Сладкая отрава

      Мое тело буквально парализовало. Встать на колени перед Китнисс? Нет! Сердце бьется в груди, как сумасшедшее, и я понимаю, что не могу снова унизиться перед ней.       Сжимаю зубы так сильно, что становится больно, и на лице играют желваки.       – Выберем вариант попроще, – говорю я, прожигая Китнисс взглядом. Мой голос отдает сталью. Оператор недовольно бурчит, но не решается поспорить.       Твердым шагом я подхожу к Китнисс и почти рывком хватаю ее за запястье. Сжимаю девичью ладонь в своей. Сойка морщится от боли, с укором глядя на наши руки, и только сейчас я чуть ослабляю нажим. Китнисс очень бледная, а ее тощее тело дрожит как от холода. Непроизвольно замечаю свое отражение в зеркале за спиной девушки: дикий, пропитанный злостью взгляд, заострившиеся черты лица; вся поза напряженная, напоминающая хищника перед броском.       Поворачиваю голову к оператору: на камере горит красная лампочка, идет съемка. Прикрываю глаза и глубоко вздыхаю несколько раз, стараясь успокоить пожар, пылающий в душе. «Надо взять себя в руки», – твержу я себе, но, как ни стараюсь, все равно понимаю, что я не похож на влюбленного подростка, каким должен был бы выглядеть.       Кажется, мне впервые катастрофически не хватает актерских способностей, чтобы убедительно притворяться. Лихорадочно соображаю как спасти ситуацию, но, как на зло, мысли разбегаются от волнения. «Думай, Пит, думай!», – твержу я себе, но мой максимум – вспомнить совет мужчины с татуировкой, который снимает нас. Встать на колени? Это всегда беспроигрышно романтично…       Распахиваю глаза, обводя взглядом комнату. Не могу сосредоточиться: все вокруг мутное, будто я смотрю через стекло. Кое-как фокусируюсь на лице Китнисс…       Вздернутый нос, резко очерченные скулы.       Она развязала войну. Из-за нее гибнут люди.       Широко распахнутые серые глаза, обрамленные темными ресницами.       Она использовала меня и мои чувства. Я пережил ад... И все по ее милости.       Чуть розоватые сухие губы... Китнисс прикусила нижнюю – нервничает.       Она потеряет свою власть над людьми... Жители Панема перестанут умирать с именем Китнисс на устах.       Я смогу отомстить Сойке! Я был ее крыльями? Что ж, теперь я – ее клетка!       Медленно, в буквальном смысле наступая себе на горло, я начинаю сгибать колени. Кажется, я чувствую каждую мышцу, которая напрягается, приближая меня к полу. Уверен, мое лицо пылает, потому что кровь в венах кипит, я горю как в лихорадке. Ядовитая смесь долга перед людьми и ненависти к Китнисс. Последнее, кстати, обострилось до предела: это чувство особенно остро царапает сердце, разрывает душу огромными когтями...       Когда колени касаются пола, я уже на грани приступа. Смотрю на искаженное страхом лицо Китнисс, но не вижу ее. Вместо этого передо мной другая девушка – иная Китнисс. Ее темные волосы уложены в замысловатую прическу, а соблазнительное тело прикрыто голубым платьем. Как будто эхо я слышу голос Цезаря, а яркий призрачный свет софитов слепит глаза. Я уже стоял на коленях перед Сойкой... Я просил ее стать моей женой… Я любил ее… Я отдал ей всего себя без остатка… А она воспользовалась! Обманула! Бросила!       Сжимаю руку Китнисс так сильно, будто хочу сломать. Из горла девушки вырывается стон.       – Пит... – пищит Сойка, и звук ее голоса возвращает меня в реальность.       Я расцепляю наши ладони, и Китнисс сразу же отстраняется, с укором глядя мне в глаза. Не знаю, что именно она в них находит, но внезапно ее собственный взгляд смягчается. Серые омуты становятся влажными, предвещая дождь.       – Пит! – шепчут ее губы, и сама Китнисс неожиданно оседает рядом со мной.       Мы на одном уровне. На коленях друг перед другом. И ее ладони оказываются вдруг на моих щеках, согревая ласковым теплом.       Она притягивает меня к себе и чуть подается вперед. Мы касаемся лбами. Какое-то неожиданно волнительное положение. Очень личное. Лицо Китнисс так близко, ее дыхание касается моей кожи.       – Я с тобой, – шепчет она едва слышно. Уверен, оператор, про которого я вспомнил только сейчас, не сумел разобрать ее слов. Китнисс сказала это только мне, мне одному.       Мы оба дрожим. Глаза в глаза. Я не помню, что когда-нибудь Сойка выглядела такой... родной.       «Почти поверил», – проносится в моей голове.       Напрягаю шею и стараюсь отодвинуться. Китнисс не пускает, все еще удерживая мое лицо в своих руках. Накрываю ее ладони своими и с силой тяну в разные стороны. Сойка тяжело вздыхает, но ей приходится покориться.       Я сомневаюсь в том, что собираюсь сделать сейчас.       Жениться ради мести? Стоит ли оно того? Ненависть разрушает меня изнутри и, культивируя ее, я открываю в себе самые темные, неприглядные стороны.       Жениться ради счастья незнакомых мне жителей страны? Я могу ошибиться, и этот брак не переломит ход войны. Оружие будет и дальше греметь залпами, а людская кровь все равно будет пропитывать землю, оставляя грязные пятна на примятой траве.       Я вновь и вновь скольжу взглядом по лицу Китнисс, спускаюсь ниже и, наконец, останавливаюсь на животе Сойки. Вот истинная причина. Маленький человечек, пока еще заключенный в теле матери. Все что я делаю – для него.       Интересно, у ребенка уже есть ручки и ножки? Наверное, еще слишком рано, но зато уже есть сердце. И оно бьется. Я женюсь на Китнисс ради своего сына или дочери, потому что это будет частичка меня прежнего – доброго паренька, по уши влюбленного в мать будущего ребенка.       – Китнисс, – говорю я, и мой голос спокоен. – Ты была для меня целым миром. Я любил тебя больше, чем саму жизнь. Ты – мать моего ребенка. Мы навсегда родители этого малыша, чтобы ни случилось... Я прошу тебя, ты разделишь со мной свои годы? Ты выйдешь за меня замуж?       Оператор шмыгает носом, растроган. А я ведь не соврал ни слова…       Любил.       И мы связаны нашим ребенком.       У нас есть пара лет, пока малыш не сумеет обходиться без матери, а там... Посмотрим. Сноу ведь намекал, что можно и избавиться от Китнисс. Всему свое время...       Сойка молчит. Несколько слезинок скатываются по ее щеке. «Умилительно, – думаю я отстраненно. То, что надо для видео-ролика»... Хотя она молчит слишком долго.       – Китнисс? – зову я ее, но девушка даже не моргает. Взгляд стеклянный, совершенно отстраненный.       Секунды, в которые невесте полагается ответить радостным согласием, утекают сквозь пальцы. Бросаю стремительный и, надеюсь, не слишком заметный взгляд на оператора. Он выглядит удивленным тем, как ведет себя Сойка. Ее слезинки в совокупности с упорным молчанием любого заставят сомневаться в желании девушки стать моей женой.       Приближаю свое лицо к лицу Китнисс и тянусь губами к уголку ее губ. Легкая ласка, которая со стороны, наверняка, похожа на поцелуй, но это всего лишь видимость. Я чувствую тепло кожи Сойки и тихо, практически беззвучно шепчу имя, которое должно вывести Китнисс из оцепенения:       – Ты не забыла про Гейла?       Сойка дергается, дрожь пробегает по ее телу, и она прикрывает глаза, пряча от меня свои эмоции. На какое-то мгновение я переживаю, вдруг каким-то образом Китнисс узнала о том, что солдаты из Тринадцатого забрали Хоторна?       Успокаиваюсь, только когда Китнисс распахивает глаза и скороговоркой выдыхает:       – Да, я согласна.       Она даже прибавляет к этому вымученную улыбку, но, похоже, искусственность этой улыбки замечаю только я. Притягиваю Китнисс к себе и крепко обнимаю. Она будто из камня – твердая и напряженная, не желающая моих рук на своем теле.       Спустя минуту оператор выключает, наконец, камеру и выходит из комнаты, заливаясь слезами умиления и счастья за нас с Китнисс. Сойка оказывается на ногах уже в следующее мгновение, стоит двери закрыться за капитолийцем. Она отворачивается к окну и замирает, прикрыв руками живот. Делает вид, что меня в спальне нет.       Отлично! У меня и без того тоскливо на душе, чтобы еще терпеть демонстративный игнор от Сойки. Тоже поднимаюсь с колен и, не сказав ей ни слова, ухожу.       Бесцельно брожу по коридорам Дворца, приводя в смятение безгласых, которые то и дело предлагают мне свою помощь. Ноги сами несут меня к комнате Клариссы. Я стучу в дверь. Мне не открывают. Разворачиваюсь, чтобы уйти, и даже делаю пару шагов, но позади раздается знакомый голос:       – Пит!       Оборачиваюсь. В дверном проеме, чуть выступив в коридор, стоит девушка, невероятно красивая, но я не сразу узнаю ее. На Клариссе только широкое махровое полотенце, повязанное над грудью, на коже блестят капли воды, а каскад влажных каштановых волос рассыпался по плечам.       – Что с тобой? – не сдерживаюсь я, приблизившись и касаясь темных прядок.       Помощница лукаво улыбается:       – Ты думал, они действительно розовые?       Киваю и начинаю улыбаться.       – Так лучше, – говорю я, наматывая прядь волос на палец.       – Ты совершенно ничего не смыслишь в моде, – притворно надув губы, возражает Кларисса, но в ее глазах пляшут шаловливые бесята. – Не стой на пороге, заходи...       Я оказываюсь в спальне своей подруги и, хотя бывал здесь пару раз раньше, именно сейчас смущаюсь. Красивая полуобнаженная девушка, совершенно неожиданно представшая в новом образе, волнует меня.       Кларисса рассказывает о планах на будущий день и болтает о всякой ерунде, но я не слушаю. Мои мысли то и дело возвращаются к напряжению внизу живота, которое настойчиво напоминает о себе. Непроизвольно облизываю губы: я был с девушкой только однажды, это было давно, но волшебно. И пусть тогда я боготворил ту, с которой разделил близость, но по многочисленным рассказам парней в школе, секс сам по себе приносит удовольствие. Так есть ли смысл отказываться от этого?       – Ты вообще меня слушаешь? – подает голос Кларисса, и я рассеянно киваю. Вру. Помощница тоже это понимает. – Что случилось? – спрашивает она, наконец, усаживаясь рядом со мной на кровати.       Несколько влажных прядок касаются моего плеча, и футболка намокает. От девушки пахнет лавандой. Вкусно. Но есть куда более привлекательный запах: хвойный лес, аромат ягод, дух свободы. Фантазии пикантных сцен одна за другой рождаются в голове. Подмять Китнисс под себя, заставить ее тело слушаться и погрузиться в теплую глубину...       Но она ведь не хочет! Черт! Трясу головой, отгоняя непрошеный образ. Что же за сила заключена в Сойке, что даже сидя рядом с соблазнительно не одетой девушкой, я все равно думаю о ней? Наваждение. Она все-таки отравила меня собой. Китнисс – яд, но такой сладкий, что эта отрава побеждает здравый смысл без единого шанса на ничью.       Кларисса расстраивается из-за моей погруженности в себя. Она отходит к окну, и я любуюсь ее силуэтом на фоне уже наступивших сумерек. Длинные стройные ноги, дразнящая мягкость полотенца, темные кудри, спутавшиеся и поблескивающие от влаги…       Образы Китнисс снова заполняют голову. Я возбужден. Проклинаю и ее, и себя заодно. Провести рукой вдоль линии ее позвоночника, сжать в ладонях упругие ягодицы, слиться в единое целое... Это проклятие. Я ненавижу душу Китнисс. И вместе с тем страстно желаю обладать ее телом.       – Ты сегодня странный, – доносится до меня голос Клариссы. Совсем близко. Пару раз моргаю, приходя в себя, и обнаруживаю, что помощница сидит на коленях на полу возле моих ног и внимательно смотрит в лицо.       По коже пробегают мурашки, когда ее взгляд медленно, будто касаясь меня, скользит ниже, останавливаясь в районе паха. Сглатываю. Кларисса облизывает губы и снова смотрит мне в глаза.       – Хочешь секса? – спрашивает она тихо, но от неожиданной прямоты вопроса мне кажется, что ее голос усилен стократно.       У меня язык прирос к небу, я молчу, вцепившись пальцами в одеяло на котором сижу. Рука Клариссы тянется к моему лицу, видимо, собираясь погладить, но я отчего-то дергаюсь в сторону. Это инстинкт: я не вру себе – я жажду тело Китнисс, а не просто любой девушки.       Запоздало понимаю, что, скорее всего, обидел Клариссу, но помощница наоборот хитро улыбается, словно ей известная какая-то тайна.       – Ты хочешь не секса, Пит, – говорит она загадочно. – Ты хочешь конкретную женщину?       Снова сглатываю. Она не сердится, прочитав мои мысли?       – Иди и возьми, – просто говорит Кларисса, поднимаясь на ноги. – Сойка в твоей спальне, она – твоя, ты имеешь право...       – Нет, – перебиваю я. – Я обещал обойтись без насилия.       Неожиданно Кларисса начинает смеяться в голос, разрушая интимность момента.       – Ты чего? – недоумеваю я, но девушка никак не может остановиться.       – Если оба не против, то это не насилие, – говорит наконец она, все еще улыбаясь.       – Китнисс не хочет, – зло отвечаю я. – Она меня не любит.       Кларисса становится серьезной.       – Тебе виднее, конечно, – произносит она, – но порой мы заблуждаемся там, где все очевидно...       Мне внезапно надоедает разговор о Сойке и, достаточно грубо прервав Клариссу, я прощаюсь и спасаюсь бегством. Моя помощница будто не понимает глубины той пропасти, которая пролегает между мной и девушкой, на которой я вынужден жениться.       Снова слоняюсь по коридорам. Оказавшись перед спортзалом, решаю, что это отличный способ отвлечься. Провожу здесь, вероятно, несколько часов, переходя от одного тренажера к другому: бросаю гири, подтягиваюсь на турнике, стараюсь вскарабкаться вверх по толстому канату.       Физические нагрузки и прохладный душ после них действительно помогают прийти в себя. Когда я бреду в свою комнату, в голове приятная пустота, а в мышцах сладкая дрожь. Хочется поскорее уткнуться лицом в подушку и, завернувшись в одеяло, уснуть.       В спальне темно, не горит ни одна лампа. Только мягкий свет луны вырисовывает контуры женского тела, спящего на моей кровати. Слабо улыбаюсь, сам не знаю от чего, и забираюсь на свою половину.       Мои руки на одеяле и я уже почти погружаюсь в сон, когда чувствую, как поверх моей кисти ложится теплая ладонь. Я не шевелюсь, выжидая, и Китнисс подползает ближе ко мне, переложив свою подушку.       Там, где наши руки касаются, проходит почти магическое тепло. Не имею ни малейшего понятия зачем, но я сплетаю наши пальцы и чувствую нажим с ее стороны. Улыбаюсь в темноту и засыпаю. Китнисс посапывает рядом.