Десять затяжек

Тем, кто не в силах пожертвовать чем-то важным, нечего и надеяться на перемены. Атака титанов ©.

      «Лишь бы не подгорело!» — взмолился Чес, перебегая от раковины к плите и переворачивая яичницу-болтунью. Слава Богу, на этот раз всё обошлось — кусочки были лишь слегка поджаристыми. Вот так бешено началось его утро: как только переступил порог этого дома, сразу был втянут в активный процесс готовки, нарезки, мытья посуды. Джон, услыхав включённую воду, сразу же заявил, что с посудой он справится сам, но Креймер, вспомнив, что со вчерашнего дня гора не уменьшилась, а даже вовсе наоборот, посчитал нужным всё же помыть её, потому как она мешала ему, да к тому же постоянно требовались то вилки, то ложки, то сковородки, поэтому разумнее было сделать всё-таки так. А вообще, ему было всё равно, сколько времени и сил он потратит на это — ради Джона можно было взять и сверхурочные. Пока Чес готовил, Константин сидел за столом и привычно курил. Если честно, то парень старался откладывать время начала курения как можно дальше, потому что, в общем-то, и не горел особым желанием, точнее, был даже жутко против этого; путь назад ещё был, но сворачивать на него, ясное дело, не хотелось. Креймер уж давно всё решил, а одолевающие с утра сомнения — это нормально. Видимо нормально, но точно таксист знать не мог.       — Джон, ты будешь чай или кофе? — Чес обернулся, устало глянув на него и утерев со лба пот — казалось бы, обыкновенная готовка, но с непривычки тратилось много энергии. Мужчина мельком оглянул его, ещё, кажется, сонно усмехнулся своей всегдашней ядовитой улыбкой и кинул:       — Кофе, — Креймер уже доставал зёрна и кофемолку. Потом резко отвлёкся на яичницу и уже убрал её с плиты; где-то в тостере выпрыгнул поджаристый хлеб, а кнопка на чайнике звонко отщелкнулась, возвещая о готовом кипятке. Парень разрывался между тремя делами, но ни разу не посетовал на выбранное им — в чём-то был даже счастлив, не считая того, что ему казалось, будто Константин на него пристально смотрит своим вчерашним невыносимым взглядом. Чес решил пока не замечать его, хотя мог сказать с уверенностью, что взгляд был не выдумкой его больной фантазии, а подкреплённым фактами событием. Вот уже Креймер вытащил горячий хлеб и, обжигаясь, донёс его до доски, а потом быстро сделал из него бутерброды с беконом. Яичницу тем временем ещё раз встряхнул в уже остывающей сковороде и разложил по тарелкам: себе, конечно, меньше, потому что есть отчего-то не хотелось. Далее Чес справился с кофе, помолол его, и через пару минут на столе перед Джоном была уже дымящаяся, вкусно пахнущая чашка крепкого напитка и несколько кусочков сахара. После кофе потянулось всё остальное, и вот стол был уже накрыт; наконец расслабленно выдохнув, парень упал на стул и откинулся на спинку, закинув голову назад — он никогда в жизни не готовил так лихо и так много. Сегодняшний день был первым в таком случае…       — Ещё только начало дня, а ты уже выдохся. Так не годится… — неспешно произнёс Константин, дуя на кофе и слегка отпивая из него. Чес, не глядя на него, мог сказать точно, что тот пристально смотрел на него, силясь разузнать что-то даже ему самому неизвестное до конца — кажется, вчера было только самое начало.       — Нет, что ты, Джон! — Креймер принял нормальное положение на стуле, а тёмно-серые глаза мужчины вмиг переместились на что-то другое. — Просто я впервые готовил столько много и так быстро. Обычно на завтрак я привык обходится бутербродом и чаем либо кофе.       — Да я как-то тоже… — тот усмехнулся, видя постепенное замешательство и смущение Чеса. — Это было ведь твоё желание сделать такой шикарный королевский завтрак. Я был готов и на обычный бутерброд…       — Ну это как-то слишком: приходить готовить ради какого-то куска хлеба с сыром или колбасой! — вдруг будто вспыхнув, заявил Креймер и скрестил руки на груди. — Лично я не могу готовить такую мелочь тебе. Совесть не позволяет. Ты же мне одолжение сделал. А я, получается, что… — парень затих и, вновь чувствуя ненавистный румянец на щеках, схватил вилку и начал со скоростью метеора поедать яичницу. Он ненавидел в себе пока только два качества: болтливость и румянец. О, этот чёртов румянец был порой даже хуже болтливости! Ладно, если брякнул нечто лишнее — иногда это может даже идти в плюс, типа ты такой бесстрашный, раз можешь смело говорить порой неприятные вещи; а вот с румянцем было непросто — краснеют так, как он, считал Креймер, только девочки. Ладно, быть может, ещё некоторые девушки. Но уже даже не женщины!.. А он? Почему он, парень девятнадцати лет, не может скрыть этого? От этой мысли Чесу становилось ещё более стыдно, и потому всё начиналось заново по кругу. Да ещё этот противный взгляд повелителя тьмы!.. Ужас, каторга, а не взгляд!       — Оу, какой ты, — безэмоционально сказал Джон, откинув сигарету в пепельницу; парень ещё глубже уткнулся в тарелку. Последующие несколько минут прошли в полном молчании, прерываемом лишь побрякиванием вилок, чашек и тарелок. Чес изредка морщился от неприятного и непривычного ему запаха дыма, а потом не выдержал, встал и открыл окно, чтобы проветрить. Константин кинул малость недовольный взгляд скорее не на него, а на его клетчатую синюю рубашку. Или на джинсы, которые как-то плохо вязались с прошлым представлением о таксисте и его одежде, всегда мешковатой и тёмной. Короче, Креймер был уверен, что взгляд Джона был направлен явно не на его лицо. А зачем ему это — он и не знал.       — Как же ты курить-то будешь, если даже сам запах не можешь терпеть? — как и обычно насмешливо спросил повелитель тьмы, вновь возвращаясь к завтраку; Чес присел на стул и, поковырявшись в еде, отодвинул тарелку — совершенно ничего не хотелось.       — Да нет, это так, ещё с непривычки… — тихо отозвался он, задумавшись о совсем ином. Джон, глянув на него, будто прочитал это на лице и более приставать не стал вплоть до окончания трапезы. Креймеру же стало как-то невыносимо грустно: то ли здоровье его плакало от предстоящих затяжек, то ли сердце — от чего-то явно не возможного. Он не знал, однако в душе понимал, что нельзя унывать. Но беспричинную не-радость труднее всего лечить, это точно. Даже мысли о будущих частых встречах с Константином не приводили в восторг и не излечивали, не выметали, не отскабливали ту самую опухолевую грусть, тот самый осадочный сор, ту самую неприятную слизь смутных предположений; ему казалось, что ничего ровным счётом не изменится, Джон навряд ли подпустит его ближе, чем сейчас он есть, хотя верить во что-то великое и чудесное, конечно же, стоит. Потому что это он, Чес Креймер. А Чес Креймер ведь никогда не был пессимистом, верно? Парень улыбнулся, подумав, что тот самый камень с души когда-нибудь упадёт, ведь вчера он сделал правильный выбор. «Развернулся бы тогда, стал бы разворачиваться и уходить всё время», — беспрерывно крутилось у него в голове, пока он допивал свой кофе без сахара. «Наверное, правильно. Хотя и провально», — таково было его заключение в конце. Всё зависело от него самого. Но и не только…       — Ну что, юный курильщик, готов познать все таинства курения? — с иронией и вечным насмехательством в глазах спросил Джон, унося в раковину тарелку и кружку. Чес слегка встрепенулся и также отнёс свою посуду туда же.       — Да, наверное. Начнём прямо сейчас? — живо откликнулся он и столкнулся с Константином около стола. Тот лишь на секунду внимательно глянул на него и взял пачку с полки вместе с зажигалкой.       — Можно и сейчас. Только сначала — в магазин. Не буду же я потчевать тебя своими сигаретами? Да и тебе, думаю, нужно что-нибудь полегче… — Джон схватил пиджак и направился к выходу, Креймер поспешил за ним. Как только они переступили порог дома и оказались на улице, сейчас шумящей полной жизнью, Джон остановился и добавил: — Только пойдём пешком. Хватит нам кататься на машине.       Чес кивнул, и они свернули налево — вёл, конечно, Константин. Таксист с вниманием разглядывал район, доселе виденный им лишь из окна машины, но никак не вблизи и чаще всего ночью. Когда было темно, эта улица казалась неприятной и немного пугающей — сейчас она, залитая летним солнышком, будто вся преобразилась и вспыхнула. Первые этажи были частично заняты магазинами с различными безделушками или продуктами, толпы народа суетились в них или около; оказывается, совсем недалеко от квартиры Джона, где-то в метрах ста или ста пятидесяти, находился аж целый базар, где и обитало самое большое скопление народа на этой улице; это было сердцем, главной артерией сего района. Базарчик находился на другой стороне улицы; увидав заинтересованный и заблестевший взгляд Креймера, Константин направился к перекрёстку, решив дать парню вдоволь насмотреться на это глупое, но немножко занятное зрелище, по его мнению. Радости Чеса не было предела, когда они только-только вошли в торговые ряды: глаза в прямом смысле разбегались в разные стороны от такого количества всякого интересного и яркого здесь. Разноцветные шатры, наполненные всякими статуэтками, амулетами, браслетами, кольцами из различных металлов, материалов и камней, под потолком висели всякие побрякушки, ковры и почему-то широкополые шляпы; небольшие лавки, забитые до отказа разными и не объединёнными общей тематикой предметами: от маркеров и кружек вплоть до штор и расчёсок, и всё это находилось на одном прилавке, сверкая всеми цветами радуги и всеми оттенками так, что в глазах начинало рябить; ну, и, наконец, совсем крохотные забегаловки либо с одеждой, перекочевавшей из шатров, либо с едой — тогда за тридцать метров до этого был ощутим характерный запах жареного — всё это и ещё многое другое открылось перед глазами впервые здесь оказавшегося Креймера. Народа было пушкой не пробить — и все тоже разные, что глаза не могли отдохнуть на них. Обилие красок, шума, говора, запахов, смешанных из еды, едва уловимого — сигарет и совсем резкого — духов, положительно влияло на только захандривший было рассудок Чеса. Верно говорят, что прогулка способна избавить от угнетения или, по крайней мере, на пару часов заставить забыть какие-то свои проблемы. Вот и Креймер втянулся в общую базарную жизнь, не оставив ни один прилавок без внимания и даже накупив что-то, в общем, не столь важное и пустяковое. Парень даже и сам точно не знал, что находилось в его пакетике, зато мог с уверенностью сказать, что у него на душе — нечто похожее на счастье.       Да и Джон был тут же, правда, смотрел на него, как на глупого ребёнка, когда тот в очередной раз отходил от лавки с какой-нибудь безделушкой. Тогда он постоянно скептически спрашивал: «Что это? Зачем это тебе?», на что Чес, довольно щурясь не только от солнца, лишь мелко качал головой и вновь убегал куда-то. Константин хлопал себя по лбу и тяжко вздыхал; Креймер едва видел это, но не обращал должного внимания, хотя если бы пригляделся, то чуть ниже ладони, упавшей на лицо, смог бы увидеть слабо заметную улыбку… Когда они наконец вышли из толкучки и вновь оказались на более пустой по сравнению с базаром улице, то Джон, взглянув на таксиста и его огромный пакет, набитый всякой всячиной, ехидно спросил:       — Юный курильщик, у тебя хоть деньги-то остались? — последовало громкое, преисполненное искреннего удивления «Ой!» и последующее копание в карманах в поисках кошелька. После минуты тщательных исследований карманов джинс и пакетов, коих оказалось далеко не пять, на Джона был поднят неимоверно жалобный, полный почти что детской обиды и едкой горечи взгляд, сказавший за своего владельца всё.       — Джон, я, кажется, потерял… его, — зачем-то добавил Чес, хотя Константину было понятно всё и без этого; вздохнув и подняв глаза кверху, видимо, мысленно спросив, зачем и для чего было ему вести Креймера таким опасным и соблазнительным путём, Джон поплёлся вперёд, ничего не сказав вслух. Парень остался неподвижен и всё ещё в неприятном удивлении шарил по карманам и заново перебирал пакеты. Потом он нагнал повелителя тьмы и, уже чувствуя исходящего от него энергетику разочарования и недовольства, тихо повторил:       — Я его ведь действительно потерял, Джон… или украли. Думаю, нам нужно будет вернуться назад и… — Константин, как вихрь, ловко развернулся и вновь так же, как и вчера, схватил парнишку за ворот рубашки и, сделав несколько широких шагов к стене, сильно впечатал его туда. Чес и пискнуть не успел, лишь пару раз запнулся по дороге к стене и издал что-то отдалённо напоминающее хрипение, когда ощутил удар спиной. Взгляд Джона метал искры вселенского гнева, хотя лицо в общем его казалось спокойно. Креймер вновь не без восхищения удивился этой способности, но вдруг вспомнил, что сейчас он в таком положении, что вовсе не до изумлений, пускай и приятных. Мужчина слегка приподнял его над землёй, хорошенько встряхнул и вновь впечатал в стенку, только теперь намного слабее. Таксист краем глаза стал замечать, что люди удивлённо оборачиваются в их сторону. В это же время лицо Константина было слишком близко, ближе, чем когда-либо, что даже его неглубокое, слабое дыхание, пропитанное дымом, доставало до его собственного лица. Парень сжался, силясь смотреть вниз и даже вновь зажмурив глаза. Он боялся не того, что мог сделать с ним повелитель тьмы — это казалась ему вовсе не опасным, — а боялся он этой ужасающей ауры, исходившей от Джона, которая будто бы уничтожала всю его уверенность в своей невиновности. Ему хотелось, чтобы Константин начал скорее говорить, а не молчать — так будет хотя бы понятно, что у него на уме.       — Чес Креймер… ты меня нехило так удивляешь… — тихо прозвучало ему вновь на самое ухо; тело Джона прижалось к нему, таксист вздрогнул, хотя и сам не понял, от неприятного или от приятного. — Ведёшь себя, ей-богу, как малый ребёнок или нежная девушка — всё теряешь, что-то придумываешь, отвлекаешься на мелочи, — судя по звукам, Константин слегка отодвинулся и заговорил чуть громче, Чес приоткрыл один глаз. — Кажется, спокойная жизнь тебя совсем выбила из прежней колеи. Что ж, это мы исправим… А сейчас, мой «милый ученик», мы никуда не возвращаемся и идём туда, куда я хотел тебя привести, и покупаем всё на мои деньги. Потом, если захочешь, вернёшь, — в ту же секунду пальцы разжали ворот его рубашки, и Креймер едва устоял на ногах, уже не удерживаемый Джоном. Вроде, в этой речи нет ничего особенного — бывало когда-то и похуже, — но отчего-то всё равно на душе оставался неприятный осадок: а всё из-за чёртовой энергетики. Чесу было действительно неловко так опростоволоситься перед повелителем тьмы, да ещё и с самого начала, когда он хотел использовать время, пагубное для его здоровья, с пользой для его взаимоотношений с Константином. Но, делать нечего, Джон уже давно в пару десятках метров от него, а жизнь, как говорится, продолжается, поэтому Креймер побежал догонять его. Как только парень поравнялся с ним, Константин боком глянул на него, усмехнулся и зашагал быстрее.       — Сразу как шёлковый… Ей-богу, ребёнок! — яд так и сочился в его словах. Всегда. Этого-то Чес и не любил.       — Джон, я не ребёнок! Уже давно, — на полном серьёзе сказал он, нахмурив брови и пристально глянув на повелителя. Тот мельком посмотрел на него, хмыкнул, специально не скрыл колючей улыбки и небрежно бросил:       — Когда принимаешь такой вид — да, но в душе ты никогда не повзрослеешь. И я же не говорю, что это совсем плохо. В каком-то смысле это даже прекрасно… — глубоко вдохнув, вдруг серьёзно, практически так же, как и Креймер пару секунд назад, произнёс Джон, откинув голову назад и любуясь, кажется, небом. Чес задумался и тоже поднял голову: сегодня небо действительно казалось необыкновенно лазурным. Или только казалось? Парень не смог понять до конца эту требующую долгих дум мысль, так как с треском и смаком влепился в фонарный столб, спустившись с небес на землю и потирая раскрасневшийся лоб; Константин прошёл без всяких происшествий рядом, лишь, кажется, негромко ухмыльнулся. Когда всё ещё потирающий лоб Чес нагнал его, он тихо добавил:       — А вообще, лучше не меняйся. Когда-то давно я взял тебя к себе таким и вовсе не хочу, чтобы от меня ушёл второй «я», — Креймер от удивления даже позабыл закрыть рот и едва не поставил себе второй синяк на лбу, в последний момент ловко увернувшись от столба. Слова… мало сказать, что они поразили его до глубины души — больше, дальше! Но Джон не дал ему задуматься, не дал ему начать копаться в них, улавливать там новый смысл, а лишь на ближайшем повороте грубо дёрнул парнишку за рукав со словами «Сюда!». Чес малость отвлёкся от своих мыслей, завидев перед собой новый район и совершенно новые виды. Здесь он раньше не бывал, точнее, может, и бывал, как и во всех остальных частях города, но только на машине, пешком же — совсем другое дело. Конечно, ничего особенного, но парень всегда находил то, чем можно было полюбоваться, пускай этим и были обыкновенные балкончики с цветами, возвышающиеся бетонные джунгли или виднеющаяся в конце дороге церковь, всё более и более приближающаяся к ним.       — Джон, я ведь понимаю, нам туда? — Креймер кивком головы указал на видневшуюся вывеску с дымящейся трубкой над магазином. Константин приподнял бровь, глядя на парнишку, кивнул и немного ускорил шаг. Чес не отставал.       — Ты там уже бывал?       — Сам-то как думаешь? — спокойно вопросом на вопрос ответил Джон и потом добавил: — Конечно бывал. Более ста раз, наверное, точно, — таксист присвистнул от изумления.       — Ничего себе, ты так долго куришь? — Креймер глянул на его сосредоточенное лицо. Тот горько усмехнулся.       — И долго, и часто, — Чес научился по какой-то едва уловимой интонации в голосе определять, желает ли Константин продолжить разговор. Сейчас, судя по всему, нет. По крайней мере, так казалось парню, да и сам Джон был человеком таким — самим себе на уме, потому и его задумчивое выражение лица заявляло о немного ином состоянии души, чем у других людей в такое время, — о более, гораздо глубоких размышлениях, которые происходили в нём. В таком случае Креймер не решался навязываться этому человеку. Они молча дошли до двери, и Константин, слегка потянув на себя ручку, открыл её, ступая через порог в темноватое помещение; Чес последовал за ним.       Как оказалось, это был специализированный магазин всяких курительных принадлежностей: разного рода дорогие сигареты, изысканные и роскошные трубки, мундштуки, отборного сорта табак, кальяны и многое другое. Всё это лежало справа и слева под стеклом прилавка, а многое находилось и на полочках позади них. В самом воздухе стоял стойкий запах табака, под потолком почему-то стелился туман, прикрывая и затемняя сам свет, а кроме них, посетителей больше не было. Джон, не смутясь, по-хозяйски подошёл к стойке справа от них и начал пристально вглядываться в лежащие там вещи; они, благо, были подсвечены, иначе ни черта не было бы видно. Чес осторожно подошёл к нему и посмотрел, что же такое интересное находилось в том шкафчике; оказывается, это были пачки сигарет в плотных, из, вероятно, дорогого материала упаковках, а уж про их содержание и цены, значившиеся под ними, парень решил просто промолчать и даже не думать. Константин же преспокойно стоял и выбирал, тихо говоря:       — Тебе нужно что-нибудь менее сильное… хм… что же выбрать? — он вдруг краем глаза заметил, что Креймер стоял рядом, и сказал громче, кинув на него недовольный взор, будто он мешал: — Ты чего здесь стоишь? Иди зажигалку пока выбирай! Свою же вроде сломал…       Чес сию секунду скрылся с глаз долой и отошёл в противоположную сторону; там, по всей видимости, были зажигалки. Парень решил сразу отойти от супер дорогих, украшенных чуть ли не бриллиантами и золотом, к менее дорогим, но всё равно даже они стоили, по его меркам, слишком много для такой безделушки. Хотя, если подумать, для кого-то это ведь целый культ — чем навороченнее зажигалка, чем лучше. Однако Креймер не понимал таких людей, сейчас вовсю уставившись на «дешёвые», по мнению этого магазина, зажигалки. «Странно, даже продавца нет…» — таксист хмыкнул, но решил, что это, наверное, нормально, и продолжил разглядывать зажигалки.       — Джон, а мы точно должны покупать всё в этом дорогущем магазине? Почему нельзя удовлетвориться обыкновенными сигаретами и обыкновенной зажигалкой? — обернувшись, спросил вдруг Чес, глядя на спину Константина. Тот первую минуту ничего не отвечал, и Креймеру даже показалось, что не ответит, как вдруг раздался голос:       — Потому что так нужно и так сказал я. Ты же, надеюсь, полностью доверил мне своё обучение? — то ли спросил, то ли что, Чес лишь промолчал и сглотнул слюну. — А это значит, что покупка нужного материала лежит на мне, как и выбор, какого качества будет всё это. А если ты насчёт долга, который должен будешь мне вернуть… — казалось, сам Джон задумался, как же ему решить вопрос, — то до поры до времени считай это подарком. Но как только мне понадобятся деньги и более разумных вариантов, чем ты, у меня не будет, тебе нужно будет их всё-таки вернуть. Всё понятно?       — Да… да, спасибо, Джон, я, конечно, благодарен, но это кажется мне лишним и… — вдруг где-то загромыхало так сильно, будто в одно мгновение свалились сразу с десяток кастрюль. Чес едва ли не вскрикнул от неожиданности, а Константин оставался спокоен.       — Ого, да неужели это снова ты, Джон? — раздалось на центральном прилавке. — Да сегодня не один, кто это? Нельзя сказать, что голос был приятный или неприятный — он был обыкновенный, никакой, словом, да и возраст человека нельзя было определить по нему. Но Креймер понял, что это явно мужчина.       — Здравствуй-здравствуй, Джордж, как поживаешь? — довольно дружелюбно, даже слишком, спросил Константин, и продавец, ещё не видимый для Чеса, обошёл, видимо, прилавки и оказался за шкафчиком, около которого стоял повелитель тьмы, и они пожали друг другу руки. Креймеру всего лишь на секундочку стало обидно — Джон так, судя по всему, по-дружески относился к этому продавцу, что хотелось от зависти кусать локти. Но парень взял себя в руки, поняв, что осталось всего немного до появления общего интереса, а соответственно, большего времени, проведённого вместе. Из-за темноты, полностью окутавшей всё, что находилось дальше прилавков, Чес не мог увидеть ни лица, ни хоть какого-нибудь клочка этого Джорджа.       — Я-то отлично, а это всё же кто с тобой? — в голосе звучал слишком неприкрытый интерес, граничащий с плохого рода любопытством. Креймеру сразу не понравилось такое.       — А, это… — небрежно отвечал повелитель тьмы, — да так, обещал помочь с выбором сигарет. Достань, пожалуйста, три пачки вот этих…       — Ого, сам Джон Константин решился помочь какому-то парнишке? Интересно, — Чес, отвернувшись, делал вид, что не услышал и выбирал зажигалку. Послышалось какое-то шебуршание и заворачивание чего-то в пакет.       — Он меня довозит. Услуга за услугу, — всё также сдержанно, спокойно и в чём-то беззаботно продолжал отвечать Джон.       — О-о, вот как! — протянул нараспев голос. — Это всё?       — Нет, ещё, кажется, он не выбрал зажигалку. Погоди минутку, — позади Чеса послышались торопливые шаги, а вскоре Джон осторожно тронул его за плечо, да так резко, что он крупно вздрогнул: — Ну что, выбрал?       — Нет, я… не совсем знаю, какую именно, да и цены… — Константин тяжко вздохнул и ткнул на чёрную с тёмного цвета небольшой стразой на ней.       — Джордж, неси вот эту, — хоть продавец и находился в другой стороне, но всё равно смог как-то углядеть, какая именно зажигалка была нужна, и вот уже в их пакетик заворачивалась и она.       — С тебя, Джон… а в общем, всё видно на дисплее. Делаю скидку десять процентов тебе по старой дружбе, а ему — пять, как впервые здесь купившему, — Константин подошёл к центральной кассе и, достав из кармана пару купюр, бросил их туда. — Как всегда не мелочишься, Джон! Держи, там сдача, — ловкая, чёрная рука схватила деньги и быстро переменила их на пакетик. Мужчина взял пакетик и, кивнув в пустоту, на самом деле тому, кто за ней скрывался, зашагал к выходу; Чес отчего-то сконфуженно поплёлся за ним.       — Пока, Джон. И… будь осторожен. Если ты, конечно, понимаешь, о чём я, — Креймер быстро глянул на Константина — ни один мускул не дрогнул на его лице, он лишь равнодушно хмыкнул и сказал перед выходом «Прощай!». Как только дверь за ними захлопнулась и оказалась позади, Чес глубоко вдохнул свежий воздух и помотал головой, отрезвляясь от душного смрада, господствующего в магазине. Заметив это явное облегчение по его лицу, Константин, сунув ему пакет в руки, тихо проговорил:       — А всё же я думаю, что тебе не стоит начинать курить, а лучше сразу сказать, чего ты хочешь на самом деле… — парень не мог позволить так дерзко и резко бомбить корабль своей надежды из самолётов допытывания до правды Джона, потому и перебил сразу же:       — Не говори глупостей! Я действительно хочу курить, — Константин неожиданно остановился и пристально посмотрел на него; Чес развернулся к нему. — Я просто хочу начать это дело и нет у меня больше никаких тайных причин или целей, с которыми бы я затевал это!       Креймер, конечно, иногда врал в прошлом, но Джону — никогда. А сейчас парнишка наврал, наверное, с три короба. А может, и четыре, и пять, и шесть; короче, наврал хорошенько на всю свою оставшуюся жизнь. Так жёстко и много он никогда не говаривал лживых слов! Джон, вздохнув, покачал головой и, развернувшись, пошёл дальше.       — Ладно, будем считать, что я тебе верю. Только предупреждаю сразу: не жди, что этим сможешь добиться от меня каких-то там откровений, рассказов и прочего! Не надейся, что я тебе стану другом… — он серьёзно посмотрел на него, а Чесу оставалось лишь беспечно кивнуть головой, улыбнуться и добавить беззаботное «Конечно же!». Всё это было, естественно, жутко напускным и — снова — лживым. «Конечно же», он не будет ни на что не надеяться. «Конечно же», он улыбнётся вновь мило, даже искренно, но всё же вымученно. «Конечно же» звучит так просто и понятно для Джона, а для него равносильно взрыву миллионов звёзд — только если это сильнее либо наравне. И, наконец, «Конечно же» явно не равно тому счастью, которое наивно вырисовывал на холстах своей мечты красками воображения и надежды Чес. Эта фраза будто немой крик его безысходного состояния. Но немой, потому что Креймер не привык отчаиваться, заглатывая боль поглубже в себя, и, сквозь рвотные рефлексы, улыбался как ни в чём ни бывало обидчику, даже не считая его таковым. Ибо обидчиком был чаще всего Джон Константин. А разве он мог брать на себя это позорное звание? Для Чеса — естественно нет.       — А кто это был? — вдруг вспомнил Креймер, решив поскорее перевести тему — так забывалась и боль. Точнее, она ещё долгие месяцы продолжала ныть где-то под сердцем, но парень старался её не замечать и жить будто бы в своё удовольствие.       — Джордж. Ты разве не слышал? — Джон высокомерно повёл бровью и усмехнулся. Чес тут же его перебил:       — Да нет, это я знаю, я про другое спрашиваю: откуда вы знакомы? — вот они уже свернули туда, откуда открывался вид на базар.       — Если говорить грубо, то с того самого времени, как я впервые взял сигарету в рот. Точнее, когда впервые зашёл туда. Но на самом деле чуть раньше… — Креймер, ясное дело, ни черта не удовлетворился и лишь обескураженно и слегка разочарованно произнёс «Ясно». То самое «Ясно», которое кажется коротким и нейтральным, но на самом деле содержит в себе много незаконченности. Но Чес привык говорить так и много скрывать вообще в общении с Джоном, так что это уже не казалось ему сверхъестественным. Он уж давно понял, каков в глазах Константина, и усиленно пытался это мнение изменить. Вопрос в другом: удастся ли?       — Не пойдём ко мне домой, а отправимся в парк. Да вот хотя бы в этот! — Мужчина коротко кивнул в сторону огромных ворот. — У меня сегодня куча важных дел есть кроме тебя. Так что сядем, я быстро покажу, а потом убегаю.       — Может, довезти? — не задумываясь, спросил парень. Джон помотал головой.       — Нет, не нужно. И… вот ещё что: я до сих пор не понимаю, что значит обучить курить. У меня это не укладывается в голове. Но раз уж я согласился, а ты выполнил моё условие, то и я обязан что-то сделать. Однако я не буду тратить времени больше, чем ты тратишь на меня, ибо…       — Ибо ты очень занят и у тебя есть куча дел, кроме меня. Это я знаю, Джон, — нетерпеливо перебил Креймер, за что получил не совсем приятный для него тяжёлый взгляд.       — Не совсем это, но пускай для тебя это будет так… — тихо и будто совершенно не по-константиновски проговорил тот. Чес как-то пропустил эти слова мимо ушей, полностью отвлёкшись на парк впереди. Наконец они зашли в него, там было всё так, как и обычно бывает в парках: зелёные милые деревьица, небольшие рощи, три озера, широкие долины, тенистые аллеи и аттракционы. Повелитель тьмы сказал что-то про то, что им нужно уйти в самое отдалённое и безлюдное место здесь, потому что ему не хотелось, чтобы эти их занятия (было произнесено не без усмешки) увидел кто-нибудь. К счастью, отыскалось хорошенькое местечко в теньке, на довольно большом расстоянии от главной аллеи, да ещё и с озером впереди. Кроме них там была какая-то парочка, но и она находилась почти что на другом конце озера, так что можно было с уверенностью сказать, что здесь никого нет. Креймеру было, в принципе, всё равно, он лишь волновался за Джона и его недолюбливание людных мест. Но вот они уселись на лавочке; Чес, доставая из пакета пачку с сигаретами и зажигалку, впервые почувствовал себя неловко, а вот отчего — чёрт его знает! Но было будто бы стыдно за всё: и за эту ситуацию, и за его глупое предложение, и за не менее глупо проведённое время (пускай оно ещё только впереди). Но уж и воротиться назад было нельзя, да и навряд ли хотелось (даже после тех слов Константина), поэтому парнишка, вытащив всё необходимое, мельком глянул на собеседника, а тот, в свою очередь, оказывается, смотрел на него. Но, быстро перенеся взгляд на выложенные предметы, Джон вдруг будто оживился и заговорил:       — Так, надеюсь, ты не думаешь, что я буду аккуратно обходить тебя со спины и нежно засовывать сигарету в рот? — при этих словах Креймер неосознанно смутился. — Делай всё сам, а я посмотрю и проверю. И вот ещё: старайся вдыхать медленнее. В первый раз все стараются торопливо вдохнуть в себя дым, это неправильно. Куда лучше сделать это медленно. Притом же, куришь ты практически впервые, не считая твоего прошлого неудачного раза, — Чес кивнул и стал неуклюже раскрывать пачку, потом достал одну тонкую, с какой-то красивой канвой сигарету и положил её в рот. Он ощущал себя белой вороной с этой сигаретой во рту, ведь знал, что она вовсе не шла его статусу. Вот Константину — пожалуйста. Курящим Джон выглядел этаким солидным мизантропом. А вот он сам, думал парень, выглядит так не лучше, чем какой-нибудь промоутер на улице, в свободную минутку закинувшийся сигареткой. Да если ещё нахлобучить кепку, которую он сегодня забыл!.. Получалось забавное, но вместе с тем и печальное зрелище.       Джон же, увидав, как тот положил сигарету в рот, едва сдержал смех, позволил себе лишь сдержанно ухмыльнуться и сказал: — Переверни, Чес. А Чес, чувствуя, что румянец на его щеках сейчас похлеще всех румян, вместе взятых, у девушек его города, в ту же секунду перевернул сигарету и полез за зажигалкой.       — Если бы я мог, то убежал бы поскорее из парка, пока ты его не сжёг. Но, увы, не могу, — Креймер теперь жалел, что, в порыве лжи, сказал про этот чёртов штраф и штаны, которые, по его словам, он счастливо прожёг упавшим окурком. Ну, что ж, зато теперь у Константина будет повод лишний раз улыбнуться, что тоже, в общем-то, не так плохо.       — Так, дай её на секундочку, кое-что покажу. Конечно, глупо такому учить, это знают даже дети… вон, у любого шестиклассника спроси, он тебе мастер-класс покажет. Но раз уж обещал, разжую всё по кусочкам, мой «милый ученик», — всё такой же насмешливый, даже скорее ядовитый упор на последнее словосочетание. Чес уже успел сто раз пожалеть о задуманном: кажется, здоровье он попортит немало, а вот своей истинной цели так и не достигнет, ибо где в этой спешке уделить время хоть на пару слов, отличных от темы курения? Конечно, всё ещё впереди, конечно, затяжек там будет до черта (если он сам доживёт до них), но порой настрой зависит лишь только от начала, а нынешнее начало заставляло остро чувствовать безвыходность положения. Но Креймер что? Правильно, никогда не унывал и никому этого не советовал.       Тем временем парень передал зажигалку Константину, и тот, прикрыв её ладошкой от ветра, первый опробовал, пару раз чиркнув ею.       — Ну, ты понял: прикрывать надо так. Искренне надеюсь, — говорил он, передавая зажигалку, — что ценник на ней немного подуспокоил твои дрожащие руки, ибо тебе её потом никто не починит.       — Вот поэтому я и не хотел брать всё это: оно жутко дорогое и им неловко пользоваться, — насуплено промямлил Чес, принимая зажигалку из его рук и на секунду соприкоснувшись с его холодной ладонью. «Почему такая холодная?» — пронеслось на заднем плане мыслей у Креймера в голове, однако вскоре забылось.       — Зато совесть будет мучить, если вдруг потеряешь или разобьёшь. А это тоже не есть плохо. Иногда… — Джон хмыкнул, будто на мгновение задумавшись о чём-то и уставившись на свои руки, согнутые в кулаки перед ним. Парень мельком посмотрел на него, пока позволяла ситуация: тот сидел, ссутулившись, широко расставив ноги и опустив голову — такая поза говорила, что он сильно задумался о чём-либо. Но вдруг очнувшись, Джон кинул на него быстрый взгляд и тут же приказал:       — Давай уже, начинай! Мы тут не на лебедей пришли смотреть, — а в озере рядом плавали действительно красивые лебеди (хотя когда эти птицы были некрасивыми?): кристально-белые, грациозные, с ярко-оранжевыми клювами, не какие-то там задрипанные или грязные. Чес на секунду перевёл глаза с Константина на этих птиц, плавающих неподалёку: на них можно было смотреть, кажется, целую вечность. Но неприятно ощущаемый, давящий взгляд Джона заставил таки наконец поднести зажигалку к концу сигареты. Креймер ощущал, что не то чтобы переступал через себя, а будто переезжал, да ещё и на каком-то танке! Что уж и говорить, ему, человеку, ненавидевшему курение и вообще все вредные привычки, было мало сказать сложно — практически нереально взять и так просто закурить. Да, Чес был малость самолюбив, да и кому на его месте захотелось бы портить здоровье, но он прекрасно понимал возникнувшую ситуацию, когда сдаться означало навсегда выйти из игры и уж больше не иметь к ней доступа. Всё было решено ещё с самого первого слова, с, кажется «Знаешь, Джон…» и так далее. Уже тогда нельзя было разворачиваться и говорить, что вышла какая-то ошибка. «Сейчас или никогда» — было девизом вчера. И парень выбрал «сейчас», хотя знал многие преимущества «никогда»: и сохранённое здоровье с нервами, и отсутствие переступания через себя, а также возможность не слышать многих колких фразочек Константина. Хотя был один огромный минус — как бы он потом не пожалел об утраченной возможности. Ибо пока неизвестно, во что это всё выльется. Может, и не выльется, но хотя бы, чувствовал сам Чес, он уже не будет изнемогать об упущенных возможностях. А состояние душевное порой бывает важнее состояния физического…       Всё это сумбурным вихрем пронеслось в голове Креймера, пока он приспосабливал зажигалку в ладони; Константин, судя по ощущениям, не отрываясь смотрел на него, словно старался что-то понять. Чес тогда и не знал, что жертвовать целым здоровьем, которое, увы, купить нельзя, ради какого-то человека означает, что человек вовсе не какой-то, а очень даже определённый. Но какое именно определение сюда шло, парень не смог бы сказать даже в том случае, если бы понимал всё вышесказанное. А впрочем, в топку эти нудные размышления; Креймер довольно ловко (совсем вразрез с заявленной неуклюжестью) чиркнул зажигалкой и, прикрывая ладошкой, как показывал Джон, поднёс затеплившийся огонёк к концу сигареты. Та жадно поглотила его, и краешек, на секунду ставший красным, вдруг потух и зачадил сизым дымом. Чес ещё не вдыхал, напряжённо поглядывая на сигарету, и, наверное, никогда бы не вдохнул, если бы не Джон:       — Эй, давай вдыхай уже! А то так мы можем просидеть до вечера, если ты будешь делать вдохи раз в пять минут, — Креймер не посмел задерживать самого повелителя тьмы, потому и резко, полной грудью вдохнул, совсем позабыв про наставления; как итог — он, успев всё-таки вытащить сигарету, ибо кругленькая циферка под пачкой была ещё свежа в его памяти, дико закашлялся, чувствуя, как тысячи ножей едкого дыма колют, режут, тыкают ему в его бедные лёгкие. Было ощущение, будто он загрязнился, только с той разницей, что не снаружи, а внутри. Чес согнулся, содрогаясь от кашля и не видя перед собой ничего из-за выступивших на глазах слёз от дыма; это было похоже на то, когда разводишь костёр — правда, в том случае это было даже приятно; сейчас же казалось, будто костёр внутри него и нехило там разгорелся. Было больно, неприятно и стыдно. Стыдно особенно — перед самим Константином, который, кроме как того, что возился с ним, словно с ребёнком малым, так теперь видел его таким — раскрасневшимся и с позорными слезами на глазах, пускай даже от дыма, но это всё равно не оправдывало его положения.       — О, вот они, новички! — со вздохом сказал Джон и встал со скамьи, куда-то отправившись. Чес сидел, согнувшись в три погибели, и даже не мог поднять головы — в лёгких была нестерпимая боль, пожар, нет, дым, ведь это действительно хуже. Хотелось вытащить эти самые лёгкие, на пару минут окунуть хотя бы в это вот озеро, хорошенько прополоскать и вернуть обратно уже чистыми. Было желание освежить их хоть чем-нибудь: парень старался глотать воздух, но из-за частого кашля сбивался и не мог сделать этого нормально. Меньше чем через минуту вернулся Константин, и на колени Креймера, уже прощающегося с жизнью, опустилась маленькая бутылочка воды.       — На, держи! Толку от воды практически никакой, зато психологически будто бы удовлетворишься, — Джон, кажется, сел рядом. — Ох, чувствуя я, зря ты это затеял. Ещё есть возможность отказаться…       — Нет!.. — сдавленным, хриплым шёпотом сказал Чес, отвернувшись и открывая бутылку. За один присест он выпил её всю и после начал утирать слёзы рукавом. Джон откинулся на скамье, свободно расположившись и подняв голову вверх. Со стороны ещё раздавался удушливый кашель Креймера, однако он ничем не мог ему помочь.       — Вдыхай глубже. Почему ты так чувствителен к этому? Лично я пару раз кашлянул и преспокойно продолжил курить, когда взял сигарету первый раз. Всё у тебя как не у людей! — равнодушно заключил Константин, тяжко вздохнув.       — Это точно… — спёртым голосом только и смог сказать Чес, усмехнувшись уголком губ и вновь закашлявшись. Но кашель постепенно становился слабее, отпускал парнишку, и вот уже он, с побагровевшим лицом, устало откинулся, как и Джон, назад, тяжело и часто дыша. Мужчина кинул на него быстрый взгляд и вновь отвернулся, скептически покачав головой.       — Может, оставишь эту идею? — в ответ полетело хриплое «Ни за что!». «Ещё чего — вздумал меня сбивать! Ни за какие блага, Джон, слышишь?!» — со злостью думал Креймер и вдруг резко сел, взяв со скамьи оставленную сигарету — она ещё не потухла, лишь потихоньку тлела. Он быстро положил её в рот и медленно начал вдыхать, так, как и сказал Константин. Боль не уменьшилась, даже наоборот, плюс к этому стало подташнивать, но что-то в неспешном вдыхании всё-таки было полезное… если в этом деле вообще что-нибудь могло быть полезным. Грудь, казалось, готова была лопнуть от скопившегося там разгорячённого, расплавленного свинца, лёгкие каждый последующий вдох растягивались будто бы нехотя, с адской болью, а дым жаркой змейкой царапал всё, что можно, в горле. Чес кашлял ещё не один десяток раз, но не так сильно и долго, как впервые. Он морщился, кривился, проклинал всё и вся, но заставлял себя вдыхать этот чёртов дым. Креймер краем глаза видел, что Джон неотрывно смотрел на него, будто подмечая все детали. Но парню было уже жутко наплевать, главное, казалось ему, не сдохнуть вот от этого вдоха или от следующего. Боль в лёгких не унималась, свинец не торопился вычищаться; Чес чувствовал эту грязь в себе, этот грех. Кажется, за это Константин был обречён на Ад?       — Ну что, юный курильщик, уже попривык? — Чес кивнул, повернувшись в его сторону, вытащив сигарету и выпустив облако дыма. — Выглядишь по-взрослому. Будто бы. Разрешите закурить вместе с вами? — как обычно язвительно спросил он и, не дождавшись ответа, достал свои атрибуты. Вскоре повисло молчание, разбавляемое нечастыми вдохами-выдохами и редкими покашливаниями Креймера. Тот чувствовал себя, если честно, ужасно и угнетенно, но ни разу не пожаловался на судьбу или на свой безумный план — раз уж взялся, нужно довести до конца, пускай и конец ещё невидим. Он знал, что уже начинает давать обратный отсчёт своей короткой жизни, но пусть уж короткой, да яркой, чем длинной, но бесцветной. Чес начал перебирать в памяти все симптомы и признаки курильщика, с ужасом примеряя их на себя: проблемы с лёгкими (вплоть до рака), жёлтые зубы, серый цвет лица, выпадающие волосы. Однако ничто из перечисленного (кроме болезней лёгких) он не находил в Джоне — может, только лицо не слишком здорового цвета, но в остальном… Хотелось ему верить, что и он не растеряет свои микроскопические плюсы во внешности. Хотя у него же всё не как у людей!..       — Как скоро я умру, Джон? — шутливо, но всё ещё сипло спросил Креймер, бросил мелкий взгляд на Константина. Тот выдохнул белёсый дым и покачал головой.       — Быстрее будет спрыгнуть с крыши. И лучше сейчас. А вообще умереть для нас с тобой теперь не самое страшное… — Джон усмехнулся, стряхнув пепел. Парень вопросительно на него посмотрел.       — А что страшнее? Разве ли не смерть? — Чеса передёрнуло — воспоминания от прошлого приключения, в которое он лишь чудом остался жив, уже большей частью тела оказавшись на другом свете, были ещё очень свежи.       — То, что после неё. Тогда смерть покажется нам детской забавой. Ты же знал, на что себя обрекаешь, когда шёл на это, — Джон слегка повернулся к нему и кивнул на сигарету. — И, кстати, стряхни пепел, только… О Господи, Чес! Прежде чем стряхивать, нужно убедиться, что поверхностью, принимающей пепел, являются не твои штаны, — Креймер виновато улыбнулся и поспешно стряхнул пепел с джинс — он, как всегда, был неаккуратен. Тему про Ад и все смертные грехи и наказания за них он решил умять, ибо думать о таком, когда сам грех тебе неприятен (не говоря уж о его последствиях), просто… грех, не иначе!       — И стряхивать нужно вот так, этими пальцами, а не всеми руками, как ты пытался, — Константин показал и, глянув, как Креймер повторил за ним, тяжко вздохнул. — Да-а… откуда ж ты такой взялся, ничего не знающий?       — Зачем мне знать то, что мне было раньше ненужно? Я редко интересовался вредными привычками, — осторожно сказал Чес, проговаривая слова медленно, боясь на какой-нибудь фразочке спалиться. Джон хмыкнул и, выпрямившись, вдохнул дым в себя так сладко, что парнишка позавидовал чёрной завистью, как это у него так получается. Ему же ещё каждый вдох казался каторгой неземной и отдавался болевым эхо в груди и, кажется, во всём теле. А ещё он чувствовал, будто по его венам и артериям течёт не кровь, а дым, только слегка жидкий, но всё такой же едкий и смертельный. И голова к тому же начала кружиться — видимо, в конце давался бонус такой. Короче, состояние было хуже некуда.       Креймер очнулся от ощущения по-прежнему невыносимого взгляда на себе — Константин во все эти минуты не спускал с него глаз. Парень вопросительно уставился на него; а тяжкий взгляд вдруг вовсе и не показался таким, наоборот, стал осторожным и даже слегка любопытствующим. Джон впервые смотрел на него так ясно, так откровенно.       — Чес… — и Чес вздрогнул — всегда его имя как-то странно звучало из уст Константина, особенно когда тот говорил почти шёпотом, — Чес, скажи, почему?       Креймер прекрасно понял, о чём он. «Почему я курю здесь, сейчас, с тобой, Джон? Это ты хочешь знать? Узнал бы, на месте придушил, это точно. Ты не из таких, которые гоняются за дружбой и признанием. Именно поэтому я…»       — А впрочем, чёрт с тобой! Мне это неинтересно. Пойдём уже отсюда. Для первого раза хватит, — вдохнув и выдохнув в последний раз, Джон встал и выбросил окурок в мусорное ведро подле скамьи. — И на будущее, а то вдруг спалишь лёгкие: кури не более десяти минут. А теперь идём!       Чес вскочил с места, но тут же понял, что зря сделал это так резко — голова моментально закружилась, так что пришлось на секунду опереться о скамейку. Потом стало слегка лучше, но всё ещё по страшному мутило; Креймер выбросил пустую бутылку воды и окурок. Свой первый окурок, решивший за него всё.       Они довольно медленно вышли из парка (видимо, Джон понимал Чеса и на некоторое время отбросил маску эгоизма). Как только ворота оказались за их спинами, Креймер ещё хрипло спросил:       — Получается, это была наша первая затяжка? — Константин посмотрел на него слишком удивлённо для столь простого вопроса и кивнул.       — Получается. Мне идти в ту сторону, так что бывай. Сегодня лучше не кури, — сухо произнёс он и развернулся было, как оклик парня заставил его на мгновение притормозить.       — Спасибо, Джон! Завтра когда прийти? — Константин обернулся, посмотрел каким-то странным, может быть, даже сочувствующим взглядом (или Чесу как всегда показалось?) и, бросив коротко «В пять», развернулся и пошёл своей дорогой. Взгляд будто говорил (и это опять с вероятностью сто процентов могло показаться парню) «И он говорит мне за это спасибо!» Однако в чём-то, кроме состояния физического, Чес чувствовал себя капельку счастливее. Капельку. Но счастливее. А это уже в его случае большой прогресс.       Завтра в пять — тоже важная встреча. Как и десятки других. И Чес искренне надеется, что встречи не закончатся бесплодной болезнью лёгких. Однако это лишь надежды, и уж каждому из нас решать, какими они будут.