Непозволительная дерзость

Это утро не было более красивым или более прекрасным, оно даже и не могло быть лучше, чем каждое утро Шерон – просто не могло, но постель ее была теплее. И дело было вовсе не в одеялах и пуховых подушках, на которых почивала леди Рейнсворт, нет, ведь она сама попросила… Его… Остаться. После всего. И он покорно разжал пальцы, давая выскользнуть из них темно-фиолетовой рубашке, опуститься на пол с тихим шелестом, а потом лег рядом. Теперь же голова Зарксиса оказалась где-то у ног его госпожи, да и сам он свернулся там чуть ли не калачиком – но, стоило изящной ножке Шерон дернуться, испуганно отпрянывая от лица слуги, как тот плавно поднялся, глядя из-под длинной челки единственным алым глазом пристально, внимательно. И, взяв руку своей леди, мягко коснулся холодными губами ее нежного запястья. - Какая непозволительная… - Дерзость, - закончил за нее Брейк, прикрывая почти прозрачные веки, и ласково прижался щекой к тонким пальцам госпожи. – Да, я такой. Согнулся в три погибели, чтобы она, наверное, не видела уродливой печати, не обращала внимания, не замечала, даже взглядом не цеплялась – и покачнулся, заваливаясь на бок совсем рядом. Вздохнул, потягивая ногами одеяло Шерон на себя, улыбнулся хитро, лукаво – и посмотрел прямо в темные глаза леди, наигранно задумываясь. - Вы всегда так мило краснеете по утрам, или сегодня особенный случай? – дразнящее протянул он, падая лицом в мягкую-премягкую подушку, и плечи его острые вывернулись как-то странно, не так, как у всех людей. Краешек губ Шерон дернулся, а потом она всполошилась, как всегда, и уперла руки в боки, тут же начиная ловить спадающее одеяло. Она не знала, что ответить. Но, наверное, сегодня румянец на ее щеках появился все же неспроста.