Валарский балаган

По заявке с JRRT-drabbl-феста: «К 9.5. Великолепие природы. Мелькор утверждает, что Йаванна никогда не будет проявлять инициативу в своих творениях, и не сделает ничего, что вызовет неодобрение Творца и не одобрено Замыслом, даже если это будет самый прекрасный цветок Арды. Йаванна в ответ выращивает первую орхидею, вызвавшую восхищение валар и Илуватора. Мелькор не согласен и предлагает валие улучшить её творение, на что Эру отвечает: «Улучшать орхидеи? Но разве можно превзойти само совершенство?» Рейтинг: G«.

— В сторону орхидеи. Об убийстве. Я знаю, кто застрелил этого человека. Рекс Стаут

— Да она вообще не умеет ничего! — вещал Мелькор. Вокруг уже собралась стайка майяр, и еще несколько заинтересованно слушали издалека. — Она к творчеству не способна! — продолжал Мелькор. — Велика важность: спираль нарисовать. Спираль и я могу. В воздухе прочертились и начали медленно вращаться огненные контуры двойной спирали. — А запустить синтез белка — большого ума не надо. Где тут фантазия, спрашиваю я? Где воображение? Где самостоятельность? — Подожди-ка, — вклинился проходивший мимо Аулэ, который считал, что критиковать Йаванну имеет право только он. — Знаешь, сколько она составила возможных комбинаций? Двадцать в двадцатой степени умножить на двадцать факториал. И это только если не удваивать и не утраивать аминокислоты. — Ты хоть сам понял, что сказал? — отозвался Мелькор. Аулэ хмыкнул и пропал. — На чем я закончил? Так вот, если мы возьмем изначально задуманную спираль и начнем по ее схеме наращивать клеточный слой, то у нас получится… Что получится — то и получится, если кратко. Она думает, что результат больше менять нельзя. А это неправильно. — А как правильно? — зачарованно спросил один из майяр. — Сейчас увидите. Огненная спираль всколыхнулась, сжалась, слетела вниз; Мелькор поймал ее и разгладил. — Схема есть, — сказал он. — Начинаем синтезировать. Воздух рядом с ним сгустился, отвердел, и из образовавшегося комка проступили восемь лапок, голова и круглое тельце — очертания небольшого паука. — На таком она останавливается: не очень интересно, правда? А я предлагаю пойти дальше. Смотрите. Мелькор снова вызвал контуры спирали и указал на точку посередине. — Поменяем местами вот эти звенья и немного подправим вот здесь. Узкий луч ударил в центр спирали; три звена почернели, а паук начал будто раздуваться изнутри. — И еще раз. Когда спираль погасла, на месте маленького паука оказалось огромное многоглазое зубастое чудовище. Гул прокатился по толпе майяр: в общем гомоне угадывались и одобрительные, и восхищенные, и изумленные возгласы, хотя больше было осуждения. Один майя осторожно дотронулся до нового существа: живой, плотный, шевелит головой, смотрит, клацает зубами. — Примерно так, — скромно заключил Мелькор и распустил стихийный семинар. *** — Что за суматоха? — поинтересовался Манвэ. — Йаванна показывает, как выращивать цветы! — радостно выпалила Вана. — Пойдем? На лужайке, повинуясь Йаванне, распускались разных оттенков розы, пробивались из-под земли рододендроны, взмахивали нежными лепестками фиалки, мелькали отсветы золотых шаров, теснили друг друга толстые стебли гиацинтов. — Красиво, — заахали вокруг. — Можно спросить? — вылетело из толпы. — Вы не пробовали что-нибудь поменять в схеме уже после? Мелькор говорит, что… Восторги притихли. — А нужно ли? — безмятежно ответила Йаванна: она уже успела выслушать все, что думал о Мелькоре и его проектах Аулэ, рассердиться, расстроиться, просчитать контратаки, успокоиться самой и успокоить негодующего супруга. — И без этого можно добиться неплохих результатов. На длинный стебель словно опустилась, раскрывая крылья, бело-розовая бабочка, на соседний еще одна, красная, рядом раскрылось нечто нежное, желто-лиловое, а последними высыпали оранжевые звезды. «Чудеса… — подумал Манвэ. — Не рассказать ли Отцу?» Восхищенные вздохи и возгласы понемногу стихали. — Цветочки? Тоже вариант! И, как всегда, эволюции мы не признаем, да, Йаванна? Конечно, зачем что-то менять! Наш принцип: само заработает. — По-моему, отлично вышло. Перестань, пожалуйста, Мелькор, — попросил Манвэ, но скандальный брат не унимался: — Красиво — не спорю. А, например, как твои цветы защищаются? — Зачем? — удивилась Йаванна. — Эта и так красная: никто не подойдет. А эта белая: маскировка. — Все равно, — заупрямился Мелькор. — Я бы нашел, что можно добавить. — Забирай: вот цветок, — один из цветков отделился от стебля и перелетел к Мелькору, — а все остальное вычислишь сам. Мелькор несколько раз повернул цветок, отогнул лепестки, дотронулся до сердцевины, спрятал свой трофей и двинулся прочь, в глубину леса. Йаванна вспыхнула, как алое зарево пожара, выплеснув ярость, и снова вернулась в привычный облик. *** «Манвэ, ты мне хотел что-то рассказать?» «Отче! Взгляни, как прекрасно!» «Хорошо. А как вы это назвали?» «Аулэ говорит, что это орхидея. Отче, Мелькор…» «Я знаю. Не волнуйся: как можно превзойти само совершенство?» Эти слова зародили в душе Манвэ смутное беспокойство. Если раньше он печалился из-за того, что Мелькор не ладит с Йаванной, что он во всем перечит Замыслу, что не ценит изящества и красоты, то теперь стало ясно: раз совершенства не улучшить, то Мелькор непременно его испортит — даже если хотеть будет добра. *** Аулэ тестировал новое, двуногое и прямоходящее, тело. Йаванна летела рядом, оборачиваясь то птицей, то пушинкой одуванчика, то жуком, то развоплощаясь вовсе, и потешалась. Тело шло неуверенно, центр тяжести норовил сместиться вперед, руки хотели превратиться в лапы и пригибали туловище к земле, а нервные импульсы шли от мозга к конечностям так медленно, что каждый шаг давался ему с трудом. Тем не менее, Аулэ отгонял желание воспарить над землей, выровнять корпус и подправить курс легким волновым толчком — и не разрешал себе выйти за пределы физиологических возможностей тела. Обзавестись настоящим, плотным, по всем правилам собранным фана, которое копировало бы облик Детей, было его идеей. — Представьте, — говорил он, — приходят к вам Дети: «Владыко Ульмо, пожалуйте в наши чертоги!» А Ульмо отвечает: «Конечно — несите бочку!» Сначала они собирались надевать только внешнюю оболочку — прямо сверху на энергетическое ядро: снаружи будет выглядеть для Детей привычно, а внутри останется световой сгусток. Но такое решение не давало, например, ходить, отталкиваясь от земли ногами, и оставляло две возможности общаться с Детьми: Являться и Глаголать свыше. Поэтому Аулэ предложил испытать тело как замкнутую систему, с саморегуляцией, где все процессы зависели бы только друг от друга и не взаимодействовали бы с особенностями айнур. «Почувствовать себя в чужой шкуре», если это можно так назвать. Тело проверенным способом создала Йаванна, которая сама уже применяла эту схему и умела принимать облик животных и растений. Но если освоить естественные движения животных и птиц оказалось несложно, то высокое и нескладное тело, которое надел Аулэ, казалось, вело себя вопреки законам природы. И вот теперь Аулэ боролся с силой тяжести, а Йаванна следила за реакциями на разнообразные стимулы и внутренними процессами в организме. Внезапно Аулэ остановился, отчего тело завалилось вперед и оперлось на руки. — Новый раздражитель! Фиксируй! — бросил Аулэ. — Фиксирую, — отозвалась Йаванна и, обернувшись деревцем, помогла супругу подняться. Цепляясь за ветки и ствол, он выпрямился и двинулся было дальше, как вдруг пошатнулся, запнулся и упал лицом вниз. Тело осталось лежать на траве, а сам Аулэ завис рядом с Йаванной. — Не работает! — сказал он сердито. — Халтуришь! — Это ты его неправильно использовал! — с готовностью ответила она. — Ты, наверное, забыл дышать — или сердце не запустил. — Я забыл дышать?! Я не мог дышать! — Надо вот так: вбираешь воздух — выпускаешь, вбираешь — выпускаешь… — Не получилось! Меня словно что-то вытолкнуло. — И зачем я вообще с тобой связалась? Попросила бы кого-нибудь другого, того же Манвэ: он бы уж не ошибся… Препираясь, супруги не заметили, как рядом с ними возник Намо Мандос, удивленный, даже обескураженный, хотя по нему этого заметить было нельзя. — Кто умер? — спросил он. Они отвлеклись друг от друга и повернулись к нему. — «Умер»? — не понял Аулэ. — Дух расстался с телом, — пояснил Мандос. — Да с этим телом грех не расстаться — если оно само дух удержать не может! — Неправда! — Насильственно расстался с телом, — бесстрастно продолжил Мандос: выслушивать новый виток перепалки он не собирался. — Если хотите, «убили». Аулэ и Йаванна понимающе переглянулись и хором заключили: — Неизвестный раздражитель! Раздражитель, по словам Аулэ, действовал на обонятельные рецепторы. Как это объяснить подробнее, он не знал: расчлененное восприятие телесными органами чувств отличалось от привычной айнур цельной картинки. Йаванна заявила, что в первую очередь нужно проверить кровь. — Ого! — воскликнула она. — Этого я точно сюда не закладывала! — Лишний элемент? — встрепенулся Аулэ. — Нет-нет, не один. Органика. *** В том уголке планеты, куда они забрели, проводил свои опыты над злополучной орхидеей Мелькор. Здесь росли черные кляксы и зеленые шипастые шары, скалились из цветочных серединок обезьяньи морды, трепетали на ветру синие с бледными прожилками лепестки и, как царица, возвышалась над всем этим великолепием огромная, яркая и очень красивая орхидея — почти такая же, как расцветала у Йаванны. К ней-то и тянулся след от поверженного тела. Йаванна вздрогнула, метнулась к орхидее, тронула лепестки, заглянула внутрь — и, сгустив вокруг себя воздух, опустилась на четыре лапы, обернувшись волчицей. Звериный нос ткнулся в цветок — лапы подогнулись и закатились глаза. Йаванна, развеяв упавшее тело, грустно заключила: — Мелькор… отравил цветок. Он выпускает вещества, которые блокируют системы в организме. Попадись он мне! Пока Йаванна сокрушалась над цветком и пыталась исправить положение, Мандос незаметно исчез и вскоре вернулся с очень недовольным Мелькором. — Чуть что — сразу я! — негодовал экспериментатор. — Что вам не нравится? Я же говорил: цветку нужна защита! — Угу, — буркнул Аулэ. — Радикальный метод: просто никто не успеет подойти. — Твой цветок, э-э-э, отключает… — начал объяснять Мандос. — Отключает системы жизнедеятельности: мышцы не сокращаются, мозг не посылает сигналы, воздух не проходит в легкие. По-моему, это слишком, — сказала Йаванна. Мелькор презрительно фыркнул, сказал: «Если мешаю — могу в другое место перейти, мне не сложно. А цветок менять не дам!» — рванул орхидею, бросил наземь и удалился. *** — В тропики можно, — рассуждала Йаванна, лелея вырванный цветок, — в самую чащу, куда никто не проберется… А можно поселить туда тех, у кого нет обоняния. Или вывести новый, стойкий к яду вид. С тех пор в самых темных, самых душных, самых густых тропических лесах, куда не залетают птицы и где ползают лишь змеи да ящерицы, попадаются иногда невыразимо красивые, но смертельно опасные орхидеи. А первое прямоходящее тело нашли через много миллионов лет в окаменелом слое — и зарегистрировали зашкаливающий уровень радиации. Конец. П.С. (Сцена после титров) — Я ни за что не надену эти ваши тела! Очень надо! Мне и так хорошо! — Мелькор… Как же ты покажешься Детям? — спросил Манвэ рассудительно. — Так и покажусь! Что за позорище! Нет — и не просите. У меня плохое предчувствие. И в последнем он был как никогда прав.