Сладкая отрава

      Струи воды обмывают мое тело, смывая усталость и снимая напряжение. Поднимаю голову вверх, подставляя лицо миллиону капель, сливающихся в один поток. Остаться бы здесь навсегда, отгородившись от недружелюбного мира, изранившего мое тело и душу.       Мутное стекло душевой кабины покрылось тонким слоем белесой пелены, и, когда я смотрю на него, рука непроизвольно тянется вверх, рисуя контуры семи букв.       К.И.Т.Н.И.С.С.       Жмурюсь, как от боли, когда читаю получившееся слово, но уже в следующее мгновение чувствую только злость. Стискиваю кулак и бью по стеклу, целясь в ненавистное имя. Ярость, смешанная с презрением, – это все, что осталось во мне для Сойки-пересмешницы. Эта девушка приносит горе тем, кто оказывается рядом и она достаточно безжалостна, чтобы обрекать людей на смерть.       Война. Панем охвачен пламенем, зажженным от ее спички.       Резким движением выключаю кран, и шум воды прекращается. Выхожу из душа и, прихватив полотенце, усаживаюсь на кровать. Вытираю голову, провожу махровой тканью по груди, животу. Спустившись ниже, к протезу, откладываю полотенце в сторону и прикасаюсь пальцами к блестящему металлу. Медленно снимаю кусок железяки, заменяющий мне ногу от середины бедра и ниже, кладу его рядом с собой и насухо вытираю, чтобы не заржавел. Скорее всего, это лишнее, вероятно, капитолийцы позаботились о ржавчине и других мелочах, но я каждый раз повторяю процедуру, это отвлекает от других мыслей.       Закончив с металлом, возвращаюсь к своему обрубку. Вздыхаю. После освобождения из пыточной камеры, меня вновь подвергли процедуре регенерации тканей, как во времена возвращения с Арены, и, как и тогда, самый большой изъян остался при мне – ногу не вернуть. Я калека, и медицина не в силах это изменить. Грустно усмехаюсь: и в этом тоже виновата Китнисс. Я попался в сети ее обмана и слишком увяз в них: боролся за ее жизнь, готовый отдать свою; старался оградить ее от всего, что могло причинить ей вред. Дурак! Китнисс никогда не любила меня: притворство, лицемерие, обман. Все – ложь: с тех пор как она нашла меня у реки, полуживого, все, что она делала – это использовала меня в своих целях, а я, наивный, искал в этом скрытый смысл. Запертые в ее душе чувства.       Прикрываю глаза, прислушиваясь к своим ощущениям: мне кажется, что я чувствую пальцы на ноге, которой давно нет, ощущаю покалывание чуть выше колена там, где когда-то была рана. Фантомная боль, которая, наверное, останется со мной до конца дней.       Мотаю головой, разгоняя неприятные мысли. Пора перестать хандрить и начать жить дальше, не совершая прежних ошибок. Закрепляю протез на место, торопливо надеваю светло-синюю рубашку, черный костюм и, повозившись со шнурками на туфлях, покидаю спальню, любезно выделенную мне во дворце. За те пару недель, что я живу здесь, лабиринт извилистых коридоров перестал меня пугать, и я без провожатого легко нахожу дорогу к кабинету Президента. Стучусь, но не жду ответа, почти сразу распахивая дверь.       Сноу приветливо кивает, и я прохожу внутрь, усаживаясь на свое привычное место – для меня выделили отдельный рабочий стол. Столешница завалена бумагами, испещренными цифрами и схемами – я вникаю в статистику различных показателей по уровню жизни Дистриктов.       – Как спалось? – спрашивает Сноу, не глядя на меня.       Поднимаю глаза на главу государства и едва заметно поджимаю губы. Тон президента ровный и спокойный, как всегда, но мне мерещится издевка. Ночные кошмары… Они не покидают меня с тех самых пор, как жизнь «наладилась» – я стал фактически тенью Сноу, получив статус будущего преемника власти. В былые времена у меня тоже бывали страшные сны, но большей частью они были связаны с тем, что я теряю Китнисс, теперь… Сейчас я был бы рад избавиться от нее, да только кошмары не дают: каждую ночь я вижу девушку с длинной темной косой, которая раз за разом калечит мое тело и терзает душу.       – Без изменений, – неопределенно говорю я. – Что сегодня на повестке дня?       Сноу просматривает несколько документов, прежде чем удостаивает меня ответом:       – В Восьмом произошло столкновение с повстанцами. Разрушена половина городской части, уничтожена больница, полная мирных жителей, – произносит Президент. – Сойка-пересмешница была замечена в центре событий.       Снова сжимаю кулаки. До боли в мышцах, почти до судороги, лишь бы не сорваться проклятиями на голову этой девушки, у которой нет сердца.       – Есть конкретные данные? – спрашиваю я, стараясь сохранить деловой тон.       – Количество погибших уточняется… – отвечает Сноу.       Мгновение он молчит, будто размышляя, стоит ли посвящать меня в курс дела, но все-таки добавляет:       – Тринадцатый прорвался в телевизионный эфир, они выпустили агитационный ролик, который им удалось прокрутить несколько раз. Есть желание посмотреть?       Медленно киваю, стараясь казаться спокойным и уверенным в себе. Президенту не обязательно знать, как гулко стучит мое сердце при мысли о том, что я увижу Китнисс. Достаточно того, что Сноу знал о том, как сильно я любил Китнисс Эвердин раньше – он сумел использовать эту любовь против меня. Не хватало еще, чтобы он нашел способ использовать против меня мою же ненависть к ней.       Президент подходит к проектору, нажимает пару кнопок, и перед нами возникает экран, который пару секунд остается черным. Затем в его центре вспыхивает маленькая искорка, которая становится все ярче, разгораясь и увеличиваясь в размере. Когда весь экран объят пламенем, я будто чувствую исходящий от него жар. Постепенно на фоне огня возникает символ Сойки-пересмешницы, отливающий кровавым золотом, и я слышу голос Клавдия Темплсмита – вечного ведущего Голодных игр.       – Огненная Китнисс Эвердин, – говорит он, – она все еще пылает!       Неожиданно вместо огня на экране появляется сама Китнисс, и мое сердце ускоряет бег. Волна ярости охватывает меня, и я невольно дергаюсь вперед, собираясь уничтожить изображение с той, которая меня предала. С трудом сдерживаюсь, но остаюсь на месте.       – Я хочу сказать восставшим, что я жива, – говорит Китнисс с экрана. – Здесь, в Восьмом, Капитолий только что разбомбил госпиталь, полный безоружных мужчин и женщин. Детей. Все они погибли, у них не было шансов.       Ее волосы развеваются на ветру, выбившись из растрепанной косы. Лицо перемазано сажей, а в глазах ледяная решимость.       — Вот как они поступают! – продолжает Сойка. – Они должны за это заплатить! Президент Сноу предупреждает нас? Я тоже хочу его предупредить. Вы можете убивать нас, бомбить, сжигать наши дома, но посмотрите на это! – следуя за рукой Китнисс, камера показывает охваченные огнем планолеты, лежащие на крыше здания.       Кадры мелькают с бешеной скоростью, показывая куски битвы: падение бомб, взрывная волна, Китнисс, заляпанная кровью, и то, как она карабкается куда-то вверх по лестнице, стены, истерзанные пулеметными очередями… Появляется лицо Гейла, который выкрикивает имя той, из-за которой страна погрузилась в хаос, и новый кадр – Китнисс стреляет из лука: налево, направо, огромное число раз…       Резкая смена кадра, и я вижу Китнисс, идущую прямо на камеру.       – Огонь разгорается! – кричит она во весь голос. – Сгорим мы – вы сгорите вместе с нами!       Языки пламени снова заполняют собой весь экран, и поверх них появляются толстые черные буквы, из которых слагается фраза: СГОРИМ МЫ – ВЫ СГОРИТЕ ВМЕСТЕ С НАМИ! Слова воспламеняются, и постепенно изображение на экране выгорает до полной черноты.       Я молчу, не зная, что сказать. В моей голове сотня мыслей, но все они разрозненны, и я никак не могу решить «как» я отношусь к увиденному. Как произошло столкновение? Кто виноват в гибели людей? Откуда взялись бомбы: с подбитых планолетов Капитолия, которые показали на экране, или были и другие планолеты – те, которые принадлежат повстанцам и не попали в кадр?       И еще… Гейл рядом с Китнисс. Снова злюсь! Ну почему даже сейчас, когда есть куда более важные вопросы, я поглощен только одним: они вместе? В мозгу всплывает множество картинок, которые я не могу отличить от своих воспоминаний: Китнисс, целующая Гейла, прижимающаяся к нему обнаженным телом, их стоны, их клятвы в любви друг к другу. Логика подсказывает, что я не мог видеть всего этого в действительности, но картинки слишком яркие, чтобы можно было ими пренебречь.       – Поделитесь мыслями, мистер Мелларк, – предлагает Сноу, и я поднимаю на него глаза.       – Чьи бомбы уничтожили Дистрикт? – спрашиваю я.       Президент смотрит, не моргая, и, сохраняя абсолютное спокойствие, отвечает:       – Если верить словам мисс Эвердин, во всем виноват Капитолий…       – А на самом деле? – перебиваю его я.       Мы смотрим друг другу в глаза, будто меряясь силами. Я знаю, что бы Сноу ни говорил, он мне не доверяет. Как и я ему. Все рассказы про преемника и прочее… Я нужен Сноу совсем не для этого. Хотя меня и посвящают во многие государственные дела, но не думаю, что Президент готов полностью передать власть в мои руки.       Подозреваю, что дело в повстанцах. И Китнисс. Сноу как-то обмолвился, что я смогу повлиять на Сойку, если понадобится… Эту часть его плана я не понимаю: я могу повлиять на нее единственным образом – свернуть шею обманщице, чтобы хоть как-то отомстить за всю ту ложь, которой она оплела меня, но это вряд ли то, что имел в виду Президент.       – Думай сам, Пит, – отвечает Сноу. – Только ты можешь решить, кто твой настоящий враг.       Слово «враг» взрывается в моем мозгу мгновенной ассоциацией – Китнисс, скидывающая на меня улей с осами-убийцами на Арене; Китнисс, отворачивающаяся от меня в поезде и повторяющая, «я хочу все забыть»; Китнисс, бросающая меня на взлетной площадке, обрекая на пытки в казематах Капитолия. Какие-то воспоминания ярче, словно они раскрашены блестками, какие-то тусклые, почти позабытые, но все они показывают только одно: Китнисс – враг.       Ролик повстанцев, показанный в эфире, не что иное, как попытка Тринадцатого переманить на свою сторону людей – тех жителей, которые верят, что с оружием в руках можно изменить жизнь. Я не разделяю их мнения: с оружием в руках можно только умереть, а жить надо иначе.       Пользуясь своим новым положением, я стараюсь следовать этому принципу и изучаю все, что могу найти о жизни в Дистриктах, и пытаюсь придумать, как можно помочь людям в решении их проблем. Так, например, я знаю, что в Одиннадцатом, жители голодают, хотя урожай, выращенный на их территории способен прокормить половину Панема без особых усилий. Я почти закончил составлять схему распределения части провизии так, чтобы она оставалась в Дистрикте и распределялась между нуждающимися.       Даже той крупицы информации, которую я получил, когда путешествовал по Дистриктам в Туре победителей, мне хватило, чтобы понять – проблемы есть везде, даже в на первый взгляд процветающих Первом и Втором. Мне не нужно преемничество Сноу, я не горю желанием стать Президентом, потому что не верю, что это возможно. А вот использовать временное расположение нынешнего правителя – то, что мне нужно.       Я не тешу себя надеждами – моя жизнь ничего не значит для Сноу: по его приказу меня пытали, и, я уверен, сделают это снова, если понадобится. Только пока я нужен Президенту – я жив и, практически, здоров. Наделен властью. Все, что я могу сделать – постараться извлечь из ситуации максимальную выгоду: прекратить войну и помочь людям.       – Войну надо остановить, – говорю я. – И Китнисс тоже.       Сноу вглядывается в мое лицо, и я знаю, что он видит: плотно сжатые губы, напряженный взгляд. Я выдерживаю внимание президента, обхожу свой стол и становлюсь впереди его, опершись бедром на край столешницы. Президент ждет, что я еще скажу и, сложив руки на груди, я добавляю:       – Повстанцы выходят к людям с призывами. Мы могли бы сделать то же самое: обращение Президента к народу. Нужно напомнить дистриктам, что кровопролитие не приведет ни к чему хорошему.       – Призвать людей к порядку? – уточняет Сноу. – Пригрозить?       Пожимаю плечами, переступив с ноги на ногу, и снова упираюсь в стол.       – Прямая угроза ничего не решит, – отвечаю я. – Из-за этого и начался бунт.       – Вы так считаете, мистер Мелларк? – в голосе Президента сквозит раздражение, но я не обращаю на это внимания.       – Считаю, – твердо говорю я. – И мы это уже обсуждали. Голодные игры надо прекратить.       – Обсуждали, – соглашается Сноу, – и мы не будем возвращаться к этому. Игры возобновятся, как и положено. Отмена Квартальной бойни стала исключительным случаем, который больше не повторится. Я сжалился над мисс Эвердин, которая обманула меня, как и тебя, Пит. Это была ошибка, ты сам видишь к чему это привело.       Я киваю, соглашаясь с частью про Китнисс, но про себя решаю, что к вопросу об Играх я еще вернусь – если есть хоть мизерный шанс прекратить это, я должен рискнуть.       – Что насчет обращения к народу? – снова спрашиваю я.       Сноу согласно кивает, поглаживая свою бороду.       – Думаю, это хорошая идея, мистер Мелларк. Я сообщу операторам, чтобы подготовили все для съемки. Вы хотели бы сказать людям, что-то особенное?       – Я? – искренне удивляюсь, но Сноу настаивает.       – Разумеется, Пит, ты должен быть в кадре: повстанцы следуют за своей Сойкой, так покажем им, что ты не разделяешь взглядов мисс Эвердин.       Размышляю меньше минуты и, наконец, соглашаюсь, потому что так будет лучше для всех. Людям стоит напомнить о том, как решать проблемы мирным путем. И, кроме того, Китнисс должна знать – ее план провалился, я жив и найду ее, рано или поздно. Я отомщу за все, через что мне пришлось пройти по ее милости, после того как она и охотник бросили меня на взлетной полосе.       – Хорошо, но, думаю, сегодня я обойдусь без текста. Может быть в следующий раз? – предлагаю компромисс, и Президент не спорит, удовлетворенный моим решением.       Капитолийское телевидение – машина, работающая на Сноу, впрочем, как и все в этой стране. Уже к вечеру я оказываюсь в павильоне для съемок пропагандистского ролика. Президент ожидает меня, одевшись в белое. На мне тоже абсолютно белый строгий костюм и светлые туфли.       – Может быть, стоит добавить красок? – предлагаю я, но оператор спешит разрешить мои сомнения.       – Белый – цвет мира и согласия, – говорит он, и Сноу кивает, поддерживая его.       Что ж, я не против. По большому счету мне все равно «как» будет выглядеть ролик, главное, найти верные слова и достучаться до сердец людей.       Мы работаем около часа. Делаем несколько дублей, меняем положение камеры и, наконец, съемочная группа довольна – я свободен и могу вернуться к своим делам.       Возвращаюсь в кабинет, расстегиваю узкий воротничок, который уже натер мне шею, и устраиваюсь поудобнее в кресле, положив руки на стол. Некоторое время перебираю бумаги, касающиеся Дистриктов, делаю несколько пометок на полях и, в конце концов, не выдерживаю – достаю из нижнего ящика стола неприметную папку, с виду такую же, как десятки других, выданных мне для ознакомления. Однако, это папка особенная – в ней те крупицы информации, которые мне удалось собрать о темных делах Сноу.       Страна давно полнилась слухами о том, насколько удачлив нынешний Президент, ибо его конкуренты один за другим умирали, освобождая ему путь наверх. Меня давно это смущало, но теперь у меня есть пара зацепок, которые могут привести меня к истине, если я сумею размотать клубок странностей в этой истории. Когда-нибудь Сноу прекратит свой спектакль «О преемнике», и тогда, я уверен, он постарается уничтожить меня.       Окажись у меня на руках реальные факты об отравлении Президентом соперников, я мог бы поторговаться ради спасения своей жизни. Или, что еще лучше, мне удастся публично разоблачить тирана, и тогда…       Впрочем, бессмысленно заглядывать так далеко вперед. Пока у меня есть только зацепки и косвенные улики против него. Я просматриваю бумаги, когда раздается стук в дверь.       – Войдите, – говорю я, быстро убирая папку обратно в стол, и тотчас на пороге появляется симпатичная девушка, с которой я уже знаком. Это Кларисса – моя личная помощница.       – Привет, – произносит она, подходя к столу.       Тепло улыбаюсь девушке и спрашиваю, зачем она пришла.       – Ролик с тобой и Сноу готов, – отвечает Кларисса. – Хочешь, посмотрим его сейчас? Я принесла диск.       Мне, пожалуй, любопытно, что из всего этого вышло, так что я соглашаюсь, указывая помощнице на стул рядом с собой. Кларисса вставляет маленький диск в проектор, нажимает «Пуск» и успевает присесть до появления картинки.       Первое, что я вижу – символ капитолийского телевидения и слышу торжественный голос диктора за кадром:        – Вы смотрите телевидение Капитолия.       Далее появляются кадры со Сноу, и уже он сам произносит речь.       – С Темных Времен наш великий народ жил в мире. Залог мира — простая система. Она нас кормит и защищает.       Надпись «Единство» на белом фоне.       – Ваши дистрикты — это тело. Капитолий — его бьющееся сердце.       Слово «Процветание», появляющееся в нижнем углу.       – Ваш труд питает нас, а взамен мы кормим и защищаем Вас.       «Порядок», вспыхнувший в верхней части экрана.       – Но если сопротивляться системе, Вы истощите самих себя. Будете бороться с ней — прольете свою же кровь.       Камера отходит чуть дальше, и теперь я вижу себя, стоящего около белоснежного трона Президента. Я не смотрю в объектив – мое лицо печально, а взгляд устремлен куда-то вдаль.       – Я знаю, что Вы со мной, с нами, с народом. Все, как один.       Я слышу тихие первые ноты гимна страны, который становится все громче, нарастая вместе с волнением в моей груди.       – Панем сегодня. Панем завтра. Панем всегда.       Герб вспыхивает за нашими спинами, а я, наконец, поворачиваю голову и смотрю в камеру. Под завершающие аккорды гимна экран затемняется, выделяя надпись, сделанную белым:       «Почетный победитель Голодных игр Пит Мелларк поддерживает президента Сноу в его усилиях по поддержанию мира и процветания в Панеме».       Последние звуки музыки… И тишина.       Я молчу, размышляя понравился мне ролик или нет, но Кларисса начинает первой:       – По-моему, действительно здорово, – говорит она. – Твой поворот головы… весьма эпичный!       Я недоуменно смотрю на нее пару секунд, а моя помощница не выдерживает и начинает смеяться. Ее веселье передается и мне.       – Создадим сообщество любителей? – спрашиваю я, и Кларисса кивает.       Мы смеемся в голос, и я, пожалуй, впервые чувствую себя полностью расслабившимся за последнее время. Рядом с этой девушкой, как будто, не надо притворяться: не изображать верность Сноу, не врать о чувствах к Китнисс, можно просто быть самим собой. Удивительно, как я смог подружиться с кем-то вроде нее. Внешне Кларисса истинная капитолийка с ярко-розовым волосами и длинными зелеными ресницами, а в общении… Легкий и простой человек.       – Думаешь, люди прислушаются к словам Сноу? – внезапно став серьезной спрашивает Кларисса.       Я напрягаюсь, возвращаясь к насущным проблемам.       – Хотелось бы, чтобы было так. Войну надо остановить. Любой ценой.