Закон Мерфи

— Дерьмо! — орет Коннор, когда глядит вниз — на Мерфи, распластанного внизу в странной неестественной позе. — Мерф! Пистолеты с глушителями кажутся единственной спасительной соломинкой — потому что, блядь, если с Мерфом что-то не так, если он реально откинет копыта сейчас, Коннор просто выбросит сраные пушки из рук и кинется к этому расхваленному всеми и каждым мудаку — ведь только мудак суется под пули без защитного бронежилета. И пушки, стиснутые в руках, — какой-то знак, отчаянная ответственность, причина, по которой Коннор не лезет к Мерфи с расспросами. Бросать оружие — плохая идея: тогда шансов выбраться из гребаного коттеджа мексиканского ублюдка будет ноль. Это ни Коннору, ни — он уверен — Мерфи не подходит, поэтому Коннор просто отрывает взгляд от беззащитного Мерфа и палит по двум кретинам, удивленно уставившимся на этот трогательный момент, когда Коннор проявляет за Мерфи просто животное волнение. Он уверен: эти идиоты с черными вихрями кудряшек — просто пешки, потому как все главари давным-давно стоят в очереди у ворот Харона и ждут без проклятых монеток, которые Коннор с Мерфом так и не положили на их закрытые веки. И не положат. Сукам этим. Пару раз спустить курок — и готово. Два трупа в уродливых позах скрючились на полу, один из них припал к стене, по которой ползут его же мозги, окрашивая белоснежную гладь в ярко-красные разводы. Коннор бросает пушки и кидается к Мерфу — ни звука, ни жеста, ни презрительного взгляда — пустота. Веки Мерфа плотно закрыты, губы сжаты в тонкую линию, рука покоится около плеча, на месте которого окровавлен черный плащ. Коннор стискивает челюсти, стаскивает наспех перчатки, бережно переворачивает Мерфа на спину и аккуратно дотрагивается до темной ткани — влажная, блядь, как хрен знает что.  — Мерф? — пробует Коннор еще раз. Безрезультатно — чертов засранец продолжает валяться без малейшего движения. Коннор чувствует нарастающую панику — и не только из-за внезапной возможной кончины Мерфа, а еще и из-за того, что отец выбьет из него все дерьмо, случись с этим безалаберным безответственным кретином хоть что-нибудь — неважно, что Мерф приемыш, это не исключает того, что Коннор за него в ответе. И наоборот. Они все время спорили, кто из них приемный, потому что родители никогда не говорили конкретно. Как и не говорили, кто из них старше.  — Чертов сукин сын, вот ты кто! — хрипло проговаривает Коннор, тянется к пульсу на шее Мерфи. Время стоит на месте, пока Коннор самозабвенно ищет треклятый ритм, ощупывая голыми руками кожу около кадыка Мерфа, но, черт возьми, ничего не находит — ни единого стука. Холодный пот пробегается по лбу, прочерчивает влажную дорожку по виску, ниже, к шее, и пропадает за воротником футболки. — МЕРФ, БЛЯДЬ! — резко выкрикивает Коннор, таращась на Мерфи. Он хватает пистолет, валяющийся у ноги, и с рыком выпускает оставшиеся пули в мертвые тела подстреливших Мерфа ублюдков. Свист пуль разрывает тишину, пока Коннор не отпускает безвольно руки. Смотрит на Мерфи еще раз, еще раз в отчаянии ищет пульс на его шее. И тут вдруг натыкается подушечками пальцев на нужное местечко, чувствует слабые удары. От сердца как волны отхлынули — Коннор протяжно выдыхает, поднимает руку и стирает пот со лба. Мерфи вдруг шумно втягивает ртом воздух, распахивает глаза и смотрит в потолок. Его здоровая рука летит вверх и старательно ловит Коннора за предплечье, однако лишь безвольно соскальзывает на паркетный пол, по которому так живописно размазались разводы крови. Коннор сжимает его ладонь, все еще в перчатке, и старается улыбнуться, когда слабые тонкие пальцы Мерфа сжимают его руку в ответ.  — Ну ты и блядский сукин сын, — говорит Коннор не без облегчения.  — Напугался, а? — хрипло смеется Мерфи, хотя видно, что это ему дается с трудом, что все тело ломит, а лежать на раненном плече — чудовищно больно. Но он смеется, и от этого Коннору легче. Он мягко приподнимает Мерфа, затем помогает подняться на ватные ноги, чтобы дотащить того до машины.  — До усрачки, — признается Кон, волоча Мерфи к машине. * * *  — Да лежи ты уже, — строго велит Коннор, а Мерф все равно вертится на постели и шипит от нестерпимой боли. Рана неглубокая — пуля только задела плечо, не входя внутрь. Коннор, с ватой, пропитанной перекисью, старается обработать рану, но это удается с трудом — заставить Мерфи сидеть спокойно практически невозможно. Тот умудряется пить пиво, нести всякую чушь, а еще и беспрестанно елозить.  — Коннор! — измученно стонет Мерфи. — Больно же, бля! — он старается отползти на кровати подальше, но Коннор, совершенно здоровый, а значит — сильнее на данный момент, легко удерживает Мерфа на месте. Тот разочарованно закатывает глаза. — Дай я сам! — просит он в который раз, но Коннор не желает слушаться и, отложив вату, начинает аккуратно зашивать кровоточащую рану. Перекись помогла, и кровь теперь бежит не так обильно, как полчаса назад. Однако боль по-прежнему сильна, и Коннор видит, как глаза Мерфи слезятся.  — Ага, блядь, щас, — фыркает Коннор, протыкая иглой кожу, и Мерфи жмурится. — Сам ты себе тут назашиваешь. — Он берет вату в руки и, смочив ее перекисью еще раз, прикладывает к ране, аккуратно протирает ее, слыша едва уловимое шипение. — Мерф-МакМанус-Руки-из-жопы.  — Да пошел ты нахуй, — с душой отзывается Мерфи, а затем, прекрасно понимая, что иголку в руки ему все равно не дадут — и это даже хорошо, — просто откидывается на подушку. — Сам-то не лучше. — Он весь покрыт потом, белая футболка прилипла к телу, волосы взмокли, и Мерф кладет ладонь на лоб, чуть спускает ее на глаза и закрывает веки, чтобы всего этого не видеть. Коннор кидает на его измученное лицо беспокойный взгляд, но, не поддавшись временному замешательству, возвращается к ране на предплечье Мерфа. — Вообще-то, два года назад тот сраный кран я починил.  — Точно, так починил, что потом к нам приходила соседка снизу и отвесила пиздюлей обоим. Спасибо, старик, — Коннор проводит ватой с перекисью по почти что зашитой ране. Мерфи громко и гордо фыркает.  — Только плохое и видишь, засранец, — сдавшись, вздыхает Мерфи и бросает затею со спором. Он здоровой рукой тянется к баночке с пепси и, запрокинув ее, пытается попить, однако ничего не выходит, и он только весь обливается сладкой газировкой. Коннор слышит тираду красноречивых матов и видит, как Мерф старается стереть содовую с лица. Коннор тихо посмеивается, глядя на Мерфи. С раной уже покончено, она аккуратно зашита, сверху красуется бинт, тут же пропитавшийся кровью, и Коннор может спокойно откинуться на стуле, глядя то на лицо Мерфи, то на проделанную работу. На улице уже темно, а Коннор еще даже не спешит переодеться после недавней вылазки — отойти от Мерфи он просто-напросто не может, особенно в минуты, когда боль от выстрела особенно сильна. И, честно говоря, такие времена всегда были одними из самых ужасных моментов в жизни Коннора — когда случалось что-то с Мерфи. Ударился ли он мизинцем о ножку кровати, содрал ли кожу на колене, отхватил фингал — неважно. Когда Мерфа ранили, Коннор чувствовал все — он буквально ощущал жгучую боль в плече, словно пуля отрикошетила от стены и попала в предплечье еще и ему. Тело покрыто потом, и Коннор с удовольствием стягивает футболку. Мерфи с облегчением валяется на кровати, раскинув ноги и руки, но на лице еще красуется гримаса боли, брови все еще сведены, а губы поджаты. Вытеревшись грязной футболкой, Коннор выкидывает ее на пол, прикинув, когда завтра сможет смотаться в прачечную.  — Ты как? — интересуется Коннор, напялив новую футболку. На шее еще алеют разводы крови, неизвестно чьей — то ли бандюг, то ли Мерфа. Но мыться идти нет никакого желания, нет никаких сил, поэтому Кон просто садится на стул, на котором сидел до этого. — Выглядишь дерьмово, честно говоря.  — Чувствуя себя так же. Пиздец, — Мерфи через силу улыбается и скашивает на Коннора лисьи глаза — прищуренные и хитрые даже сейчас. Тонкие губы растянуты в ухмылке, и Коннору от этого легче — легче от того, что все не так плохо, как могло бы быть.  — В следующий раз не будешь хуйней маяться, Индиана Джонс, — справедливо расценивает Коннор. — Мозги включай, когда на дело идем. Да, это именно тот момент, когда он собирается начать читать лекции — лекция на тему того, какой Мерфи пиздюк, лекция на тему того, какой он эгоист, лекция на тему того, «как можно быть таким долбоебом?» и еще куча разных тем для обсуждений. И Мерфи знает это; его глаза закрыты, светлые короткие ресницы трепещут, и Коннор, сидя рядом, не может встать и уйти на свою койку, чтобы завалиться спать прямо в джинсах и ботах (неважно, хуже их дыра уже не станет). Он не позволяет себе всего этого — не сегодня и не сейчас. Он просто сидит, наклоняется к тумбе, чтобы взять пепси, осушает остатки и выкидывает алюминиевую баночку на пол. Та издает отвратительный звук, но Мерфи даже не дергается, не морщится и вообще никаких эмоций не проявляет. Коннор вытирает губы от сладких капель газировки и накрывает лоб Мерфа рукой. Горячий, блядь, на нем можно яичницу поджарить. Кон раздосадованно прикрывает глаза, понимая, что у Мерфи может начаться лихорадка. Паршиво. Очень паршиво. Коннор загнанно расценивает обстановку: что, если Мерф подхватил заражение? Что, если нужны таблетки, а еще страшнее — госпитализация? Паника медленно ползет по нутру, разливается в животе, затапливает грудь. Кон не может позволить врачам увезти Мерфа, блядь, но он не может позволить ему умереть! Это очень и очень плохо. Сердце бушует.  — Эй, Кон? — хрипло зовет Мерфи, его тяжелые веки не поднимаются, он слишком устал, наверное, но из-за боли уснуть не может. Коннор чуть наклоняется к нему, поднимает руку и кладет на ладонь чужой больной руки — мягко, ненавязчиво, чтобы не дай Господи Иисусе причинить еще большее неудобство от раны.  — Че? — тихо отзывается Коннор. Мерфи усмехается.  — Мы с тобой в дерьме, — говорит он. И сипло смеется, тело сотрясается, и предплечье, видимо, разражается страшной болью, поэтому Мерф заставляет себя прекратить. Коннор сочувственно смотрит на него, понимая эту боль, это неудобство, эту беззащитность, и не может не провести большим пальцем пару раз по тыльной стороне запястья Мерфа, потирая кожу, на которой есть пара ран, полученных еще лет сто назад.  — Знаю. — Коннор мягко сжимает пальцы на ладони Мерфа, стараясь показать, что рядом. Он не идет спать, не заваливается на бок, не сваливает, не оставляет Мерфи здесь одного, с простреленной рукой, он просто… просто тут.  — Да нет же, блядь, — упрямится Мерфи. — Нихуя не знаешь. — Он растягивает губы в ухмылке, но не смеется. — Нихуя.  — О’кей, — безразлично соглашается Коннор, смотря на бинты на руке Мерфа. — Нихуя не знаю. — Он берет бутылку пива с тумбы, заставленной всяким дерьмом, и подносит ко рту. Мерфи приоткрывает глаза, наблюдает за ним из-под полуопущенных светлых ресниц.  — Все вокруг нас — дерьмо, — продолжает Мерфи, снова закрыв глаза. Коннор любуется чудесной родинкой над губой этого мудака. — Все пиздец как дерьмово.  — Согласен, — говорит Кон без особого энтузиазма. Скорее всего, у Мерфа начался бред и все, что он скажет сейчас, будет полной чушью. Коннор достает свою зажигалку и выуживает из кармана черного пальто сигареты, стискивает меж губ одну и ловко поджигает.  — Где мы с тобой? — риторически интересуется Мерфи. — В какой-то сраной халупе, куда крысы срать не ходят. У нас даже ебанного ТУАЛЕТА нет, это по-твоему не дерьмо?  — Тебе лишь бы туалет, — ехидно отзывается Кон, выпуская изо рта клубы вонючего дыма. Мерфи приоткрывает глаза и жадно смотрит на сигарету, которую Коннор сжимает зубами.  — У нас эта, как ее? А! «Антисанитария», блядь, вот как! — Мерфи скашивает взгляд на Коннора, который все еще бережно сжимает его неподвижную ладонь. — Даже Рок живет получше.  — Еще бы, — фырчет Коннор, затягиваясь особенно сильно. — Этот пиздюк живет со своей барышней, а мы что? Мы живем вместе, — он тушит сигарету, от которой остался один фильтр.  — Значит ли это, что ты — моя барышня? — издевательски спрашивает Мерф.  — Или ты моя, — отбивает подачу Коннор, и они вместе хохочут. Мерфи содрогается на койке, пока снова не морщится от страшной боли в руке. Улыбка с лица Кона тут же сползает, словно ее и не было, и он сильнее сжимает руку Мерфа, мягко обнимает ее своими пальцами, проводит по угловатым ладоням.  — Больно, да? — досадно спрашивает Коннор, смотря, как лицо Мерфи корчится.  — Не хочу жаловаться, старик, но больно как пиздец, — честно отзывается тот. Коннор поджимает губы, зачем-то наклоняясь еще ближе, будто это может помочь Мерфу.  — Может, это, анестезию? — Кон кивает на бутыль с дешевым виски, который они раздобыли благодаря распрекрасному Рокко, сейчас шлявшемуся хер знает где, в момент, когда он и правда нужен. Или не нужен. Коннор не может разобрать точно.  — Охотно, сеньор, — соглашается Мерфи и тянется здоровой рукой к бутылке в руках Кона; тот аккуратно подносит ее к губам Мерфа, осторожно помогает обхватить горлышко и выпить, сколько нужно. Половина всего содержимого бежит по подбородку Мерфи и оседает на подушке, впитываясь глубоко-глубоко. Когда Мерф легким кивком дает понять, что ему хватит, Коннор ставит бутылку обратно на тумбу. Все это время его ладонь мягко сжимает ладонь Мерфи, а большой палец потирает запястье, будто успокаивая.  — Все это сейчас выглядит страшно по-гейски, — опьянело улыбается Мерфи, легко двигая пальцами той руки, за которую его держит Кон. Коннор смеется в голос.  — Да пошел ты нахуй! — весело говорит он безо всякой обиды в голосе и продолжает хохотать, но Мерфи и не думает останавливаться.  — Клянусь Иисусом Христом, видел бы это Рок, он бы от нас не отвалил, блядь, ближайший месяц, — подначивает Мерфи, но его рука тем временем аккуратно переворачивается, и вскоре ответно сжимает ладонь Коннора. Тот перестает заливаться смехом и с улыбкой глядит на Мерфа. Они молчат, потому что, ну, Мерфи прав, и Коннору нечего добавить. Они держатся за руки, как ебанные голубки из третьесортного фильмеца про любовь, который когда-то давным-давно еще смотрела мама, и от этого становится странно неловко. Но Коннор не убирает руку, а Мерфи его руку не отталкивает. Им так хорошо. Правильно.  — Точно, — в конце концов усмехается Коннор. — Сказал, как сам Господь Бог, сучка.  — Не богохульствуй, — подначивает его Мерфи, уже начавший засыпать. Его веки слипаются, и с каждым разом он закрывает их на все большее время. Коннор слабо улыбается. Завтра нужно будет отыскать где-то их закадычного другана-придурка Рокко, такого же, как и они сами, и сказать, чтобы он оттащил их окровавленную одежду в прачечную, а сам Коннор пойдет в аптеку. За обезболивающим, за антибиотиками, бинтами, перекисью, которую они всю извели, и что там еще надо? Коннор уверен — дохрена всего.  — Спишь? — тихо спрашивает он. Мерфи уже не открывает веки, его грудь мерно вздымается. Коннор сидит какое-то время, мягко и бережно сжимая его ладонь, и проводит рукой по лицу, смахивая усталость. На улице уже светлеет, спать хочется неимоверно, но Кон не хочет бросать Мерфа. Несмотря на то, что они будут друг от друга меньше, чем в метре, если Коннор все-таки доберется до своей гребанной койки. Он еще раз трогает лоб Мерфа и чувствует, что жар спал, тихо радуется — нет, не заражение крови.  — Эй, Кон? — хрипит Мерфи. Коннор, собиравшийся встать, чтобы принести еще баночку пива, остается на месте.  — Чего? Тишина. Мерфи не отзывается, и Коннор решает, что ему послышалось. Он поднимается со стула, оставляя руку Мерфи, которую до этого сжимал, одинокой и холодной.  — Ложись ко мне, — в конце концов говорить Мерф. Он не открывает глаза, даже на пару миллиметров, продолжает делать вид, что спит, и Коннор, замерев над ним, смотрит в расслабленное лицо Мерфи.  — Чего? — повторяет он, только более удивленно.  — Рядом, говорю, ложись, блядь, — шипит Мерфи, кивая на скудное пространство на кровати рядом с собой. Коннор колеблется. Он стоит, замерев, и думает, стоит ли делать то, что он, вообще-то, вполне собирается сделать. Мерфи не открывает глаза, не шевелится, только слушает, и его дыхание, кажется, замерло — по крайне мере, Кон не слышит его. Или это бешеный ритм пульса в ушах заглушает — неизвестно. Мерфи хмурится.  — Не хочешь — не надо, черт возьми, — в голосе — нотки обиды, которые Коннор прекрасно слышит. Поэтому он обходит кровать, садится на нее, а затем и ложится.  — Не наебнемся? — только и спрашивает он, потому что койка — маленькая и узкая. Мерфи усмехается, кладет здоровую руку себе на грудь, освобождая место для Коннора, который несмело закидывает руку ему на живот — ну, уверят он себя, чтобы не навернуться.  — Не будешь вертеться, как вошь на гребешке, — не наебнемся, — мудро изрекает Мерф. Он откидывает голову в сторону Коннора, словно хочет быть ближе, и тот обнимает его сильнее. Они молчат, проходит пара минут, и Мерфи почти что засыпает рядом с Коном.  — А это еще более по-гейски, — сонно оценивает Коннор, не открывая глаз. Он чувствует, как кончик носа щекочут неровно стриженные волосы Мерфи, и ощущает его дыхание на коже шеи.  — Заткнись нах, — отзывается Мерф, тихо посмеиваясь. Они снова молчат, проходит минут десять, и Коннор почти засыпает, когда слышит едва уловимый бред пьяного Мерфа: — Люблю тебя, долбоеба. И Мерфи тихо посмеивается. Коннор улыбается сквозь сон.  — Ага, — говорит он, на грани сна и реальности. — И я. Теперь заткнись, пока я тебе вторую руку не отстрелил. Мерфи смеется, кое-как изворачивается и здоровой рукой обнимает руку Коннора, расположенную поперек его живота.