Клятва небесам

С тех пор, как принцесса Аврора уехала в замок, я перестал спать. С тех, пор, как принцесса Аврора покинула Топи, я перестал летать. С тех пор я все чаще оставался человеком. Малефисенте снова снились кошмары. Она кричала всю ночь, лишь изредка прерываясь тихими всхлипами, и я был не в состоянии её разбудить. Я звал ее, кричал, умолял ее проснуться, но она не просыпалась. Единственное, чего я не мог – это коснуться ее. Она запретила мне это без слов, очень давно, еще тогда, когда я и не знал, что Малефисента когда-то летала. И я хотел нарушить этот запрет. Каждое утро она открывала глаза с первыми лучами пробуждающегося солнца и долго лежала, молча, не шевелясь. Я не видел, что она проснулась, но чувствовал это по ее дыханию – оно выравнивалось, становилось едва слышным и спокойным. Лишь в эти минуты я позволял себе погрузиться в тревожный сон, не доверяя внезапно наступившей тишине. Я засыпал лишь под звуки ее дыхания. - Диаваль, ты плохо выглядишь. Я усмехнулся и посмотрел на нее. Воспаленные глаза, еще больше заострившиеся скулы (если такое в принципе возможно), сухие губы с болячками в уголках, кожа настолько бледная и тонкая, что, казалось, сквозь нее можно увидеть лес. Я плохо выгляжу? Мадам, вам пора взглянуть на свое очаровательное личико в водной глади озера. Она часто сидела на берегу озера, глядя в никуда и даже не замечая, есть кто-то рядом с ней или нет. Я пользовался этим и садился чуть позади нее, так, чтобы видеть изгиб ее шеи, но не мешать ее уединению. Я закрывал глаза и представлял, как я подхожу совсем близко, касаюсь ее кожи, перебираю ее волосы. - Пошел вон. Холодный голос. Я бы поверил, если бы не слышал ваших криков по ночам, Госпожа. Молчу. - Пошел вон, Диаваль! Она не оборачивается, и я не шевелюсь. Если бы она действительно хотела, чтобы я ушел, она бы сделала это без лишних слов. Я готов к вопросам и знаю на них ответы. Мне нужно всегда быть уверенным, что с вами все в порядке. Я принес клятву. Эта клятва – вечный помощник в том, чтобы не признаваться себе и ей. Я принес клятву, и даже если она отпустит, я не уйду. Клятва, данная не Малефисенте, не самому себе, а небесам. Как вернуть ее к жизни? Как заставить малахитовые глаза снова гореть, губы – улыбаться, кожу – сиять? Полеты перестали приносить ей облегчение. Над Болотами снова натянулись сизые тучи. Тоскливые тучи. Сперва она жила любовью. Затем – ненавистью. После – снова любовью, на этот раз материнской. А сейчас? Я знаю, что может вернуть ей силу жить, но я так же знаю, что она не примет этого от меня. Гордая, холодная, неприступная, для нее лучше умереть от тоски, чем разрушить то, что создавала годами – свою стену. Между ней и миром. Между ней и чувствами. Между ней и мною. Ледяная стена. Она начинала таять, когда рядом была Аврора. Но этого слишком мало. Она шептала мое имя. Она кричала мое имя. А я метался вокруг нее и ничего не мог сделать. Ей снова снился кошмар, она звала меня, а я – ничтожное пернатое создание, абсолютно ничего не мог сделать. Разве мне есть, что терять, кроме нее? Разве есть у меня хоть что-нибудь, кроме нее? Стоит ли цепляться за глупые запреты, когда из-за них страдает та, кто занимает в моем сердце больше места, чем небеса; та, что сама накладывает эти запреты? Я рывком приближаюсь к ней и провожу пальцами по скуле. Заключаю ее лицо в ладони и тихо говорю что-то невнятное. Осторожно приподнимаю ее за плечи и прижимаю к своей груди. Крики переходят во всхлипы. Она судорожно сжимает кулаки и прерывисто вздыхает. Мое дыхание сбилось; кажется, оно снова старается подстроиться под ее ритм. А она уже почти совсем спокойна. Я отпускаю ее, позволяя снова опуститься на причудливо раскинувшуюся ветвь дерева, а сам перебираюсь на пару веток выше, так, чтобы видеть небо. Она не проснулась, а значит, она не вспомнит ничего завтра. А значит, я могу защищать ее каждую ночь. Защищать от самой себя. Спасать. Вытаскивать. Не позволять утонуть. Я чувствовал, что теперь моя жизнь обрела новый смысл. Из покорного слуги я стал защитником. Тенью защитника, о которой она даже не подозревает. Я всегда буду рядом. Я принес клятву. Не Малефисенте, не себе. Клятву Небесам.