Через тернии к звездам: ЗА ПЕЛЕНОЙ ДОЖДЯ

По крышам барабанят тяжелые крупные капли, отбивая едва ли знакомый, но отчего-то навевающий ностальгию ритм. Безликий серый асфальт превратился в глянцевое зеркальное полотно, отражающее в рябой глади яркую позолоту. Горизонт поплыл, смешались в сером водовороте кислотных потеков небо и земля, заставляя забыться в пространстве. Небо и Земля. Где они? Настоящий ли это мир или просто перевернутая фальшивка? Одежда не липнет к телу, хотя уже давно должна была насквозь промокнуть под многочасовым ливнем. Волосы так и остались сухими, кидаясь в лицо жесткими прядями, подбиваемые ветром к своеобразным играм. Да и босым ногам совершенно не сыро, хотя и ступает он по одной сплошной луже, в которую превратилась улица. Редкие прохожие суетятся, прячась под большими черными зонтами. Стараются скорее спрятаться от прихоти погоды в коробках своих квартир. В объятия четырех серых стен, которые никогда ему не нравились. Потому-то он так редко бывал там, предпочитая лишний раз задержаться в репетиционной, в компании гитары или выпить в каком-нибудь баре. Пусть даже в одиночестве. Так даже лучше. Устрашающий образ на сцене намеренно отталкивал и в тот же момент привлекал. А ведь под демонской маской, за белыми линзами склер, слишком обильным гримом и безумными ирокезами скрывалось что-то большее. Бледное лицо запрокидывается к небу. Чернильно-свинцовое, тяжелое. Оно вот-вот упадет прямо на голову случайному прохожему, обрушив на него весь свой праведный гнев. Оно словно плачет. Нет, будто бы оплакивает. Через несколько часов его найдут в квартире и только тогда дождь прекратится. А пока он заливает город, можно пройтись по знакомым местам. Вот бар, где он еще вчера был последний раз. Топил очередной приступ одиночества в алкоголе. А вот здание лейбла. Когда-то один немногословный друг пригласил его играть в свою новую группу. И он не отказался. Мане нужен был гитарист, а Кей не представлял уже себя без музыки. Бархат голоса Джуки, темнота лирики Маны, ритм Тоору и Кадзуно - расплавленный по венам ток. И пусть бархат сменился глубинным тембром запаянной в цинковую колбу тьмы - голосом Сэта, на место Тоору пришел Хаято, а Кадзуно сменил Сугия, добавив тот самый, не достающий, живой ритм, которого не хватало в области груди наверное всем. Он жил музыкой, хотел играть, жаждал отдавать, не требуя в ответ ничего. Доигрался. Дожил. Наверное, стоило следить за собой? Курить, наверное, поменьше. Или пить. Или не нервничать попусту, как иногда говорил Мана, замечая напряженность в подрагивающих пальцах, нервно дергающих струны несчастной гитары. А может что-то еще. Что-то. Может быть. Да что уж там теперь. Ребят только жалко. Столько лет бок о бок. Вместе. Грустно. Вот и дождь это подтверждает, в согласии барабаня по плечам. Глупо. И то верно. Глупо жалеть. Внимательный взгляд, не спрятанный за бесцветными бельмами, натыкается на серую стену. Безликую… Какое же все вокруг одинаково бесцветное. Затем, цепляется за огромную вывеску, едва различимую посаженным зрением за пеленой ливня. Tokyo Dome. Негласная цель каждой группы, которую они переступали не раз, при этом ставя новую - оказаться тут снова. Ноги сами принесли его сюда. Зачем? Последний раз взглянуть на эти стены? В очередной раз ощутить испепеляющее желание дарить людям свою тьму? Передавать ее частички из своих ладоней в чужие, желающие ее понять и принять. Тьму, отраженную в мрачной лирике и тяжелых композициях. Но... Крепкая ладонь с силой сжимается в кулак, до болезненной белизны костяшек. И серую стену окропляют, тут же теряющиеся в пепельных потеках, капли крови из рассеченных казанков. Больно. Не из-за рук. Внутри. Больно. Хоть и не должно быть. Он ведь уже не в этом мире. Это и есть то самое Чистилище? Вновь занесенную для удара руку перехватывают одним движением, крепко сжимая широкой ладонью запястье уже бывшего гитариста Moi dix Mois. Обернувший, Кей увидел его. Камеры не врали, он действительно был невысоким и слишком худым. Угловатое, нескладное тело, свойственно скорее подростку, чем 33-летнему мужчине. Как впрочем и ярко-малиновая шевелюра, авиаторы, и мешковатый костюм защитного цвета. Хидэ крепко сжимал запястье гитариста, смотря тому прямо в глаза через желтые линзы очков. Губы Мацумото привычно сжимают фильтр сигареты. Кто-то говорил, что он выкуривал по несколько пачек в день. - Идем. Отпускает руку, будто бы и не держал ее только что, в немой попытке уберечь Кея от бессмысленной порчи уже не нужного инвентаря. Глядя на неспешно удаляющегося Хидэ, Кэнго все же идет следом, чувствуя, как голову вскрывает ворох вопросов. Ему ведь это чудится, да? Он просто перепил в каком-то очередном клубе. Или уснул и ему снится кошмар. Да. Это просто сон. Он же не мог просто так уйти?.. Или мог? Буравя взглядом сутулую спину, мужчина прокручивал в голове бессмысленные вопросы, которые казались самым настоящим бредом. Они добрались до какой-то высотки быстро. Или, может, ему просто показалось. Как и то, что Хидэто просто открыл дверь подъезда, игнорируя панель домофона, будто того и вовсе тут не было. Они внесли в подъезд ощутимый запах дождя и мерный перестук каблуков тяжелой обуви. Но их никто не услышал и не увидел - консьерж даже не поднял голову, будто бы и не было никаких нежданных гостей. Так же молча они поднимались по лестнице. Хидэ не оборачивался, словно знал, что Кей идет следом. Они оба молчали, прекрасно понимая друг друга без слов. И вот они уже на месте. Крыша. Отсюда почти весь город как на ладони. И даже ливневые стены не в силах отгородить маленький мирок от этой красоты. - Опа, у нас пополнение! - доносится откуда-то, кажется прямо из стены. Темная тень резво оказывается рядом, крепко схватывая гитариста в дружественных объятьях. Кей даже отстраниться не успел, только вздрогнул, когда чужая рука крепко приложила его между лопаток. - Ну, здравствуй, Кей-сан. Невысокая фигура наконец-то делает шаг назад и гитарист узнает в ней давнего знакомого, талантливого вокалиста, умершего несколько лет назад - Дайскэ. Ничего не понимающий взгляд скользит по черному костюму, по округлому лицу, слегка тронутому макияжем, по идеально приглаженным темным волосам. Затем перескакивает на Хидэ, остановившегося у края крыши. Рядом - две вечно неразлучные фигуры, болтающие о чем-то. Жасмин что-то с улыбкой рассказывает, а Исши, заложив карандаш за ухо, тихо смеется и беззлобно ругает заболтавшего его басиста. Хидэ щелчком пальцев отправляет окурок в полет до земли и разворачивается к новому гостю. - Не стоит жалеть себя. Твое время пришло, поэтому ты здесь. - Но... - Кей хотел было задать все те вопросы, что роились в голове, но Хидэто перебил его. - Тебя не забудут. Ты был не только частью своей группы, но и отличным гитаристом. - Ооо, везет тебе, Кей-сан, - тут же встрял чуть отошедший в сторону Дайске, будто бы не заметив на себе тяжелый взгляд Мацумото, - Меня Хидэ-сан вообще при первой встрече назвал неумелой бестолочью. Хидэ безуспешно попытался скрыть улыбку. - Ага, а себя он всегда называл - бестолковой бездарностью, - откуда-то из-за угла появился Ками. - Критика еще никому не мешала, - Хидэ вновь потянулся за пачкой сигарет. - Здоровая критика, - тут же уточнил, встрявший в разговор Исши, получив кивок одобрения от ударника. Мацумото фыркнул, щелкая зажигалкой и делая очередную крепкую затяжку. Молчание затянулось, но нарушать его почему-то не хотелось. Дождь стал тише? Или это просто он уже привык к монотонному перестукиванию шальных капель? - Наши песни будут помнить, а значит, будут помнить и нас. А мы продолжим играть. Здесь, - Хидэто бросает взгляд на небо, затем кивает вниз, - Для них. Кей наконец-то выдохнул, будто бы забыв на время, как дышать. Они ведь правы. Правы. По привычке достает из кармана пачку сигарет. Дайскэ услужливо дает прикурить от своей. Нет прежнего вкуса, только жженая бумага пеплом по губам. Запрокидывает голову, выдыхая, в начинающее проясняться небо, едкий серый дым. - Ты ведь поможешь нам сохранить звезды? Музыкант опускает голову, смотря на протянутую ему его же гитару, которую бережно держит в руках Хидэ. Не раздумывая - только лишь кивок и на плечи давит родная и приятная тяжесть кожаного гитарного ремня. Дождь стих. Постепенно. Не сразу. Сначала перешел в легкую морось, а затем и вовсе прекратился, оставив о себе короткое воспоминание в виде одиноких капель, срывающихся с крыш. Память странная штука. Она короткая, как тот же дождь. Вот он закончился, а ты уже и не помнишь, сколько часов он шел. Да и часов ли. Но сколько раз, теряясь в небосводе за пеленой дождя, в темноте вспыхивала новая звезда, чтобы освещать чужие пути? Чтобы давать надежду на жизнь.