Extra formam

Через несколько минут после завтрака Мэттью спрашивает разрешения посетить мой крохотный балкон, и я, конечно же, позволяю ему. Он находит в своих брюках телефон и мятую, наверняка отсыревшую, пачку сигарет и закрывает за собой дверь, долго пытаясь прикурить. Я лежу в постели и наблюдаю за ним с улыбкой, впервые не зная, что делать с овладевающими меня чувствами. Я наивно думаю, что всё произошедшее не похоже на все те разы, когда я приводил кого-нибудь к себе домой, а наутро они сбегали, едва успев собрать свои вещи и даже не попросив завтрака. Мэттью же явно никуда не торопится, разговаривает по телефону, только и успевая отвечать на звонки, которые начинают сыпаться на него, а после набирает самостоятельно чей-то номер и поворачивается ко мне в профиль. Я вижу, с каким серьёзным выражением лица он произносит то, что я не могу услышать. Через несколько минут он возвращается, спрашивает разрешения посетить мой душ, а после, получив согласие и полотенце, исчезает в крохотной ванной напротив спальни. Мне тоже нужно принять если не ванную, то хотя бы смыть с себя все пережитые приключения, и я вежливо дожидаюсь, когда он покинет душ, чтобы занять его место. Пока я принимаю душ, что-то происходит. Я слышу звонок в дверь, и Мэттью открывает её, с кем-то едва слышно переговариваясь, но после я слышу весьма чёткое «да, сэр», и понимаю, что это его подчинённый. Я понятия не имею, в чем дело, но надеюсь на лучшее, а после выясняю, что один из тех самых охранников, которые за нами следили всю субботу – мне снова становится немного стыдно, – принёс ему его вещи, которые Мэттью собрал с собой в это маленькое импровизированное путешествие. Неловкость проходит ближе к обеду, когда Мэттью зажимает меня в темноте прихожей, начиная жадно целовать и шарить руками по моему телу. Он ярче всяческих слов демонстрирует мне то, что я и не хотел бы облекать в слова. Даже если это воскресенье станет последним днём, когда я вижу его, я не намерен вдаваться в крайности или заниматься самобичеванием. Я отвечаю на его поцелуи, ничуть не отставая в демонстрации пыла и желания, которое охватывает меня почти мгновенно. Он прижимает меня к стенке, гладит меня через лёгкие домашние брюки и пробирается пальцами туда, где его губы были прошлой ночью – и даже не раз. Страсть вспыхивает мгновенно, и уже через несколько минут я извиваюсь на диване в гостиной, пока он методично растягивает меня влажными от смазки пальцами, смотря мне прямо в глаза. – Я бы хотел делать это бесконечно, – говорит он, склоняясь к моему животу и целуя влажную от выступившего пота кожу. Его пальцы продолжают гладить меня внутри, то выскальзывая полностью, то оказываясь так глубоко, что я начинаю жалобно стенать, когда он касается нужного места. – Трахать меня пальцами? – спрашиваю я на выдохе, закидывая ноги ему на плечи. – Быть с тобой, – отвечает он, а я вспыхиваю и закрываю глаза руками, внезапно осознавая, что чувствую то же самое. Мною, возможно, руководят похоть и минутный порыв, да и им тоже вполне вероятно овладевают похожие демоны, но это не мешает нам наслаждаться моментом, словно всё, что будет завтра, послезавтра и в другие дни, – неважная мелочь в череде событий. Я ничего не отвечаю Мэттью, и он, кажется, не расстраивается из-за этого, не прекращая ласкать меня так, словно я – произведение искусства, которое он бережно оглаживает и трепещет от его красоты. Но при этом он знает, что мне не нужна та слащавая обходительность, коей нужно всегда прикрываться, когда имеешь дело с какой-нибудь нежной барышней. Мне нужно от него то же самое, что ему – от меня. Мы не задумываемся о том, что делаем, это больше похоже на инстинкты, заложенные в человеке много веков назад, и мы пользуемся этими дарами природы. Мэттью берет меня именно так, как нравится мне, будто он уже изучил меня вдоль и поперёк, а я кусаю костяшки пальцев и напоминаю себе, что секс – это именно тот процесс, который всегда имеет одинаковое начало и такой же конец, но при этом только нам решать, что будет в середине этого мучительно-сладкого пути. – Тебе нравится так? – спрашивает Мэттью, развеивая мои предположения о том, что он умеет читать мысли и знает обо мне больше меня самого. – Как? – на автомате переспрашиваю я, едва почувствовав возможность говорить; горло перестаёт саднить, когда его пальцы движутся ниже с моей шеи и касаются напряжённых сосков. – Когда некуда торопиться? – Это мне некуда торопиться, – отвечаю я, притягивая его за голову к себе и целуя с такой жадностью, словно хотел сделать это очень долгое время. – А тебя ждут дела, подчинённые и пара охранников на улице. Он смеётся – как он смеётся! – и снова кусает меня за подбородок, игриво зализывая место укуса. Кажется, именно я переживаю о том, что он скоро уедет, больше него самого, и это злит меня. – Может быть, тогда быстро? – он толкается в меня с такой силой, что дыхание перехватывает, а я теряю возможность острить и язвить. Он трахает меня подобным образом несколько минут, царапает короткими ногтями бёдра, раздвигает ноги ещё шире, и я начинаю чувствовать себя загнанным животным, но при этом невероятно счастливым и удовлетворённым. – Нравится именно так? – спрашивает он снова, а я принимаюсь бездумно кивать, запрокидывая руки назад. Мэттью кончает первым – стаскивает презерватив, бросает его куда-то в сторону и изливается мне на живот, тут же падая на колени перед диваном и захватывая мой член в плен своего горячего рта. Мне доставляет удовольствие эта странная непредсказуемость, которую под должным ракурсом можно назвать практичностью – ведь он хочет знать всё наперёд, и пользоваться этими знаниями, чтобы – в данном случае – ублажить меня. Я глажу его по волосам, они мягкие и чистые, и схожу с ума от наслаждения. Мэттью втягивает щёки, выпускает меня и смотрит прямо в глаза, не прекращая своей сладкой пытки. Кончиком языка гладит головку члена, проскальзывает ниже и прикрывает глаза, помогая себе губами. А мне начинает казаться, что ещё немного подобного зрелища, и я либо потеряю рассудок, решив, что судьба подкинула мне мужчину-суккуба, либо разорвусь от испытываемых ощущений. Но моё тело решает всё за меня, и я, ухватив Мэттью за затылок, изливаюсь ему в рот, и он глотает всё до капли, не забыв облизать напоследок пальцы. – Кажется, ещё пара подобных... экспериментов, и мне придётся сослаться на болезнь, чтобы не идти на работу, – я устало смеюсь, и Мэттью подтягивается наверх, устраиваясь на мне. Диван довольно узкий, но его это ничуть не заботит – он смотрит на меня как-то странно, улыбается и опускает взгляд. Его ресницы чуть подрагивают, пока он очерчивает внимательным взглядом мою шею, на которой красочно расцвели несколько засосов. Я радуюсь, что сейчас осень, и надень я свитер с высоким воротом, да хоть повяжи шарф, никто и ничего не заподозрит. А даже если и сделает это, вообразив себя великим Шерлоком Холмсом, я найду, куда послать любопытствующего. Даже если это будет Джеймс... Нет, тем более, если это будет Джеймс. – Мне кажется, или ты всегда... снизу? – спрашивает Мэтт, избегая грубых слов. – Тебе не кажется, – отвечаю я, не видя в этом ничего предосудительного. – Я бы задал похожий вопрос, но ответ, кажется, и вовсе очевиден. – На самом деле, я не думал об этом, – он упирается подбородком мне в грудь, сползая чуть ниже, чтобы видеть моё лицо. – Не думал? – удивлённо спрашиваю я, начиная подозревать, что этот разговор может перерасти в нечто большее, стоит мне только быть чуточку внимательнее и терпимее. – У меня никогда не было постоянного партнёра-мужчины, – он отводит взгляд. Кажется, эта тема разговора ему не нравится, пускай он и завёл её самостоятельно. Что ж, я намерен выпытать из него какое-нибудь откровение, во что бы то ни стало. – Ты хочешь сказать, что... – запинаюсь. Что я хочу спросить? Что бы ни слетело с моих губ, это прозвучит глупо или жалко, если не по отношению ко мне, то касательно Мэттью. – Мы поженились три года назад, – начинает он, и я понимаю, что он готов разродиться тем самым откровением, о котором я грезил весь вчерашний вечер и всё сегодняшнее утро. – И в брачном контракте вполне чётко прописан пункт об измене. Это почти стандартная процедура – лишить того, у кого есть в задатке любая кругленькая сумма, всех денег, подложив под этого несчастного какую-нибудь шлюху на раз. Я отметал любые попытки Кейт и её отца лишить меня всего, что я заработал собственными руками, и за эти три года впервые имею с кем-то близость. Он смотрит мне в глаза, протягивает руку и касается ею моей измученной шеи. А я забываю, как дышать, и пытаюсь переварить услышанное. Стабильная тысяча вопросов – и слишком мало ответов. – Ты никогда с ней?.. – я боюсь задеть его, и не продолжаю, а он кивает и продолжает гладить мою шею. Я борюсь с желанием замурлыкать на всю гостиную. Айрис, будто бы читая мои мысли, запрыгивает к нам и внимательно смотрит на Мэттью, тычась ему носом в плечо и настороженно обнюхивая незнакомого ей человека. – В этом, слава Богу, не было необходимости, да и я вряд ли бы согласился. – Но что будет, если она узнает? – Она не узнает, – он облизывает губы и сглатывает, и я понимаю, что он хочет курить. – Твои люди видели нас, а ещё мистер Коннор, и... – Никто ничего не видел, – он улыбается, и я тут же расплываюсь в ответном жесте, слыша в его голосе непоколебимую уверенность в собственной правоте. – Контракт истекает в декабре, и я буду в праве самостоятельно распоряжаться своей свободой, при этом не потеряв ни пенни. Могу я приехать к тебе ещё раз? – неожиданно добавляет он, вопросительно глядя на меня. – А что если... – начинаю я, но он не даёт мне договорить, прикрывая ладонью мои губы. – Ничего не произойдёт, и никто не узнает. – Ты можешь приехать ещё раз, – говорю я, всё ещё переживая о том, что страждущие и любопытствующие смогут что-нибудь разнюхать. – Я постараюсь вырваться к тебе поскорее, – он гладит Айрис по макушке. Я удивлённо глазею на них обоих – она никогда не позволяет трогать себя незнакомым людям, но, по всей видимости, понимает, что посторонний человек не стал бы лежать на её хозяине и строить ему глазки, то поглаживая по шее, то спускаясь ловкими пальцами ниже и щекоча. – А что было до Кейт? – сегодня его очередь откровенничать, и я хочу знать если не всё, то хотя бы получить ответы на свои вопросы. – До Кейт я едва ли не ночевал на работе, не позволяя себе даже выходных. Я редко заводил с кем-либо отношения, потому что несколько сложно совмещать работу и личную жизнь. Мэттью всё-таки садится, и указывает жестом на пачку сигарет, лежащую на столе. Я киваю, и мы, одевшись, выходим на балкон. Он жадно затягивается, прикрывает глаза и выпускает дым через губы, и проворный ветер тут же уносит его куда-то далеко, растворяя в своём бурном потоке. – Ты можешь не рассказывать мне то, что считаешь нужным скрывать ото всех, – говорю я, пристраиваясь рядом. Я наблюдаю за тем, как он быстро выкуривает одну сигарету и тянется за другой. – В моей личной жизни копались все, кому не лень, и я уже начинаю подозревать, что секретов у меня не осталось, – он горько усмехается, щёлкая зажигалкой. Я смотрю вниз, и в самом деле замечая внизу чёрный мерседес, о котором Мэттью говорил мне вчера. – Они ждали тебя всю ночь? – И будут ждать столько, сколько потребуется. – Что если я уже сделал с тобой что-нибудь и жёстко надругался над твоим бездыханным телом? – я смеюсь, а он тычет меня локтём в бок и тоже усмехается. – Боюсь, тебе не понравится ответ, – он тут же нахмуривается. – Только не говори мне, что они слышат каждое слово... – я бледнею и ёжусь от ветра, внезапно начинающим казаться почти ледяным. – Можешь передать им привет, – он поворачивается ко мне боком и указывает на крошечное устройство за ухом. – Это... мерзко, – я чувствую, как моё лицо сводит от отвращения и осознания факта, что они подслушивали за нами всю ночь и весь сегодняшний день, в том числе... – Перестань, – он тормошит меня за плечи и жестом указывает на дверь, и я беспрекословно слушаюсь его. *** Даже когда он вновь раздевает меня, я думаю лишь о том, что в каждый звук – шелест, скрип, бормотание – внимательно вслушиваются двое незнакомых мне человека, сидя в машине. Быть может, они обсуждают это, даже смеются, а после, как ни в чём не бывало, обедают под доносящиеся из наушника стоны. – Я сказал – перестань думать об этом, – шипит Мэттью, резко переворачивая меня на живот, и я жалобно выдыхаю, пытаясь скинуть его с себя. Но он удобно устраивается у меня на спине, крепко держит за руки и шепчет мне на ухо: – Мне плевать, следит кто-нибудь за мной или нет, мне плевать, что они подумают, потому что им платят не за гениальные мысли в голове, и ты должен думать так же, если хочешь обрести душевное равновесие в моём обществе. Мне очень хочется его обрести. Но мысль о нарушенном личном пространстве мешает мне сосредоточиться на процессе. Мэттью заводит руку за спину и гладит меня по заднице, тут же больно шлёпая. – Я могу решить этот вопрос, только тогда кто-нибудь и в самом деле будет сидеть на твоей кухне и попивать там чай, пока я буду трахать тебя, вдавливая в это чудесное светлое покрывало, – я снова дёргаюсь, но он держит крепко и не собирается меня отпускать. – Выбирай. – Иди к чёрту, – я начинаю злиться. – Скажи им, чтобы они не слушали нас, когда мы... когда. – Отбой, – говорит он тем самым голосом, каким наверняка даёт приказы тем, кто работает на него. И я слышу едва различимое в тишине «Сэр?» из того самого крошечного наушника, и Мэттью едва ли не рычит: – Я сказал – отбой! В ответ раздаётся учтивое «Отбой на полчаса. Сэр», и он снимает с себя дурацкое приспособление, бросая его на пол. – Доволен? – он отпускает мои руки, и я вытягиваю их вперёд, складываю у себя под носом и утыкаюсь в них подбородком. – Очень, – откровенно отвечаю я, пытаясь выбраться из-под него. Мэттью чуть ниже меня ростом, но крупнее телосложением, и я начинаю жалобно кряхтеть под ним, снова возбуждённый до предела. Я не могу признаться даже самому себе, насколько сильно меня заводит этот его тон, когда он, уверенный в себе на двести чёртовых процентов, командует кем-нибудь. Я слышал самую малость, но от одного этого крышу сносит подчистую. – У нас есть полчаса, за которые ты можешь издавать какие угодно звуки, – он касается носом моего уха, щекочет своими волосами мою шею и гладит меня между ягодиц уже влажными пальцами. – Словно я не делал этого всю ночь, – говорю скорее из вредности, чем из желания съязвить. – Теперь ты знаешь о том, что нас могут подслушать. Эти люди – не то, о чем тебе нужно переживать. – О чём же мне нужно переживать? – я переворачиваюсь на спину и устраиваю ноги вокруг его талии. – Тебе вообще ни о чём не нужно думать так усиленно, если это касается меня. Расслабляйся и получай удовольствие. – Кажется, переживать – моё третье призвание, – говорю я после паузы, за которую успевает случиться многое. Мэттью не теряет времени даром, обнимает меня крепко и усаживает к себе на колени, позволяя мне снова верховодить процессом. – Какие же первые два? – Это секрет, – я расслабленно выдыхаю, чувствуя, как он входит в меня под тем самым углом, когда всё тело начинает дрожать, а на лбу выступает испарина. – Должен же я хоть что-то от тебя утаить. Он ничего не отвечает. Смотрит на меня из-под ресниц, смаргивает иногда крохотные капли и не отпускает ни на секунду, то прижимая к себе, то самостоятельно подаваясь мне навстречу. Кажется, что я готов провести подобным образом хоть весь день, и он вряд ли будет противиться этому – одного только взгляда на лицо Мэттью достаточно, чтобы понять, что выходные, наполненные безумным, но чувственным сексом ему очень по душе. Особенно, после такого долгого и вынужденного воздержания. Так что мои полгода кажутся мелочью по сравнению с его тремя годами, пока он пытался блюсти верность перед чужой для себя женщиной. Ближе к вечеру он снова звонит кому-то. Ходит по дому, словно был здесь тысячу раз, размахивает руками, смешно морщит нос, когда слышит что-то неприятное для себя на другом конце провода. Я продолжаю лениться, только и делая, что переворачиваясь с боку на бок или ползая на кухню, чтобы урвать там что-нибудь съестное. Должен признать, провизия подходит к концу, и я всё же решаю сходить в магазин, начиная неспешно одеваться. – Если ты занят, я схожу один, – говорю я, совсем не переживая за свою квартиру. Если быть честным, моё доверие к Мэтту опасно близится к отметке «отдам и кошелёк, и жизнь», поэтому я не переживаю о том, что он будет продолжать разгуливать по моей квартире. – Хочу сходить с тобой, – он выключает телефон и вкладывает его в карман. Я киваю и заканчиваю с одеждой, выискивая первый попавшийся свитер из завала одежды на кресле. Мне даже немного стыдно за то, что я так и не удосужился прибраться здесь, даже и не подозревая, как далеко всё может зайти. Я испытываю странную смесь чувств. Мэттью не кажется мне чужим, и это в народе, наверное, с радостью бы окрестили любовью с первого взгляда, единением душ и ещё чёрт знает чем, с таким же тлетворным налётом романтичности. Просто позволяя себе эмоции самого простого толка, я осознаю себя вполне счастливым из-за сложившейся ситуации. Наслаждаюсь тем, что мне преподнесла судьба, даю в ответ столько же тепла, сколько и получаю, и не загадываю наперёд. Разве можно быть в чём-либо уверенным, когда имеешь дело с подобным Мэттью человеком? Он, быть может, и сам не знает, где окажется на следующий день, и сколько дел обрушится на его, пускай и крепкие, плечи, и как долго он будет с ними разбираться. У меня есть его обещание – это всё, о чём я хочу думать в перспективе. Пока же у меня есть дело поважнее – пройтись с ним по магазинам. Понятия не имею, когда он уедет, поэтому хочу растянуть этот день настолько, насколько его плотный график сможет позволить.