* * *
— Империо! — взвизгнул жуткий голос над ухом Сириуса. Он погрузился в мягкую неизвестность. Перед глазами заплясали цветные огни, а в груди вспыхнул страх. Чтобы справиться с заклинанием, была нужна железная воля. Как у Гарри, например. «Умри!» — прозвучал мягкий голос из самого разума. Сириус оскалился. Яркие огни включили что-то в голове, голос внутри оборвался, а вместо него вспыхнул прекрасный детский смех. «Гарри!» — мелькнуло в голове у Сириуса. Он вытряхнул из головы морок Империуса и треснул Пожирателя в челюсть. И тут же получил удар в ответ. — Блэк! — гаркнул рядом Грозный глаз. — Ты в порядке? — В полном! — серьёзно крикнул Сириус, стирая со щеки что-то липкое. Кровь была тёплой, как помада. — Молодец! — прорычал Грюм, рассыпая в разные стороны заклинания. На этот раз ему действительно было легче драться. Они всегда дежурили с Грюмом — никто из Ордена больше не соглашался ходить на задания со свирепым и безрассудным Блэком. А сегодня Грюм уже дважды похвалил его, что само по себе было редкостью. После пробежек с Дурслем он стал намного быстрее, а сегодня — ещё и внимательней. Шальное боевое веселье исчезло, и вместе с ним — горькая безысходность. Когда рядом загорались вспышки яростного боя, Сириус сжимал зубы и сосредотачивался. Как будто кто-то держал его за крепкий поводок. Или за загривок, как котёнка. — Эванс, — рыкнул Сириус, вырубая очередного ублюдка в маске заклинанием. Видимо, всё дело было в ней. Весь вечер шатался по дому на Тисовой улице, как воскресший инфернал, и не знал, куда себя деть. У них было до смешного много общего. Петунья восхитительно злилась, у неё был трезвый ум, мягкие руки и нежные губы. Похоже, он сходил с ума. А ещё ему было ужасно нужно, чтобы всё разрешилось. Или пусть убьёт, или оживит до конца. С такими-то руками!* * *
Петунья проснулась рано, и снова — от гула мотоцикла. Сириус вернулся с ночного задания, и на этот раз раньше обычного, до завтрака. Она привычным жестом накинула халат, почистила зубы, умылась и спустилась вниз. Сириус не сидел в кресле Вернона — он мерил шагами гостиную. Увидев её, слабо улыбнулся. — Разбудил? Петунья раздражённо фыркнула и кивнула. Знает же, что разбудил! — Прости, — поморщился Сириус. — Есть очень хочу. Покормишь? Неопределённо пожав плечами, Петунья нырнула на кухню. После резкого подъёма голова ещё не варила, но одно было ясно: завтрак будет, когда проснутся Дадли и Вернон, не раньше. А то, что останется, она отдаст им с Гарри. Так было каждое утро. Бетонная, тяжёлая справедливость. И никто, кстати, раньше не возражал. Сириус проследовал за ней на кухню, но за стол не сел. Он был каким-то взлохмаченным и злым, и нетерпеливо вышагивал туда-сюда. Это очень раздражало. Петунья открыла холодильник, достала бекон, откопала в выдвижном ящике любимый нож и деревянную разделочную доску. Захрустела ножницами, разрезая плотный фабричный полиэтилен. Сзади материализовался любопытный Сириус. — Дай! — Он протянул руку к бекону. — Подожди. Ещё не готово. — Петунья хлопнула его по руке, как Дадли. Сириус фыркнул, расхаживая за её спиной. Ладонь привычно сжала холодную свинину. Лезвие заскользило, отмеряя ровные куски. — Как у тебя это выходит? — тихо спросил над ухом Сириус. — Всё ровно, как по линейке. Кубиками. По правилам. — Не знаю, — задумчиво и пресно бросила Петунья, не поворачивая головы. Не хватало ещё порезаться! Сириус снова сунулся под руку, и она поймала его руку, с силой сжимая пальцы. — Сказала же — нет! — прошипела зло, резко, так, что сразу стыдно стало. На что злиться-то было? Но было поздно. Сириус низко зарычал, вырывая из её руки нож. — Отдай! Сейчас же! — и с силой всадил его в деревянную доску. Нож гудеть не стал — остался торчать, как влитой. «На полдюйма загнал!» — возмутилась про себя Петунья. — Просил же — не злись! — Сириус крепко держал её за запястье и говорил громче обычного. Нет, рычал. — Не могу больше! И тут же прижал к себе двумя руками. Удивительно нежно для человека, который только что вогнал кухонный нож в доску с беконом. Петунья резко выдохнула, чувствуя, что от страха ноги её не держат. А Сириус держал — прижимал к себе мягко и бережно, как игрушку, но очень крепко. — Не умею я по правилам, — глухо прошептал он прямо над ухом. Они были почти одного роста — он чуточку выше, а не ниже на голову, как Вернон. — Давай пока без них, а? — И поцеловал. «Катастрофа!» — злорадно решила Петунья, отвечая на жаркий поцелуй Сириуса Блэка. И действительно — она была куда хуже, чем в прошлый раз. Дадлик, которого тошнило после встречи с дементорами, по всем пунктам проигрывал сыну Лили, обязанному совершить убийство. И ещё больше — сорокалетнему мужчине на её кухне, не умеющему целоваться. Сириус делал это ужасно — слюняво, грубо и глубоко, как подросток. Так Петунью уже лет двадцать никто не целовал. Это пугало. Что же это за человек — убивать мечтал, в тюрьме сидел, а целоваться не научился? Последнее полностью разрушило теорию о том, что Сириус опасен. Не может этот человек быть злодеем! Все злодеи целуются хорошо. Его руки до сих пор сжимали её талию чуть выше косточек. «Прижарился! Как бекон!» — решила Петунья, но через секунду зашипела от досады, потому что руки с талии исчезли, жадно скользя по спине. После они так и не остановились, сжимая плечи, исследуя руки и живот — ласково, заинтересованно, по-новому. Вернон никогда так не делал. А ещё у Вернона были усы. И живот. Внутри при мысли о сексе вместо привычной тошноты взметнулась странная жара. Щёки Петуньи вспыхнули. Останавливаться не хотелось. Она завозилась, пытаясь освободить руки, чтобы обнять в ответ, и ткнулась животом в непривычное, твёрдое. — Сириус! — в голосе читалась странная паника. — Эванс, пистолета у меня нет, — раздражённо буркнул он. — Хочешь — проверь. Чувствуя себя идиоткой, Петунья протянула освобождённую руку и провела пальцами по натянутой ткани. Не лаская, а ощупывая, будто инспектируя. Сириус неотрывно следил за ней, приоткрыв рот, пока пальцы не соскользнули с твёрдой плоти. Петунья робко улыбнулась, не зная, что можно ответить. Отвечать и не потребовалось — он снова прижался к ней и поцеловал ещё глубже. «Поцелуем в щёку не отвертишься теперь» — обречённо решила она. Будто прочитав мысли, Сириус аккуратно потянул вверх халат вместе с длинной ночной рубашкой. Петунья ужасно смутилась. Под ночнушкой ничего не было, они были на кухне, и, несмотря на то, что все остальные ещё спали… — Подожди! — обречённо прошептала она. — Взгляни на меня, Петунья! Чего мне ждать? — горько хохотнул Сириус. И тут же замолк, резко выдохнув. Шершавые, грубые пальцы проскользили по бёдрам вверх и наткнулись на горячую влагу. Петунья почувствовала, как отрывается от земли, и через пару секунд оказалась на столе. Сириус отпустил её, засовывая руки в карманы джинсов и вытряхивая всякую ерунду. На скатерть посыпались ключи от мотоцикла, волшебная палочка, золотые монеты, какие-то пробки и бумажки. Не зная, что делать, Петунья ухватилась за его плечи. Стол был непривычно жёстким, а прохладная скатерть липла к ногам. Когда звякнула пряжка ремня и тишину укусило жужжание молнии, Петунья почти пришла в себя, но Сириус снова одарил её незабываемым поцелуем. — Блэк! Да стой же! — резко зашипела она. Отозвался. Отстранился и посмотрел на неё. В замутнённых глазах мелькнула обречённость. — Ну, что опять не так? — прошептал тоскливо и устало. — Занавеску задёрни! Соседи увидят! — сгорая от стыда, обрывисто сказала Петунья. Лицо Сириуса расцвело непринуждённой улыбкой. — А пусть смотрят, — хохотнул он. — Мотоцикл им уже поднадоел. Только улыбайся! Я хочу, чтобы им понравилось. Он вошёл в неё резко, сразу во всю длину, даже причинив боль. Петунья тихо вскрикнула от необычных ощущений. Сириус зажмурился. На лице отразилась странная, мучительная сосредоточенность. Двигался он беспорядочно: быстрый, нетерпеливый ритм сменялся остановками, когда он тяжело дышал и целовал её. «Когда же это кончится» — обречённо подумала Петунья. Она попыталась увернуться от очередного поцелуя, но Сириус хмыкнул, прижал её голову к столу лбом, щекоча щёки мягкими волосами, и упрямо продолжил. Сердце колотилось, как сумасшедшее, внутри расцветало что-то непривычное, горячее и мягкое, а голова была пуста: как ни странно, никаких мыслей, только хрустальное безумие. За окном проезжали машины, соседей не было видно, на столе блестели золотые монеты, тонкие и широкие, как маленькие оладьи. «Красивые» — почему-то подумала она. Сириуса хватило ненадолго — Петунья даже не успела окончательно свихнуться. Он тихо, как-то жалобно застонал ей в губы, погружаясь в крупную дрожь и стряхивая её с себя через несколько секунд, и лишь после этого слабо улыбнулся. — Прости, — невпопад пробормотал он, поднимая её за плечи и отстраняясь. Петунья села на столе, пытаясь прийти в себя, и меланхолично наблюдала, как Сириус привёл одежду в порядок, сгрёб с доски бекон и жадно его сжевал, подошёл к холодильнику, выпил залпом весь апельсиновый сок из пачки, растерянно сунул её обратно и вернулся. Что теперь говорить? Что делать? Он взял со стола волшебную палочку и вытер об футболку. Направил ей на живот. — Нет! — взвизгнула Петунья. Мысли вдруг стали горячими и горькими, яростно заметались. В голове яркой вспышкой мелькнули слова Гарри: «Заклятие Конфундус. Проснётся через пару часов и ничего не будет помнить». Сейчас сотрёт всё, и она даже не вспомнит никогда, как это. Снова будет дурой. «Даже сок выпил напоследок и бекон украл!» — оскалилось что-то обидное, детское внутри неё. — Не смей меня Конфундусом, ясно? — взвизгнула Петунья. Сириус удивлённо посмотрел на неё, но через секунду глаза стали тёплыми. Торжествующими. Почти счастливыми. — И не собирался! — весело фыркнул он. — Я же только очищающее… Он прошептал что-то непонятное. По телу скользнуло махровое тепло, стирающее отовсюду жаркую влагу. Сириус спрятал палочку в карман, прижал Петунью к себе и снова поцеловал. Он изменился — ни жёсткости, ни пьянящего жара теперь не было, только бережная, очень человеческая ласка. Во рту остался резкий вкус неразбавленного апельсинового сока, по языку скользнула благородная соль бекона. — Только Вернону не говори! — тихо проговорил он, снимая Петунью со стола. Она испуганно глянула на него. — В смысле, что я здесь колдую, — неожиданно пояснил Сириус. — А об остальном? — по инерции выдохнула Петунья. И не собиралась же спрашивать! — Как хочешь. — Сириус устало потёр глаза. — Если надо, я сам могу сказать. Или молчать. — Он пожал плечами и показался ей вдруг ужасно одиноким. — Когда Гарри проснётся, пришли его ко мне, ладно? Я пока посплю. Всю ночь дрались. Устал как собака. Он улыбнулся собственной шутке, неловко качнулся, исчезая в дверях, и затих в бывшей спальне Мардж. Петунья ещё постояла, пытаясь прийти в себя, и обратила внимание на блестящие мелочи на кухонном столе. Ключи от летающего мотоцикла, волшебные монеты и какая-то ерунда. Воровато оглянувшись по сторонам, она сгребла всё в кучу и ссыпала в выдвижной ящик. Вернон никогда в него не заглядывал. Завтрак был ещё не готов, и она вернулась к столу. На доске одиноко лежал не нарезанный кусок бекона. Любимый нож гордо торчал из края. Можно было достать другой, но остальные Петунье не нравились. Нахмурившись, она покачала нож за ручку, легко выдернула из доски и фыркнула — кончик лезвия отломился и, по-видимому, остался внутри. Обидно почему-то не было, только смешно. Когда на пороге кухни появился довольный выспавшийся Вернон, перед Петуньей возвышался всё ещё сырой, неготовый бекон — зато столько, что хватило бы накормить всю Тисовую улицу. Глупо хихикнув, Петунья кинулась за сковородкой. Вернон пробурчал что-то неодобрительное, закрываясь от неё газетой.