Она за левым плечом твоим. Оглянись! Что же ты медлишь? Она чарует как взгляд змеи, Пьянит, как яда глоток, Она легка, как последний вздох. Танцуй же со смертью, мой маленький бог... Мюзикл "Последнее испытание"
Стоя за барной стойкой, Мира перелистывала глянцевые страницы журналы. Гильдия пустовала, дела были сделаны, оттого Штраус откровенно скучала. Чувство это было для неё не то что бы непривычным, но редким. Скука – кисель, только без вкуса и цвета. Она широко зевнула и тут же прикрыла рот ладонью, кинув взгляд в сторону Ромео, который что-то горячо доказывал Венди. Нельзя, не при других. У Мираджейн здесь своя роль, и эта роль явно не включала в себя скучающее кислое лицо. А как хотелось бы! Кричать и рвать, быть хаосом, и быть огнем! Переливаться всеми самыми яростными и яркими красками и больше не носить маски эдакой хорошей девочки. Быть настоящей. Как Нацу или Хэппи – вот кому уж точно не нужны маски. Но у неё здесь своя роль, об этом не стоит забывать. Её мысли прервала хлопнувшая дверь. Журнал молниеносно был убран в сторону, но дежурная приветственная речь вдруг застыла у неё на языке. Так шумит прибой перед самой бурей, гудит разбуженный неприятелем рой – так вошла в гильдию толпа магов, окружившая кого-то в центре. - Ну отойдите же вы, не толпитесь, - произнес голос Грея, приглушенный и усталый, но твердый, и толпа потихоньку расступалась перед ним. Мираджейн почувствовал, как по спине пробежал холодок – нехорошее предчувствие. Он шел к девушке, она же тем временем разглядывала того, кто лежал у Грея на руках. От этого всего явно несло неприятностями – она чуяла их на расстоянии. Но когда в последний раз Фейри Тейл не окружали неприятности? На стол легло тело. Мира вопросительно взглянула на ледяного мага. - Что случилось? - Я споткнулся об него, когда бежал. Он чем-то болен, или ранен, или… я не знаю! Сама посмотри. Боковым зрением Штраус видела Леви, та крутилась вокруг, пыталась разглядеть, человека на столе, но пока это ей не удавалось. Вспомнилось, что волшебница как раз искала Джета; мелькнула холодная, мертвая мысль: «Вот и нашлась пропажа» Мира тряхнула головой и вновь вгляделась в тело. Наконец решилась. Когда она откинула капюшон, которым было закрыто лицо, в глаза ей бросилась сильно отросшая грязная борода, бледность лица, красный уголок рта. Но хуже всего были глаза: сначала ей показалось, будто бы они стеклянные; холодный, бессмысленный взгляд и зрачки, глядящие в никуда. Если бы бедняга не дышал, часто и хрипло, девушка подумала бы, что перед ней кукла: расширенные зрачки будто бы завалились в одну сторону, словно искусственные, голова безжизненно повисла. Она не сразу поняла, кто перед ней, но поняв, ужаснулась. Первые ряды отшатнулись от увиденного, Штраус же заметила оживление на дальнем столике и быстро закрыла лицо тканью плаща. - Унеси его в лазарет, - обратилась она к Грею, побледневшему, но все еще собранному. Интересно, она выглядит так же? – Потом решим, как его лечить. Пока же никого к нему не пускай. Волшебники гудели и казались сгустком твердой массы, но стоило Фуллбастеру взять больного, они отшатнулись от него, образуя при этом живой коридор. Мира почувствовала прикосновение к своей ладони и обернулась. На неё смотрел тот, кого она сейчас боялась больше всего. Ромео нахмурил брови, при этом явно сгорая от любопытства, и тихим голосом спросил: - Кто это был? Штраус отдала бы сейчас все на свете, чтобы не смотреть в эти глаза. Она сама не верила в то, что увидела. И сказать, что отец Ромео находится едва ли не при смерти, было выше сил девушки.***
Раскинув руки, Макао плыл по небу. Его обволакивали нежные, как лебединый пух, облака, они шептали ему: «Спи». Но пока он не мог: кто-то далекий, неизмеримо родной звал его, этот голос был где-то за пеленой облаков, но мешал провалиться в полусладкую дрему. Вновь закрывая глаза, Макао пообещал себе, что найдет источник голоса позже.Были и другие голоса: одни были тише, другие громче, все они напоминали о чем-то давно забытом. Внизу распласталась земля: люди на ней были невероятно маленькими, леса и озера казались лоскутами ткани, да и сама планета казалась совсем крохотной, что Макао казалось, раскинь он руки еще шире, он может обнять весь мир. Волшебный мир без страха и боли принял его, как своего и казалось, так будет всегда. Где-то далеко он видел женский силуэт: в нем Макао видел давно ушедшую возлюбленную и тянулся туда всем сердцем. Было бы так всегда. Он не знал, что черствая старуха уже натачивает свою косу.***
- Папочка…. Слова были совсем тихими, но мальчик был уверен: отец слышит. Он не сдастся, только не его папа! Тайком утерев горячую слезу, Ромео взглянул на Венди. По её лицу струился пот, руки, распростертые над больным, слегка дрожали, но девочка упрямо сжала губы и продолжала. Ромео отвернулся. Лишь мысленно продолжил молить её, не сдаваться и пробовать. Теперь он не жил, а существовал в надежде и страхе – отвратительная смесь. Мысли о смерти даже не посещали Ромео, и все же мальчик боялся отстраненного тела – жалкой физической оболочки, подобия отца; боялся холодного, бледного Грея, стоявшего у двери, словно каменный страж; его пугала строгая отчужденность грозной Скарлет, которая напряженно следила за действиями Венди. Он хотел бы сейчас встретиться с Нацу, который обязательно вдохнул бы надежду, но тот как назло куда-то пропал, а может, потрясенный Ромео просто пропустил его лицо среди десятка других. Внезапно свечение от ладоней маленькой волшебницы погасло, она опустила руки. Ромео дернулся. Девочка виновато покачала головой. - Я не могу. Не получается. - Ты не можешь сдаться! - Ромео! – прикрикнула Эльза, но мальчик, не слушая, схватил Венди за плечи и развернул к себе. - Ты не можешь этого сделать, слышишь? Он смотрел ей в глаза и видел там вину и сожаление. Венди мягко высвободилась и неуверенно взглянула на Макао. Тот блаженно улыбался, и его улыбка выглядела невероятно странно на застывшем лице, напоминавшем сейчас страшную языческую маску. Маленькая фея была в смятении: странная болезнь не поддавалась её лечению, но Ромео и остальные рассчитывали на неё. Она распростерла руки снова, призывая оставшиеся силы. По небольшой комнатке поплыли мягкие тени. Венди бросало то в жар, то в холод, магические силы утекали как песок – сколько не сжимай ладони, он все равно сыплется сквозь пальцы. Одна из теней резко дернулась. - Хватит. Рука Эльзы легла на плечо девочки, и Титания чувствовала, как дрожит обессиленное тело Венди. - Да как же так?! – Ромео метнул на Титанию свирепый взгляд, который она выдержала с ледяным спокойствием. Глаза защипало от несправедливости. Невозможно. Невероятно! - Вам что, наплевать? И все же его голос предательски дрогнул, мальчик отвернулся, глотая колючие слезы. Он остался совсем один. - Она устала, - ответила Эльза. – Это не значит, что мы бросим его сейчас. Мы отведем Макао к Полюшке. Она помогла мастеру, она точно сможет помочь, - она оглянулась на Фуллбастера. Тот понял все без слов и ушел за подмогой. Ромео просиял. Громко шмыгнув носом, он сжал слабую руку отца. Все будет хорошо.***
По закону подлости бутерброд падает джемом вниз, а Госпожа Фортуна поворачивается спиной, когда больше всего нужна. Так произошло и сейчас: на Магнолию и её окрестности опустился ливень, сильный и промозглый. Встал вопрос: ехать или не стоит? Спор не утихал долго, однако все же было принято решение везти больного. Кто его знает, сколько будет лить этот треклятый дождь. А потом, быть может, везти будет некого… Им пришлось нанимать крытую повозку, потому как дороги превратились в непроходимую жижу. Однако оказалось, что больной Макао плохо переносит быструю езду, и теперь они едва плелись по мокрой грязи. Макао лежал закутанный в несколько одеял и бормотал нечто бессвязное. Ромео, севший рядом, сначала пытался расслышать какие-либо слова, но услышанное было всего лишь бессмысленным бредом. Невесть как увязавшийся Нацу лежал без сознания в углу повозки, угрюмая Эльза наблюдала за ним, Грея же, как самого хладоустойчивого, усадили управлять лошадью. Особой сложности в управлении не было, поэтому в голову скучающего Фуллбастера лезли невеселые мысли, тем более что парень едва сдерживался, чтобы не ускориться. Дорога, обычно занимавшая не более получаса, растянулась на два часа, поэтому к старой целительнице они прибыли мрачные, несколько промокшие и напряженные. Нелюдимая Полюшка поворчала, но все же впустила их внутрь. Двигаясь быстро и ловко, она мигом раздела и уложила больного в постель, напоила его чем-то успокоительным и, дождавшись, когда мужчина уснет, внимательно его осмотрела. -Я надеюсь, у вас хватило ума, чтобы к нему не прикасаться.– Полюшка оглядела магов, вглядываясь в каждого. От её пристального взгляда, казалась, не могла укрыться любая ложь. Ромео чуть помедлил, но кивнул вслед за остальными. - Все настолько плохо? – спросила Эрза. Полюшка отогнула край одеяла. Красные небольшие язвы коркой покрывали грудь мужчины, они начинались с яремной впадины, дорожкой обходили правую грудь и исчезали у левого соска. Ромео едва подавил в себе приступ тошноты. - Я не знаю, что можно здесь сделать. И снова тоска навалилась как тяжелый мешок. Неужели даже она откажется? - Но вы ведь целительница, - голос дрожит, но повысить его у Ромео не было сил: слишком вымотан он был отчаянием и страхом. - Я не так часто лечу физические болезни. - Но послушайте… - начал Нацу, но Ромео предпринял последную отчаянную попытку. Воспоминание, свалившееся на него только сейчас, вырвалось наружу: - Он не мог колдовать! Папа жаловался, что у него не получается колдовать, а потом ушел! – окрыленный памятью говорил Ромео. – Это наверняка от болезни! Вы же не оставите его? Пожалуйста… - мальчик смотрел на целительницу и старался вложить в свой голос и взгляд как можно больше мольбы. Старушка чуть отвела взгляд. - Быть может, все еще хуже, чем я представляла. Я попытаюсь что-нибудь сделать, но…, - она махнула рукой. – Я думаю, это болезнь невероятно древняя, я слышала о ней, но никогда не была свидетелем этой болезни. Рассказчик назвал эту болезнь Черной Гибелью. Никто и не знает, откуда она приходит, но последствия ужасны. Я не спросила тогда, существует ли лекарство, да и он не знал, я уверена, - в хижине воцарилась тяжелая тишина. Чуть помолчав и прислушавшись к дождевым каплям, Полюшка продолжила: Я сделаю все, что могу. - Спасибо. - Эта болезнь, о которой вы говорите, она поражает только магов? – неуверенно спросила Эльза. Старушка покачала головой. - Нет. Обычных людей тоже. Говорят, что одними из первых ею заражаются маги, но точно никто ничего не знает. Так, а теперь, все вон! И чтобы я больше никого здесь не видела! Брысь! Повторять дважды не было нужды: маги Фейри Тейл исчезли в одно мгновение, только Ромео на мгновение задержался в дверях, прошептав едва слышно: «Я скоро вернусь»***
Домой возвращаться не хотелось. Там оставалась мертвая тишина, гнилое одиночество, шумящие капли дождя по крыше, цепкие мысли и остывший камин. Нет уж! Без отца он домой не вернется! Он приказал себе не думать о худшем, но подобное все равно находило лазейку и пробиралось в голову мальчика. Неуверенность и ожидание – самое худшее в том, что случилось. Неуверенной была Венди, такой же была и та старая страшная женщина, нерешительным и ждущим был он сам. Мальчик бродил по самым закоулкам город, потому что витрины и вывески, запахи, радостные голоса, свет в некоторых окнах остро напоминали об отце, о красных язвах, о застывшей нелепой улыбке на полумертвом лице. В глаза бросилась скособоченная, прилипшая к углу лавчонка. Потрескавшаяся вывеска гласила «У Марты». На стекле под слоем пыли видны еще были буквы: «Лучшие зелья на любые случаи». Мелькнула такая же серая мысль: «Почему бы и нет?» Лавочка пахла пылью, от которой чесался нос и слезились глаза. Или глаза слезились от легкой дымки непонятного цвета, витающей под потолком. Где-то на затворках остатки сознания велели ему убираться отсюда, однако сейчас Ромео был парализован от безысходности. - Чего желаете? – буквально из ниоткуда над прилавком показалась низенькая, но расплывшаяся фигура с лицом зеленоватого оттенка и раздувшимся, нахально вздернутым носом. Голос скоблил по нервам, создавалось ощущение, будто бы давно не мытые, огрубевшие пальцы лезут в ухо. - Я… посмотреть зашел, - хриплым голосом ответил Ромео. - Из-за отца пришел. Даже не спрашивает - утверждает. Глаза у старухи, оказывается, белесые, словно пеплом подернутые. А у мальчика аж дух перехватило. - Откуда вы знаете?! Она не ответила, бродя от полки к полке, напевала себе что-то под нос. «Сумасшедшая или…?» - подумал Ромео. - Болен твой отец, серьезно болен. А знахарка та тебе не поможет, не надейся, - сообщила ненормальная. Или не сумасшедшая? Ведь знает же, действительно знает! Неужели отец…? - Что мне делать? Она вгляделась в него своими рыбьими глазами и пожевала губами. Затем порылась на полках, где-то под прилавком и достала отвар в склянке. - Только у меня того… Денег нет. - Бери так. Еще не веря, Ромео протянул руку, но отдернул, стоило пальцам коснуться прохладного стекла. А вдруг врет? - Поможет? - Поможет, поможет, не сомневайся. Ты бери, пока даю. Разве есть у него выбор? Он схватил бутылочку и, даже не поблагодарив, выбежал из лавочки. А старуха еще долго возилась у полок, бормотала про себя что-то, неслышимое в шуме дождя. Если прислушаться, можно было разобрать что-то вроде: «Бедный мальчик. Бедный мальчик». Но кто будет прислушиваться к бреду сумасшедшей старухи? Ромео же бежал, бежал до самой хижины Полюшки, поскальзываясь и падая в мокрую грязь, но не отпускал заветного зелья, словно котенка грел его у сердца. А пробравшись в хижину, долго смотрел на отца и шептал: «Все будет хорошо» На следующий день Макао скончался, еще через день его похоронили. Ромео, как ни искал он той лавочки, ничего не нашел. Спустя неделю рядом с могилой Макао появилась еще одна. Часто девочка с синими волосами приходила к ней и долго гладила каменное имя: Ромео Конбольт. Руки мальчика были сплошь покрыты мерзкими волдырями. В гильдии Фейри Тейл объявили карантин.