависимость от него и его редких словечек. Креймер выдохнул и посмотрел на проехавшую мимо машину; его же собственная стояла на другой стороне улицы. С каждой минутой скукоты и света становилось в два раза больше, постепенно теплело, а улица стала изредка пестрить рано проснувшимися прохожими. У Креймера появилась мысль вновь наведаться к Константину, точнее, попытаться его найти. Конечно, было одно «но» (опять): тот мог выйти в любое время и, не увидав своего водителя после трудной работы, сильно разозлиться, ибо домой после такого хотелось сильно-сильно, Чес представлял. Но любопытство, что же там такое происходит, взяло верх, поэтому он, ещё минутку посидев около подъезда, вскоре встал и вошёл вместе с первым вышедшим господином в очках. Он очень редко позволял себе такое, ведь каждое его появление сопровождалось неодобрением и долгой, иногда короткой гневной речью Джона, да и практически всегда его помощь была ненужна. Да и что он, в принципе, мог сделать такого гениального для самого Константина? Джон был сам себе помощником. Всегда. Ему, наверняка, что есть Чес Креймер, что его нет — всё равно, курил бы и добирался в одиночку, либо задействовал каких-нибудь людей, чьи лица и фамилии навряд ли бы трудился запоминать. Так, по крайней мере, считал сам Чес, минутами иногда доходящий до такого отчаяния, что даже и не верилось, как с такими мыслями он мог жить спокойно, да к тому же ещё и улыбаться. Но как-то мог. И сам даже и не задумывался над этим.       Лифт со скрежетом распахнулся, и таксист вошёл туда: первый этаж был давно обследован и снят с подозрения. Также он проверил шестой и девятнадцатый этажи. Почему именно их? Да для того чтобы ещё раз убедиться, что интуиция у него отвратная. Наверное, именно поэтому всё настоящее оказалось далеко от ожидаемого. Хотя, возможно, оно так всегда. Чес решил обследовать каждый этаж по-быстрому; боязнь перед Константином прошла, может, совместные затяжки повлияли или что-то ещё, но тот теперь не казался ему таким уж устрашающим. И, конечно, может Креймеру показалось, но в последнее время, по его наблюдениям, Джон, иногда высказывая ему своё недовольство, уже не прикладывал ту экспрессию, те злобные едкие слова и не оставлял неприятного осадка на душе, а немного журил, будто младшего брата за мелкую проделку. Была вероятность, что такое наблюдение могло быть неверным, но Чес старался судить критично, будто со стороны, и каждый раз получался один и тот же вывод. Приходила иногда мысль, что курение обволакивало едким дымом особой связи двух различных людей и яростно, совсем как-то непропорционально сближало их. И потому ругать человека, с которым куришь, было не то чтобы невозможно, а немного странно и необычно. В итоге Креймер сделал два вывода: курение всё-таки сближало и чувство юмора у Джона напрочь отсутствовало. Это всё самое главное, что он мог понять. И он действительно гордился сделанными заключениями, несмотря на то, что первое было прописной истиной, а до второго, наверное, можно было догадаться и без вреда собственному здоровью. Но Чес был в любом случае рад и, как уже говорилось много раз, ни о чём не жалел. Однако, кажется, это явно не те мысли, которые должны быть в голове, когда продираешься сквозь какого-то пьяницу на этаж, отпихиваясь и отбиваясь от него, и заталкивая его в лифт, дабы как-то отделаться. Справившись с дурно пахнущим источником собрания всех алкогольных ароматов, Чес, выдохнув, направился по тёмному узкому коридору дверей и каких-то громоздких шкафов.       Обойдя это место вдоль и поперёк, он вернулся назад, но решил не ехать на лифте, а пройтись пешком. Ничего интересного в последующие минут десять он не увидал; лишь, оказавшись на тринадцатом этаже, Чес услыхал над собой через этаж какой-то шум, возню, беготню и, кажется, перетаскивание чего-то тяжёлого, но порешил не бежать сразу туда, а проверить сначала пустынный четырнадцатый. Сделано это было тупо для галочки и из-за его прирождённого занудства, но нетерпение всё равно по-страшному жгло в груди. Наконец он смог вернуться на сумрачные лестничные площадки и подняться наверх; по резвой и оживлённой обстановке на этаже можно было с лёгкостью догадаться, что там что-то происходило. Когда Креймер проходил по коридору, его то пихали, то толкали, сопровождая это многочисленными «Извините» или просто угрюмыми взглядами. Квартиры были частью открыты, некоторые люди боязливо выглядывали из-за дверей, а впереди кто-то истошно кричал и плакал. Впрочем, картина типичная для обыкновенного изгнания демона. В конце коридора дверь была открыта настежь, там концентрация криков оказалась выше, что, в общем-то, и понятно; Чес сразу понял, что там происходило главное зрелище. Мимо него то и дело кто-то пробегал, все были напуганы до чёртиков и непонимающе оглядывались на него и робко обходили проклятую квартиру. Креймера никто не спрашивал и не останавливал, только удивлённо посматривали на его олимпийское спокойствие; на деле же никто ничего не понимал, но все знали, что происходит что-то страшное. Собственно, сам Чес также находился в небольшом недопонимании происходящего, но ему было действительно как-то всё равно на это. Он без проблем вошёл в квартиру и сразу в прихожей, рядом с каким-то сундуком с разваленными старыми вещами, увидел причитающую и ревущую женщину преклонного возраста.       — Мой сын, мой сын! — словно молитва, вылетало у неё, а её руки периодически отрывались от лица и взбрасывались вверх. Она сквозь слёзы, показалось Чесу, даже и не заметила вошедшего, а может, увидела, только ей было уже всё равно, ибо прихожая, как потом огляделся он, оказалась наполнена ещё не менее десятью людьми. Кто-то пытался хлопотать рядом с женщиной, кто-то стоял тихо в углу и сдавленным шёпотом переговаривался с соседом, а другие просто нечаянно забежали сюда, с интересом и тихим ужасом поглядывая на дверь и каждый раз вздрагивая от доносящихся оттуда криков и стенаний, а также раз минуту рушащейся мебели. Креймер сразу понял, что его пассажир орудует как раз там, и незамедлительно отправился туда. Кто-то перед тем, как он нажал на ручку двери, предупредительно крикнул ему:       — Парень, осторожнее! Там даже непонятно, кто опаснее: человек или это существо! — Чес удивился лишь слегка и мелко кивнул, нажав на ручку и толкнув дверь. Про себя он улыбнулся и хмыкнул. «Вот уж этот Джон! Распугает всех…» Однако его светлым и милым мыслям пришёл конец, как только он оказался в комнате; не успев толком ничего разглядеть, он оказался грубо откинутым кем-то назад ударом в грудь, из-за чего резко сократилось дыхание, и так сейчас находящееся не в самом лучшем состоянии, а потом вообще упал на спину, головой ударившись о пол; в глазах заплясали огоньки, в мозгах затуманилось, и Чес как во сне увидал перед собой истощенное, бледное лицо с чёрной разинутой пастью и налитыми кровью, безо всякого выражения разума глазами. Креймер в следующую секунду пришёл в себя, увидал, как острые зубы начали целиться в его направлении, а тощие руки схватили его за горло, и приступил к скорой защите. Люди кругом звонко завизжали и мгновенно выбежали из квартиры; лишь ревущая женщина хотела было подползти к захваченному дьяволом сыну, но кто-то с силой оттащил её. Чес быстро и жёстко отпихивал брыкающегося парня и старался откланиваться в разные стороны от щёлкающих буквально в паре сантиметров от его ушей зубов. Силы у охваченного демоном было немного, поэтому даже редко ввязывающийся в драки таксист смог отбиться и последним ударом отбросить его в сторону от себя. Парень приземлился и довольно сильно ударился головой о тот самый сундук, около которого сидела его мать. Пока он очухивался, Чес резко вскочил и побежал к входной двери, чтобы прикрыть её и не дать парню сбежать. Когда это было сделано, Креймер обернулся и увидал: жертва очнулась и теперь стремительно надвигалась на него. Ему пришлось, слегка дёрнувшись в сторону, ловко стукнуть локтем по голове пригнувшегося для толчка ему в живот парня; нечто похожее на удар всё-таки произошло, однако Чес даже не заметил этого, зато получил сполна каким-то острым предметом по тыльной стороне ладони — видимо, когда парень приземлился около сундука, то не стал терять время, а захватил ножик либо спицу. А может, что-то другое — Креймер так и не понял, что там звякнуло об пол и закатилось в угол, ведь был больше озабочен тем, чтобы жертва демона вновь не встала.       Глянув вниз, под ноги, Чес смог увидеть, что удар его оказался силён. Парень был повален навзничь; Креймер ощутил в левой руке жжение, но не обратил должного внимания, всё ещё тяжко дыша и отходя от произошедшего — случилось ведь это всего в какие-то считанные секунды. Таксист нагнулся, а потом и присел на корточки, заглянув в лицо парню и точно теперь убедившись, что тот не опасен. Вдруг тень накрыла его, и он быстро поднял голову, потом как обычно тепло улыбнувшись.       — Джон, а ты знаешь, что люди бояться тебя как демона? — шутливо спросил он, вставая с пола и добродушно глядя на хмуро смотрящего на него человека. Тот лишь хмыкнул и, кивнув в сторону распластавшегося парня, бросил:       — Хороший удар, — как всегда, произнесено с равнодушием. Но Чесу и этого хватило для широкой улыбки. Креймер встал и, продолжая смотреть на Константина, почувствовал, что в его собственном взгляде проскальзывает та самая нотка детского восхищения, из-за которого чувство собственного величия Константина обострялось до небывалых высот.       — Спасибо, Джон, — ответил Креймер и пронаблюдал за тем, как тот взял бедную жертву за шкирку и потащил назад в комнату. — Почему ты не берёшь меня? У вас, я так заметил, очень интересно, — добавил Чес, дойдя до порога и не решаясь пройти дальше, ведь знал привычку Джона изгонять демонов без помощи посторонних. Тот дотащил почти что бездыханное тело до середины комнаты, грубо кинул его и навис, словно что-то пытаясь понять. Потом вдруг вспомнил, что его, оказывается, спросили, и коротко бросил:       — Стоит тебе попробовать делать одно и то же пятьдесят раз, так всякая, даже самая интересная работа покажется нудной и рутинной. И нет здесь ничего интересного, — он вновь встал в полный рост и хмуро глянул на своего помощника. — А вырубил ты его славно — долго ещё не придёт в сознание, — усмешка, ленивый зевок и многозначительный взгляд, явно намекающий на то, чтобы Креймер прикрыл дверь.       — Вот всегда так… — слегка обиженно произнёс Чес и, насупившись, закрыл дверь. Он отошёл было всего лишь на метр, но щёлка приоткрылась, и шёпот возвестил ему:       — Это настолько скучно, что намного интереснее покажется сидеть в машине. Это я сказал не для того, чтобы тебя успокоить, а для того, чтобы ты поспешил спуститься и перепарковать машину, иначе у нас есть великолепная возможность пройтись пешком. Я думаю, два километра до дома после бессонной ночи не есть хорошая перспектива.       Чес прицокнул, закатил глаза, подошёл к двери ближе, заглянув в щёлку на надсмехающееся лицо Константина, и проговорил в ответ, почему-то также тихо:       — Почему ты не можешь обойтись без выбрасывания зеркала на улицу? Мне кажется, в скором времени я пропишусь в автомастерской как постоянный клиент… — он не смог скрыть раздражения, хотя вовсе его не испытывал, а это было так, из-за постоянных очередей на ремонт и довольно крупных сумм. Но и это на самом деле он уж давно простил Джону.       — Оу, неужели мой дорогой Чесси сердиться? — с каплей наигранной приторности и килограммом сарказма спросил он, потом негромко рассмеялся и закрыл дверь. Ещё долго слышался его смех оттуда, а Креймер не мог перестать смущаться от этого странного «Чесси», которое продолжительное время не могло выйти из его головы. Он плюнул, мысленно проклял дар Константина ловко подстебать и покинул квартиру, решив всё-таки, что тот предупредил его не просто так. Около входа в прихожую, рядом с дверью, преданно ожидала мать обуянного демоном, и, только повернулась ручка двери и Чес высунул голову, она сразу накинулась на него с расспросами. Он уверил её, что всё будет нормально, нужно только подождать, и скорее направился к лифтам. Пришлось опять преодолеть туеву кучу народа, где каждый считал своей обязанностью спросить Креймера о том, что происходит и насколько это опасно. По возможности ответив многим общими словами, таксист смог подобраться к лифту и всё же уехать. Опускаясь неспешно вниз, он опёрся спиной о стенку и, вдохнув-выдохнув, закрыл глаза. Что-то его всё-таки сегодня взбудоражило; румянец не спешил сходить с щёк; вы не представляете, сколько раз за всю жизнь Креймер проклял это своё наказание. Наверное, это была плата вперёд за какие-то его ещё несовершённые грехи. Только какие? И когда они должны совершиться? А может, уже совершились? Чес часто спрашивал себя об этом, но потом всё-таки начинал считать, что от таких мыслей можно свихнуться, потому и резко переключался на что-то другое.       Как только двери лифта раскрылись, он услыхал звонкий, переливчатый удар и мысленно попросил, чтобы это было не на его машину. Но, сколько спеши, не спеши, сколько ни старайся успеть вовремя, как много ни проси, карма есть карма; Креймер понял это остро, когда выбежал на улицу и увидал, что злосчастное зеркало приземлилось не иначе, как на его машину. Всё всмятку, даже спасать нечего. Этот раз оказался хуже предыдущих, Чес научился распознавать степень запущенности положения и происходящее сейчас оценил самим высшим баллом по своей шкале. Он выбежал из подъезда, всплеснул руками, крикнул «За что?» и без сил упал на колени. Он понял, что остался без машины, ибо собрать из этого жалкого шлепка металла нечто похожее на автомобиль было невозможно.       Но сокрушаться долго Креймер не стал и вскоре присел прямо на поребрик, со стороны поглядывая на машину и на до чёртиков удивлённые лица прохожих. Даже проезжавшая мимо полиция остановилась, на минуту вышла, поспрашивала прохожих, чья эта машина, и, не удовлетворившись, поехала обратно. Таким образом Чес просидел минут двадцать, а после очнулся от ладони, довольно мягкой опустившейся на его плечо. Он не мог не вздрогнуть и после снова обругал себя — уж слишком это было не по-мужски.       — Ну что, пройдёмся пешочком или предпочитаешь угнать машину? Лично в моём районе это возможно, хотя нам всё равно придётся идти и довольно долго, — Чес встал и, хмыкнув, улыбнулся.       — Пошли пешком, если ты не против. А с машиной сам разберусь, не беспокойся, — дружелюбно сказал он и пошёл вперёд, плечом слегка толкнув Джона, будто подгоняя его, но сделав это совсем нечаянно. Но Константин не поддался и даже не шелохнулся, а наоборот своим плечом притормозил Чеса и, нагнувшись к нему, тихо проговорил:       — Делаю одолжение… даже не знаю, по какой причине. Может быть, через неделю ты увидишь новую машину. А может, и не увидишь…       — Нет, я сам с этим разберусь, — твёрдо проговорил Креймер и продолжил движение вперёд. Уж чем-чем, а своими проблемами он не собирался обременять Джона. Развернувшись, он добавил: — Тебе же наверняка в скором времени нужна будет машина. Через неделю не подойдёт. К тому же, я сам виноват, что поставил её туда. Думаю, что даже можно было что-нибудь сделать с этими обломками, но надо посмотреть.       Константин обернулся в его сторону, растянул губы в ехидной усмешке и сделал шаг.       — Вот ты какой… нет, твой максимализм мне понятен. Однако мне не понадобится машина. В этом и вся загвоздка. Свою вину признавать не буду, со своей делай что хочешь, но от своих слов насчёт новой машины за мои деньги я не отказываюсь, — он зашагал вперёд по улице, оставив позади себя удивлённого Чеса. Тот пару раз моргнул, переварил всё это в мозгу, а после, догнав его, прямо сказал:       — Тогда и мне не будет нужна машина!.. если и тебе не нужна… — говорил, исподлобья смотря на него, Креймер, а после хмыкнул. Тот усмехнулся и покачал головой.       — Какая забавная преданность, — равнодушно и с долей иронии произнёс Константин и зашагал быстрее. Это было единственным ответом на его восклицание, далее последовала тишина; Чес не знал, как продолжить беседу и как воспринимать это молчание. Так-то он был сильно удивлён сказанным Джоном; впрочем, такое изумление от каких-то слов было не впервые. Однако в голове явно не укладывалось то, что сам Константин дарует ему машину; по крайней мере, Креймер не хотел с этим мириться и в любом случае решил, что откажется от ненужной, слишком неприемлемой для него помощи. Правда, всё это было только в мыслях — а так пойди, скажи это ему. Чес понимал, что плохо не уметь давать сопротивление, но отчего-то учиться этому за счёт Джона не хотелось — спасибо, уже кое-чему он научился у него, и это кое-что было отнюдь не хорошим.       Но порешив всё-таки на том, что потом сам восстановит машину, Чес, глянув на адрес улицы и запомнив его ещё раз, лениво поплёлся за ним. Улицы были пока пустынны, люди только-только начинали выползать из своих сонных нор, а дороги стали понемногу заполняться автомобилями с зевающими водителями. Креймер тоже не помнил, как сегодня вообще живым добрался до места встречи, ибо спал от силы часа три-четыре. И сейчас спать хотелось жутко. Или курить. Курить, наверное, больше. Креймер про себя горько усмехнулся и покачал головой: никогда бы в жизни он не подумал, что такие мысли для него действительно возможны. Хотя, вероятно, после встречи с Джоном вообще всякое возможно, пускай и самое нереальное. Только в определённой степени… что-то всё же оставалось в разряде фантастика. А вот что — Чес сформулировать не мог. По крайней мере, на трезвую голову.       — Ждёшь десятой затяжки как нечто особенного? — издевательство было в Константине всегда неизменно, это Креймер понял ещё давно, но до сих пор ему было как-то не по себе слышать это. Казалось, что это должно было пройти и освободить место доброте. Но, во-первых, с какой стати, а во-вторых, Джон и доброта уже по определению вещи несовместные.       — Почему я должен считать, что номер десять что-то значит? — как можно более равнодушно спросил Чес, даже удивившись довольно реалистично выдвинутой лжи в своём голосе — обыкновенно его враньё ощущалось с первого слова. Так повлиял Константин? Или что-то ещё?       Он же пристально посмотрел на него, заметно потряс головой и тихо прошептал, казалось, только для себя:       — Ты становишься похожим на меня… — Чес всё же услышал и с неподдельным удивлением воскликнул:       — Почему? — какие-то остатки детской наивности Джон, видимо, услыхал в этом возгласе и мелко улыбнулся. Эта мелкая улыбка была порой многим для Чеса. И даже сейчас, по прошествию столького времени.       — Почему? — Константин поправил ворот рубашки и стряхнул с плеча прилипший листок. — Да потому что ты дурак, вот почему!       Креймеру, как всегда, пришлось удовлетвориться этим ответом. Он уж давно привык слушать какие-то обрывки, обглоданные остатки и довольствоваться лишь ими. Мы же ещё помним про его роль королевского придворного и эту самую участь? Можно смело заявить, что ничегошеньки не поменялось за эти девять затяжек — всё также. И если уж сегодня уже десятая, то о какой глобальной перемене может идти речь? Чес понял, что уж и не врал, говоря так Джону — наверное, оно потому и звучало правдиво, а врать он так и не научился. Вообще ничему не научился, кроме как курению — так понял сам Креймер.       Знакомые серые, только сейчас малость сонные улицы куда-то сворачивали, извивались, поднимались в горки; Чес вовсе не чувствовал усталости, наоборот понял; в ранних утрах что-то есть. Было прохладно, малолюдно, небо кое-как подёрнулось розовым светом, ветерок был слаб и приятен, а атмосфера сама не была перенасыщена той активной городской жизнью, которой был пропитан каждый, даже самый малый, мегаполис; разница была лишь в том, что вокруг находились многоэтажки, а не тенистые леса с полями. Да даже если прикрыть глаза на пару секунд, то можно было без труда оказаться в воображаемой деревне, а не здесь — уж так похожа была атмосфера. Креймер вдыхал глубже, однако, сколь чист или грязен не был бы воздух, для него он всё время будет с привкусом дыма, а уж хорошо это или плохо — определить было нельзя.       Чес остановился только тогда, когда его спутник неожиданно притормозил около разветвления улиц. Он вопросительно глянул на Константина: тот выглядел хмуро и задумчиво. «Кажется, далее он хочет пойти один…» — бегло пронеслось в мыслях у Креймера; не за много лет, а за эти полторы недели научился он определять намерения Джона.       — Твой дом там. Иди. И приходи к… — он на секунду замялся, подумал и договорил: — К восьми. Сейчас времени нет с тобой возиться. И ещё у тебя что-то с рукой, — указал кивком головы в сторону его располосованной руки и быстро зашагал по мощённой камнем дороге, плавно ведущей вниз. Лишь его плащ как-то слишком красиво развевался на ветру; Чес ощутил, как под сердце ему ввели необходимую ежедневную дозу печали; даже руку саднило менее отвратительнее. Укол был и так болезненный, а само снадобье оказалось куда хуже; однако это горькое лекарство ему нужно — прописано принимать раз в день, можно больше, от приступов феерических мечтаний и грёз. Подписано и заверено доктором Джоном Константином под его страшным диагнозом дурацких мечт с заголовком… какой заголовок дать? Как обозвать эту лабуду? Манерно покачав головой, Креймер нервно улыбнулся и скорым шагом поспешил по своей улице, вовсе не смотря под ноги. С какой стороны к вопросу не подходи, в какие метафорические формы его не обличай, всё равно главное остается загадкой. Он уж, честное слово, не знал, что делать с собой и своим прирождённым глупым ребячеством. А впрочем, вскоре он отбросил эти лишние философствования — всегда считал, что это явно не для него. Чес точно не знал, его ли эта улица и туда ли ведёт эта большая замшелая дорога; кровь с руки удалось кое-как стереть, удивительно, но ничего не запачкалось. Креймера даже выбесила эта его удачливость, ведь он знал, что если повезёт в таких мелочах, значит, он облажается в чём-то более крупном. Собственно, это уже не должно удивлять, правда?       Чес, сжав в руке салфетку, быстро и с безумным видом шагал по улице, совсем не заботясь о том, куда вела та. Больно не было ни внутри, ни снаружи; только как-то странно и пусто. Короче, ужасно. А может, это было таковым только в его видении. Креймер шёл податливо, согласно тому, как вела улица, и не обращал внимания на происходящее вокруг. Он даже не мог сказать точно, где его дом и куда нужно свернуть. Он просто слепо следовал маршруту, указанному Джоном. Снова, в который раз. А не верить означало нечто такое ужасное, что, по мнению его самого, уже нельзя было искупить в Аду. Как и всегда, Константин стал его путеводной звездой; уж было видно, что путь опять окончится каким-то жёстким провалом и стремительной летящей вниз кривой, но Чес был и рад.       Остановило его бесконечный круг размышлений жжение на тыльной стороне ладони, где, как оказалось, хорошенько прошёлся лезвием тот парнишка. Салфетка давно превратилась в красную мокрую тряпочку, Чес выбросил её в первую попавшуюся урну и достал другую. Даже несмотря на кровь, Креймер решил не идти домой, а пройтись где-нибудь вокруг да около — к тому же, кровотечение вскоре остановилось, и боль стала утихать. Но эти глупые мелочи были, ясное дело, не самой главной мыслью в его голове. У парня было такое неприятное предчувствие, когда, вроде, всё вполне себе идёт своим нормальным чередом, то есть не плохо и не хорошо, а всё равно возникают смутные сомнения и волнения. Они мелкие, но столь противные, что, кажется, будь они огромными, можно было умереть сразу только от их представления. Немного удручающее состояние, одним словом. Безо всякой на то причины хотелось напиться и загрустить в какой-нибудь из многочисленных забегаловок, желательно ко всему этому — заказать какую-нибудь шлюху. Да, Креймер и сам удивлялся своим необычным мыслям, столь нехарактерным для него. Но, кажется, он уже давно перестал быть собой. Тогда, когда взял в рот свою первую сигарету. Тогда он изменил всем своим принципам; а всякое изменение сопровождается глубокими последствиями. В его случае итогом была крайняя разбалованность и распущенность, которые, словно пиявки, ловко присосались к его душе; сразу налицо все слабости и невозможность устоять перед ними.       Чес прошёл ещё пару кварталов, прежде чем понял, в какую сторону ему пойти, чтобы встретить нужное заведение с нужными обитателями. В итоге дошёл сначала до многолюдной дороги, потом, пройдя по ней лишь немного, свернул на боковой переулок, ещё большой и опрятный, но постепенно становящийся всё более узким и грязным. В конце концов со всех сторон вокруг него стали виднеться обшарпанные стены, перевёрнутые мусорные баки, странноватые личности с безумными глазами (только сейчас Креймер понял, что шёл в забегаловку, прославленную не только ядерно продирающими напитками и красивыми женщинами, но и сильно действующими наркотиками, которые продавались за мизерные цены во всех углах того здания). Попрошайки сидели практически на каждом шагу, укутываясь в свои лохмотья; вонь стояла не то чтобы дикая, но резко бьющая в нос, а под ногами то и дело попадались картонные пачки и объёмные упаковки. Это была воистину самая грязная улочка в Лос-Анджелесе. Где-то в конце неё должен находиться бар, соединяющий в себе элементы и стриптиз-клуба, и питейной, и танцплощадки, и публичного дома; короче, для разгульных людей находка и только. Ну, может, туда хаживали не только разгульные люди, а ещё и потерявшиеся, но, кажется, это совершенно ненужные мелочи, ибо кто хочет называть себя несчастным, когда впереди его ждёт нечто приятное?.. Конечно о таком не задумываешься, всерьёз при этом не зная той самой причины, что привела туда… а в ней-то и кроется ответ на довольно сложный вопрос.       Вот уж впереди стал виднеться тупик; где-то рядом, знал Чес, находился и бар. Это место ему однажды показал, между прочим, сам Джон, но так, мимоходом и впопыхах, хотя ему раньше и не хотелось туда идти. А теперь было желание просто поселиться там. Хотя это уж чересчур; Креймер решил посмотреть по обстоятельствам. Притом же к восьми нужно было быть у Константина, желательно в трезвом виде; Чес боялся скорее не напарника, ведь тот мог попросту не обратить внимания на то, что его подмастерье под шафе, а себя самого… неизвестно, что он мог наговорить в нетрезвом виде. Алкоголь сильно ударял ему в голову, иногда даже чуть ли не со второй рюмки или стакана, поэтому он не любил выпивать. Последний раз он напился тогда, когда выпускался из школы; помнил юный выпускник из того адского дня, вечера и ночи не многое: полностью место сбора, какой-то захудалый ресторан, все разговоры ровно до половины третьего стакана… чего? Вот на этом и образовывалась огромнейшая пропасть в его памяти, очнулся Чес тогда только на следующий день ближе к вечеру под каким-то деревом. Сначала всё было хорошо: свежий ветерок обдувал, птички заливисто пели, травка была мягкой и не мокрой. А потом началось: свинцовая голова, мышцы болели, сознание отказывалось приходить в себя, на теле — лишь какие-то обрывки рубашки, благо, что штаны были на месте, правда, показалось много странным, что куда-то всё-таки делись трусы, но тогда это было неважно. Все остальные человек двадцать развалились беспорядочной массой на полянке впереди; около деревьев удалось место занять, кажется, немногим. Его бывшие теперь уже однокласснички находились в примерно таком же состоянии: часть одежды отсутствовала, все в дичайшем похмелье, денег в карманах нет, только лишь потом, когда все очухались, удалось собрать кое-как общими усилиями десять долларов и этим оплатить проезд в автобусе, водитель которого сжалился над ребятами. Да-да, ушли от тихого ресторанчика они тогда действительно далеко — аж за семьдесят километров. Наверное, позаказывали машины, которых после не увидали и которые наверняка кто-то угнал. Как оказалось, одна машина всё-таки осталась, но и та была в озере. И вот такие вот, с огромнейшими долгами за плечами, с тяжёлыми головами, без денег, голодные, обмёрзшие, они, прижавшись друг к другу, ехали в автобусе. Чесу едва удалось вспомнить смутные обрывки, однако тогда он решил всё же узнать, что конкретное вчера говорил и делал. Спросив сидящую вблизи одноклассницу, миловидную, но глупую брюнетку, насчёт этого, он увидал весьма странный ответ: девушка, встряхнувшись и едва узнав его, вдруг хитро улыбнулась и покачала своей кудрявой головкой. «Много чего делал… после этого я даже стала тебя уважать». Подробностей он так и не узнал — девушка отключилась. Парень, на чьё плечо опустилась её головка, также улыбнулся и также покачал головой: «От такого тихони, как ты, этого мы не ожидали. А вообще не парься — все вчера были хороши, да ещё пуще твоего». Что говорил и делал в тот роковой вечер, Креймер так до конца и не узнал, но даже по неясным отрывкам таких же подвыпивших людей ясно вынес один урок: алкоголь совершенно выбивает из него человека. Более одного стаканчика чего-нибудь спиртного ему нельзя.       Об этом сейчас почему-то задумался Чес, толкая тяжёлую и железную, безвкусно сделанную под старину дверь. Она никак не вязалась с полусовременным интерьером внутри; казалось, что бар обставляли вообще люди без элементарных знаний дизайна. Здесь ажурные подсвечники, там уж виднеется блестящий шар под потолком, столы и стулья — все сплошь из разных наборов, про посуду и скатерти говорить вообще нечего; а сама барная стойка была вообще будто бы выдолблена в Средневековье из камня и кое-как дожила до наших дней. Впрочем, само помещеньице было довольно приличных размеров для такого рода заведений; в распоряжении были даже два следующие этажа для… а в общем, понятно для чего. Бар назывался «Диана», а отчего так, а не по-другому, вообще неизвестно. Правда, постоянно не горели одна либо две буквы, поэтому и запоминался бар каждый раз по-разному: то Дина, то Дана, то Дна. Снаружи это было неприметное здание, но внутри… говорят, это было одно из рентабельных заведений в районе. Весь первый огромный этаж делился на разные зоны: танцпол, сам бар, столики, пару шестов для стриптиза. Здесь всегда было темно, казалось, окон нет, дым плавал вечным, не ослабевающим облаком под потолком, ибо курили здесь безбожно, лишь подсветка как-то разбавляла это царство тьмы и бесконечно льющегося спирта. Днём в баре было довольно спокойно, но по-прежнему многолюдно; можно было представить, какие вакханалии начинались ночью. К тому же, Креймер пришёл ровно в то время, когда основное веселье заканчивалось и усталые пьяные гости отправлялись по домам. В зале тихо звучала клубная музыка, уборщицы, лениво зевая, убирали горы мусора с пола и со столов, бармены сонно пересчитывали купюры и изредка протирали стойку в одном и том же месте, а подсветка в виде разрозненных синих кружков как-то печально остановилась на танцполе и некоторых столиках рядом. Кроме него, в зале было человек десять, но все выглядели напрочь уставшими и либо курили, либо тихонько тянули из стакана водку. Запах перегара был Чесу больше неприятнее, чем запах сигаретного дыма… хотя он, как вошёл, сразу поморщился, определив, что курили здесь весьма посредственный и дешёвый табак.       Креймер прошёл к бару; молодой, с грубыми чертами лица парень кинул на него удивлённый и презрительный взгляд, потирая какой-то бокал вот уже как минут пять. Чес присел около стойки и сказал:       — Джину, пожалуйста, — кажется, это «Пожалуйста» было слишком неуместным в таком случае; бармен кинул на него теперь уже насмешливый взгляд и достал ловко откуда-то маленькую бутылочку из тёмного зелёного стекла и рюмку. Креймер отсчитал нужное количество денег и положил их на стойку; если бы он пил джин каждый день, то через две недели такой роскоши стал бы совсем бедняком, ибо джин здесь славился отличным вкусом и хорошим качеством, а также заоблачной ценой. Чес схватил бутылку и рюмку и направился к ближайшему столику. Сев за него, он стал с интересом оглядывать присутствующих здесь. Слегка впереди него сидели два мужика, вдрободан напившиеся, но не хотевшие езжать домой; сейчас они что-то негромко обсуждали, заливая каждое предложение рюмочкой. Чуть поодаль и немного влево сидел тоже какой-то парень, слушавший музыку и спавший на своей руке; было странно, что его не выгнали, как и всех засыпающих в клубах. Это были все люди, что находились перед Чесом; посмотреть, кто позади, удалось не слишком хорошо, ибо было темно и неудобно. Да даже лица этих мужчин он не смог увидать из-за сумрака и смрада в помещении, но, кажется, за его спиной сидели в разных углах тоже какие-то в нетрезвом состоянии парни и даже пару женщин — ещё красивых, но уже переходящих в такую стадию, когда ночные тусовки и безмерное количество алкоголя начинают сказываться на их внешности. Но все они были на приличный порядок лет старше Креймера. А сам он точно и не знал, на что надеялся. Просто в душе было какое-то волнение и жуткое напряжение, перемешанное с недовольством, которое ему надоело глушить собственной мужественностью. Хотелось дать себе слабину хотя бы сегодня, когда было странное предчувствие, будто Джона у него забирает неведомая сила… Ах, мы и забыли про это сказать, но в последние два дня его не покидало чувство, что должен прийти скорый конец их затяжкам: то ли по его собственной вине, то ли по вине Константина, то ли в силу внешних обстоятельств…       Но это уже прошлое — после первой рюмочки славного джина в голове мгновенно прояснилось, мир стал казаться более светлым, а проблемы решились какими-то глупыми успокоительными словами. Настроение поменяло свой знак с минуса на плюс, и окружающее заиграло новыми красками; Чес ощутил себя так, как никогда за последний год не ощущал — было хорошо, тепло во всём теле, да и джин уже перестал с непривычки казаться противным и горьким, даже хотелось выпить его весь и за один заход. Некоторое время Креймера останавливали воспоминания прежних буйных лет, из-за которых он вляпался в сомнительные мероприятия, но вот уже была мягкосердечно разрешена ему вторая рюмка, а через минут двадцать — и третья… Чес, кинув блуждающий взгляд на ополовиненную бутылку, звонко икнул и повертел мутную рюмку в руках, чуть не разбив её, однако поймав коленями. В голове уже приятно шумело, тепло в теле превратилось в жгучий жар, будто бы в необъяснимую энергию, которую хотелось куда-то растратить, а на столе давно появились всё те же, неизменные пачка с сигаретами и зажигалка. Было острое желание закурить, но что-то его уже опьяневшую голову всё-таки останавливало… чувство долга? привязанность к привычному? что-то иное? Чесу было не до этого, однако факт оставался фактом: курить в одиночку он отказывался. Соображал он мало, по большей части неправильно и скомкано, всё в каком-то иллюзорном, перевёрнутом виде. Он был готов сейчас на самые отчаянные поступки, но только не на «закурить». Хотя это как посмотреть… если уж слишком сильно на него повлиять, то возможным становилось и это.       Креймер чувствовал какое-то неудовлетворение внутри себя; ему впервые в жизни захотелось поиметь какую-нибудь шлюшку с третьим размером груди и аппетитными бёдрами прямо здесь, на столе, при всех. Ну, или растратить свою пылающую энергию другим способом, однако никакого иного, кроме секса, в мире придумано не было. В особенности для пьяных, коим раздумывать трудно, а следовать примитивным желаниям — легко. Однако никого подходящего рядом не было, а умениями пик-апа Чес не обладал, поэтому и приходилось ему, стиснув зубы от злости, заливать в себя оставшийся джин. Его мысли были частью светлы, а мир представлялся сказкой, правда, с каплей горечи, но всё же сказкой; вскоре сказка наступила уже не в его мыслях, а в реальности — будто по какому-то мановению волшебной палочки в поле зрения вдоволь напившегося Креймера появилась сексапильная красотка. Рассмотреть её хорошенько не удалось, она лишь лёгкой рысцой пробежала через зал к другой двери служебного помещения; Чес сумел заметить лишь её гибкий стан, прекрасные формы и шикарные волосы, завязанные в конский хвост и несущиеся за ней шлейфом. Судя по всему, она — стриптизёрша; он определил это, ясное дело, не по названию двери, за которой она скрылась и куда имели доступ только рабочие клуба, а по её каким-то мелким, но слишком соблазнительным движениям — как она легко ставила ножку, как плавно наклонилась, забрав со стола что-то, как повела своей головкой в сторону что-то крикнувшего ей бармена… Как только она убежала, Креймер ясно понял для себя, что безумно хочет её, хотя и не видел её толком.       Джин сделал своё, это уж точно: всё было будто бы в каком тумане, подсветка начала кружиться, но не в реале, а в его голове. Было настолько хорошо, что от понимания этого становилось дурно. Чес чувствовал, что готов покорять горы, несмотря на свою малую выносливость, готов кататься на американских горках (которых он, к слову, боялся до жути и обходил за километр) и готов всё-таки соблазнить ту красотку, хотя в жизни отличался сильной робостью по отношению к девушкам. Он ощущал в себе до этого невиданные силы и считал, что, имея только их, сможет сделать абсолютно всё; а какие-то ошибки прошлых лет успешно забылись и остались занавешенными новыми чувствами и эмоциями. Креймер уже хотел было встать и идти начать делать хоть что-нибудь, как чудо резко произошло перед его глазами: та самая девушка выпорхнула из комнатки, причём не в переносном значении слова, а практически в буквальном — наряд на ней показался икающему и с глупым выражением сидящему Чесу похожим на бабочку. Но и это было не всё — сегодняшние чудеса продолжались. Он даже удовлетворённо подумал: «А после алкоголя живётся счастливее!», хотя думать тогда особо не мог, а уж вспоминать сделанные выводы во время такого состояния — и подавно. Девушка свернула к его столику и, повернув зачем-то голову в сторону барной стойки на пару секунд, смелее продолжила свой путь, хотя до этого робостью явно не отличалась. Она шла дерзко, покачивая бёдрами и пошло улыбаясь. С её приближением Чес мог разглядеть её лучше, но не разглядел из-за того, что глаза отказывались фокусироваться на чём-либо определённом, а будто хотели обхватить сразу всё и понемножку. Достижением Креймера было хотя бы то, что он перестал икать; а глупое выражение лица и безумно блуждающие глаза с вполне себе понятным желанием никто не отменял.       Девушка оказалась совсем рядом с его столиком и с размаху приземлилась на стул, закинув ногу на ногу и хитро облизнувшись. Чес затаил дыхание, ожидая чего-то, хотя знал, что заговорить первому следовало бы ему. Девушка была действительно красивая, по крайней мере, так разглядел Креймер: узкий лоб, тонкие светлые брови, заострённый носик с пирсингом, пухлые, ярко-красные губы, немного подпудренные впалые щёки, острые скулы, придающие лицу холодность и сексуальность, серо-голубые большие, может быть, выразительные, но никак не умные глазки с пушистыми ресницами, волосы золотисто-блондинистые, забраны в высокий конский хвост до пояса, разноцветные длинные серёжки в виде перьев в ушах, сверкающее, но дешёвое колье на шее, все тонкие кисти в толстых и тонких разномастных браслетах, на ногтях какой-то хитромудрый маникюр, который Чес не смог разглядеть; пальчики изящны, собственно, как и её обладательница — девушка имела отличную фигуру: грудь туго стягивал кислотно-зелёный топик с какой-то надписью, на худом плечике виднелась татуировка в виде пирожного, далее на ней были, как успел заметить Креймер, латексные тёмные брюки с тяжёлым огромным поясом; на ногах, естественно, острые, все в стразах шпильки. В общем вид девушки был привлекателен, лицо имело даже какую-то загадочность, а правильно накрашенные глаза так вообще сбили бы всякого наповал. Чес и сам не понял, как глупо и криво улыбнулся, когда красные губы слегка тронулись в усмешке.       Он успел рассмотреть её хорошенько в те десять секунд, пока она не заговорила с ним, слегка поддавшись вперёд и положив локти на стол.       — Скучаешь, да? Здесь с утра действительно не с кем повеселиться. Почему ты не приходил ночью? И вообще я тебя впервые вижу… новенький, да? — голосок нежный, обволакивающий, глаза смотрят приторно-ласково, а сладкий запах духов делает своё главное дело, и вот уже Креймер навряд ли сможет выбраться из её плена.       — Я давно знал про этот клуб, — начал он, чувствуя в себе развязность и спокойствие. — Но почему-то не приходилось сюда заглядывать. Если бы я раньше знал, что здесь водятся такие красотки, то незамедлительно бы пошёл сюда… — Креймер сам себя не узнавал, дивясь каждому своему слову, причём чувствовал внутри себя такое, будто это было нормально и вполне естественно для него. Это успокаивало его, а вскоре и удивление насчёт своего поведения улетучилось; по-хорошему он назавтра это уж и не вспомнит, это и сейчас было отдалённо понятно.       — Оу, это уже намёк… — девушка облизнулась, но после быстро и ловко сменила тему, протянув ему свою ручку. — Я Роксана.       Он сжал её мягкую ладошку в своей, улыбнувшись и произнеся:       — Чес. Какое красивое и необычное имя, можно я буду называть тебя Рокси? — Он наклонился к ней ближе и не отпускал руку, вскоре поднёс её к лицу и, как-то лукаво глянув на девушку, легонько поцеловал. Та хмыкнула, удовлетворённо улыбнулась, даже как-то разомлела и смягчилась, но ручку свою резво вырвала, ответив:       — Можно-можно. Только осторожно, — она тихо рассмеялась, Креймер рассмеялся вслед за ней. — И не всё сразу, мой мальчик, — с напускной серьёзностью добавила она, излишне нежно коснувшись ноготком его носа. Тот остепенился на минуту, но лишь на минуту.       — Ты такая строгая, Рокси. Не хочешь ли выпить? — Чес повертел в руках рюмочку.       — Хочешь сразу напоить порядочную девушку и воспользоваться ею? — дразняще весело и игриво пролепетала она и вновь рассмеялась; Креймер усмехнулся также. Потом Роксана с излишней насупленностью опустила голову на ладонь и произнесла с тем видом, с которым девушки обыкновенно начинают рассказывать нечто сокровенное незнакомым людям, при этом успевая кокетничать: взгляд её будто бы погрустнел и опустился вниз, губки поджались.       — А знаешь, я становлюсь такой откровенной, когда напиваюсь, потому и боюсь пить больше одной… люди потом этим так пользуются… — с тяжким вздохом произнесла она и грустно прикрыла глаза. Он без раздумий бросился её утешать, взяв её руку в свою и нежно поглаживая.       — Ну-ну, брось грустить, Рокси. Ты же такая красивая, зачем тебе грустить и бояться? — Чес улыбнулся и прижал её руку к своей груди. — Притом же мне ты можешь верить — вот увидишь, во мне нет ни капли лжи или притворства, — она тут же оживилась и как-то пошло улыбнулась в ответ, кивнув головкой и теперь позволив себе переплести свои пальцы с пальцами Креймера.       — Я тебе уже и сейчас верю, Чес… Что там у тебя, джин? — хищно спросила она, уже с задней стороны определив напиток. Глаза её загорелись тем особым вожделенным блеском, а губы слегка приоткрылись в предвкушении. Чес отпустил её руку, слегка погладив пальцами до локтя, и не спеша ответил:       — Да, джин. Любишь? — Рокси уже перехватила из его рук рюмку и задорно ответила:       — Если из твоего стаканчика — то да, — Креймер, как мог на свой сильно помутневший рассудок, оценил по достоинству эти слова и ухмыльнулся. Девушка заправски открыла бутылку, налила себе целую рюмочку, даже с «шапкой» и залпом выпила. Чес присвистнул.       — Ого, такая хрупкая девушка, а так резво пьёт! Я удивлён! — Рокси приняла соблазнительную позу и томно проговорила:       — Я ещё и не то умею, милый Чесси… — И Чеса на секунду передёрнуло, будто вспомнилось что-то весьма родное сердцу, но искажённому до неприличных высот; что-то, что звучало из других уст пускай и насмешливо и грубо, зато в чём-то приятно, а не так, как сейчас — пошло и развязно. Его неприятно передёрнуло, кажется, изменения в нём заметила Роксана и тут же поспешно спросила, погладив его по щеке:       — Что с тобой? Ты стал таким бледным…       — Нет, ничего, — Креймер приуныл ненадолго — веселящая сила алкоголя взяла вверх, потому он и в следующее мгновение перехватил руку девушки, легко коснувшись её губами. — Ты говорила, что можешь ещё и не то? Ну, начнём с приличного: ты куришь? — весёлость возвратилась на его лицо, улыбка вновь засверкала беззаботностью, а глаза залоснились озорным блеском. Рокси хмыкнула, усмехнулась, но руки не отняла.       — Курю конечно. Нынче жизнь такая нервная — не курить грешно. Я так люблю расслабляться. Реально помогает, — Чес покачал головой и ухмыльнулся. — А ты куришь?       — Да, — просто ответил Креймер, почесав за затылком. — Недавно, правда, но очень активно. А как давно ты начала курить?       — Лет с пятнадцати или даже с четырнадцати. Но это уже поздно — мои подружки и с двенадцати начинали. И не только курить… — Рокси многозначительно на него глянула, наконец вернув себе руку и скрестив их на груди.       — Хм… — Креймер ощутил на своих губах лукавую улыбку. — А ну-ка закури. Мне хочется кое-что сделать…       Роксана удивлённо поглядела на него, кокетливо повела головкой и достала из кармашка дешёвую (Чес уже знал толк в этом) пачку с сигаретами и зажигалку. Чиркнув огоньком, девушка поднесла его к концу сигаретки и в следующую секунду сладко задымила. Он вновь позавидовал наслаждению, с которым она курила; ему ещё казалось, что он курит надрывно и тяжко, будто это какая его обязанность. А может, это сейчас и действительно так… Но Чес ни о чём не задумывался — лишь достал свою сигарету и положил в рот.       — Какие дорогие… ты богатенький мальчик! Но чего ты хочешь?.. — девушка выдохнула облачко дыма и пристально глянула на него. Креймер усмехнулся, слегка нагнувшись к ней, и взял её за подбородок, притянув к себе. Рокси издала удивлённый возглас, но позволила Чесу делать всё, что он пожелает. И тот пользовался этим вовсю; как и когда-то это делал с ним кто-то другой, он коснулся концом своей сигареты её и стал ждать несколько секунд, пытаясь отыскать в них ту самую особенность, как и в прошлый раз. Хищные глаза девушки смотрели на него, её грудь упруго вздымалась, чем-то вкусным запахло ещё сильнее, как сильнее и стало желание трахнуть эту девицу у самого Креймера; но того самого чувства, какого-то особенного и нежного, в душе отнюдь не возникло — лишь от пародии на него стало как-то тошно и противно. Чес отстранился от Рокси — его сигарета затлела, — но вдыхать дым не стал. Будто медным ковшом его ударило или холодной водой окатило, однако вдруг стало жутко и неприятно от понимания, что курить он будет так, без Джона, не как привычно, что испортит десятую затяжку этой порочной девушкой и гадким клубом. Да и не было того приятного оцепенения в теле, когда и секунды растягивались в неизвестно что, и хотелось навсегда запомнить те ощущения!.. Ровно ничего, никакого удовольствия, хотя перед ним и была абсолютно сексуальная девушка, которую редкий парень не захотел бы поиметь.       Креймер ещё не вдыхал, будто глубоко задумавшись, хотя кислород постепенно кончался, а разумно мыслить в таком запущенном состоянии он явно не мог. Он чувствовал, что готов даже задохнуться, но не вдыхать дым десятой затяжки, проведённой не с Джоном. Это казалось ему чем-то похожим на предательство, как бы глупо это ни звучало. Рокси с каждой секундой изумлённее смотрела на него, ожидая его следующих действий. Чес разрывался между несколькими вариантами того, что бы сделать, но, в силу какой-то оставшейся капельки разумности и памяти в его пьяной голове, он мигом выбросил сигарету куда-то в сторону и, резко встав, обошёл стол; оказавшись над Роксаной, он резко выхватил сигарету и у неё изо рта и тоже выбросил, в следующее же мгновение припав губами к её пухлым и мягким губкам. Девушка издала что-то наподобие сладкого мычания и податливо двинулась вперёд. Креймер целовал её, схватив за плечи и грубо сжав их, и практически насиловал её рот своим языком (никогда не ожидал от себя такого). Только лишь на секунду он отстранился от неё, но и только лишь затем, чтобы сказать:       — Ты сама знаешь, чего я хочу, детка. — И Рокси успела лишь хищно облизнуться перед тем, как губы Чеса вновь накрыли её собственные. Он и кусал их, и пытался проникнуть глубже, и не позволял девушке делать лишний глоток воздуха, словно мучая её и находя в этом удовольствие. Та лишь мелко вздрагивала, позволяя Креймеру распоряжаться ею, как он пожелает. Собственно, это было её жизненным кредо, хотя Чес и не догадывался. Да тот вообще теперь думал явно не о том: его переполняло неимоверное желание. И он знал, что, не достигнув задуманного им, не уйдёт сегодня отсюда. Где-то внизу живота начала бешено пульсировать кровь, той нескончаемой энергии стало теперь в два раза больше, а девушка в его руках, кажется, вовремя начинала млеть и становиться мягкой, словно ручной. В тот момент он отдал себя полностью на попечение своих диких желаний.       — Пойдём же, скорее!.. — нарочито сдавленно прошептала она, оторвавшись от его губ и томно заглядывая в его глаза. Чес кивнул, мало чего соображая; Рокси же взяла эту часть дела на себя, легко вскочив со стула и взяв его за руку. Она поволокла его сквозь гряды столов и стульев; Креймер не понимал, что на них смотрят удивлённо и немного насмешливо, а также не заметил той ядовитой улыбки, которою одарила его спутница бармена за стойкой; он лишь видел её прекрасное свежее личико, колыхающуюся грудь, манящие губы и явно лишние обтягивающие латексные штаны. Рокси куда-то вела его, и он подчинялся, позволив ей отвести его на лестницу, а после в какой-то коридор, потом слегка грязная, порядочно обшарпанная дверь и следом — небольшая комнатушка, залитая серым светом из окна и неопрятно убранная. Креймеру не было нужды её рассматривать, он лишь оглянул её мельком единственно для того чтобы отыскать в ней кровать. А найдя эту горизонтальную, наскоро заправленную желтоватыми покрывалами поверхность, Чес уже не мог остановиться. Загадочность Роксаны пропала в следующую же секунду, когда Чес рьяно начал сдирать с неё лёгкую одёжку. Но, будучи ещё наполовину раздетой, девушка, когда Креймер нагнулся, чтобы поцеловать её, положила на его губы палец и тихо проговорила:       — Не так быстро, парень… Ты же не хочешь оставить такую красивую девушку, как я, без должного ей награждения? Я заберу лишь вот это и возьму, сколько нужно, хорошо? — её тоненькая ручка ловко забралась в его карман, по пути как бы невзначай задев горящий огнём орган, и вытащила маленький кошелёк, положив его потом на тумбочку рядом. — А я сделаю так, чтобы тебе было хорошо и ничего не горело. Ты можешь верить мне: в постели я профессионал.       Чес вообще не понял, о чём говорила сейчас Рокси, а лишь безумным согласным взглядом отреагировал на её последние слова. Он вновь накинулся на неё, стягивая последние остатки одежды как с себя, так и с неё. Всё, что было дальше, представлялось ему смутным, хотя и приятным сном; как они только не барахтались на этой утлой кроватке, пару раз даже свалились с неё. Хохот, страстный шёпот, ласковые, хотя в чём-то ненатуральные прикосновения заставляли Креймера задумываться, почему же он раньше не видел всего этого в своей жизни, почему болтался, как какой-нибудь отход, в грубости и сарказме, с какой-то едва заметной надеждой внутри себя, которой, впрочем, так и не удалось сбыться. Эта праздность, что сейчас так рьяно поглощала его, была спасительным кругом; Чес не догадался, что скорее обманчивым, а не спасительным был этот круг, но да разве это те мысли, когда между ног пристроилась сексуальная блондинка и явно не на пару минут?       Креймер откидывал голову, закусывал губу и даже впал в будто бы какое меланхоличное состояние, когда явь смешивалась со сном, а из-за ударившего алкоголя в голову нельзя было точно понять, что есть что. Его мотало из стороны в сторону, хотелось лезть на стену от того, как было приятно; ему казалось, что скоро он сойдёт с ума. Ну, или попросту кончит. Однако на пару мгновений Чес будто бы окунулся в свой какой-то похожий на реальность сон и с удивлением заметил, что блондинка стала принимать столь знакомые, но никак не вспоминающиеся черты лица. Точнее, их не хотелось вспоминать в такое время, а это две разные вещи. Однако он, почувствовав, что может совладать со сном, быстро-быстро рассеял их, вновь наслаждаясь сосредоточенным личиком девушки. Он просто понял, что сейчас не место глупым воспоминаниям о ком-то. А особенно в таком виде — от этого становилось жгуче стыдно, как никогда.       Если честно, Креймер не помнил в точности происходящее, лишь запомнил, что его нехило так унесло в далёкие дали, ибо кричал он что-то глупое и вообще смешное. Единственное ощущение, которое запомнилось на несколько часов вперёд, это то, что было до безумия, до зависти, до пульсирования крови в голове приятно. Правда, всё время что-то мешало полностью расслабиться — в основном, какие-то дурацкие мысли, из-за которых вдруг становилось будто стыдно и даже неприятно. Но Чес их откидывал, хотя и с трудом, потому что понимал: сейчас ему время дано для другого.       Так и прошёл час или полтора, а может, больше; Креймер ощутил в себе небывалые силы, поэтому не отставал от яростно стонавшей девушки. Уж какие они выкрутасы совершали, он точно бы потом описать не смог и на себя бы не подумал, что он это делал. Это было самое лучшее и доброе утро из всех предыдущих; Чес, наконец почувствовав усталость, как только оторвался от Рокси, уже тоже вяло постанывающей, сразу заснул и больше ничего не помнил. Только помнил, что облегчение и тепло вспышкой пронеслись по всему его телу, а девушка, присвистнув, задрала ноги кверху и жадно хватала ртом воздух. После этого снилось ему что-то мутное и непонятное, сильно напомнившее ему какой-то момент из прошлого. Впрочем, это всё было уже не так важно…