Не ты

Я поправляю платье дочери и смотрю в серые глаза девочки. Она обнимает меня и шепчет на ухо: - Мама, всё будет хорошо. - Конечно, Лесли. Конечно. Я веду дочь на Жатву. - Китнисс, ты идёшь? – спрашивает Гейл, и я киваю, хватая руку дочки. - Пап, успокой маму! – просит моя малышка и настойчиво дёргает моего мужа за руку. Он приобнимает меня за плечи и целует в висок. - Успокойся, родная, - шепчет он. – Это её первый год. Её не выберут, - улыбается он. Не ты. Твоя улыбка успокаивала, а его кажется мне насмешкой. - Я говорила Прим то же самое, - шепчу я. – И посмотри, где я сейчас? - Ты с нами, Китнисс. Мы с тобой. Мы твоя семья. Я опускаю глаза и ничего не видящими глазами смотрю в пол. Настойчивые руки мужа обнимают меня за талию, и я безучастно слежу за его действиями. Этот ужас повторяется из года в год. Я каждый год испытываю это снова и снова. И спустя пятнадцать лет это кажется ещё более страшным. И слегка утомительным. Знаешь, это ведь не я должна идти на Жатву. - Китнисс? – заглядывает мне в глаза Прим, и я поднимаю свои сумасшедшие пустые глаза на неё. Мне страшно. Но не за сестру – сейчас ей двадцать восемь, и она растит двух сыновей-близнецов, которые только через три года отправятся на Жатву. И только через три года их жизни будут под угрозой того, что они поедут со мной. – Ты в порядке? - Не надоело спрашивать это каждый год, Утёнок? – морщусь я. - Тридцать три года, а ты по-прежнему называешь меня Утёнком, - улыбается она мне. – Побыть с тобой? - Нет. Я справлюсь. - Ты не умеешь лгать, сестрёнка. - Знаю. Это ещё он заметил. Мифический он. Все мои родные и знакомые давно взяли на заметку не называть тебя по имени. Потому что это может добить меня. Не ты – воспоминания о тебе. - Прим! – укоризненно смотрит на девушку мой муж. Она отвечает ему молчаливым тяжёлым взглядом. Гейл опускает глаза. Я беру дочь за руку и иду с ней к своей ежегодной пристани. К своему ежегодному эшафоту. Потому что я умираю каждый год, стоя там, пока Селия вытаскивает очередные имена смертников. Вообще-то, пока Хеймитч был жив, мы с ним вместе вытащили трёх трибутов. За пятнадцать лет трёх. Умопомрачительная цифра. И сейчас пригвождать к земле тяжёлые взгляды должны не меня, а их. Но двух из трёх забрали в Капитолий. А третий умер от неизвестной болезни. И теперь каждый год умираю я. Это не я должна умирать. Но я умираю. Каждый год от Жатвы, каждый день в отсутствие тебя. Пятнадцать долгих лет. Пять тысяч семьсот сорок пять дней. Забери меня. - Сегодня, в день Жатвы 90-ых Голодных Игр, мы приветствуем ментора Дистрикта-12 – Китнисс Хоторн! Я встаю со своего стула, и толпа награждает меня тяжелыми взглядами. Безошибочно нахожу испуганные глаза дочери. Отец этого ребёнка не ты. - Также президент Сноу лично попросил меня передать соболезнования семье Моррис – Кристофер Моррис скончался в одной из больниц Капитолия вчера. Крис. Парень из города, победитель 83-их Игр. Светловолосый малый с голубыми глазами. Глазами, похожими на твои. - Нет! – кричит Элла – мать Криса. Я закусываю губу, но по моей щеке скатывается слезинка. Твоя мать не кричала, когда ты умер. Она просто вцепилась в мою шею. Почему я выжила? Почему ты умер за меня? - Но вернёмся к празднику! Итак, предлагаю вам просмотр фильма! Он приехал в Дистрикт-12 из самого Капитолия - все победители за все годы! – объявляет Селия и улыбается толпе. Теперь ненавидящие молчаливые взгляды обращены к ней. Первого победителя я не знаю. Не осталось никого, кто бы знал его. Но следующее лицо заставляет меня сесть на стул и пальцами обеих рук вцепиться в сиденье. Высокий молодой человек с тёмными вьющимися волосами и яркими серыми глазами смотрит опасно. Я снова едва узнаю своего умершего ментора в этом молодом и довольно-таки привлекательном парне. Помнишь, как мы смотрели эту запись вместе? Помнишь, как твои губы касались моей шеи? Я помню. И мне больно. Самые яркие моменты карьеры Хеймитча. Его живописное падение со сцены во время Жатвы 74-ых Игр. - Примроуз Эвердин! Мои губы кривятся в ухмылке. Посмотрите-ка, кто сейчас выйдет! На записи я выгляжу куда лучше, чем сейчас. Мои волосы собраны в аккуратную косу, на мне мамино голубое платье, и я не самая несчастная девушка во всём Панеме. Не ты успокаивал меня после смерти мамы. - Пит Мелларк! – громко объявляет Эффи, и я закрываю лицо, падая на стул. Тело сотрясают рыдания, и я цепляюсь пальцами в аккуратную причёску, чтобы унять трясущиеся руки. Это не ты, не ты, не ты! За что ты так со мной, Сноу?! Мои пальцы портят аккуратную причёску, а меня трясёт. За что? Что я тебе сделала? Я ведь следовала всем твоим инструкциям, Сноу! Вышла замуж за Гейла, родила ребёнка, работаю ментором… Чего тебе ещё надо?! - Мы приехали сюда вместе, - говорит Пит с записи. Пит, чьё тело вот уже пятнадцать лет покоится в земле. Пит, на могилу которого я прихожу каждый день. Пит, которому я так и не успела сказать о своих чувствах. - Китнисс, живи! – последний крик, и он бежит в силовое поле. Удар. Вспышка. Мой полный ужаса крик. - Нет! Пит! Нет! Я утыкаюсь носом в бездыханную грудь и реву. Как раненый зверь, как зимняя вьюга. Поздно. Сердце больше не бьется. - И Победительницей 75-ых Голодных Игр становится Китнисс Эвердин! - Нет! Пожалуйста, Пит! Ты не можешь оставить меня! Я люблю тебя… Победители, которых вытащила я. Победители, которых мы вытащили мы с Хеймитчем. Я плачу, потому что их лица напоминают мне о тех, кого я не смогла спасти. Ты, Хеймитч… Спустя пятнадцать лет всё также больно. - Настало время лотереи! – бодро говорит Селия и идёт к шарам. Я молча смотрю ей вслед, обхватив себя руками. Неужели может случится что-то ещё более ужасное, чем вся моя жизнь? Дыхание спирает, перед глазами появляются чёрные точки, и всё начинает куда-то плыть. - Лесли Хоторн! Так и должно было быть. Не ты сейчас будешь убиваться, потому что это не твоя дочь. Я встаю со стула, чтобы поприветствовать трибута, и слёзы разбиваются о деревянную сцену. Кап, кап, кап… Как моя кровь в тот день, когда я не хотела отпускать Хеймитча. Как мои слёзы, когда я не хотела уходить с твоей могилы. Как мои слёзы в твой День Рождения. Кап, кап, кап… Я не понимаю, почему все подбегают ко мне. Под щекой находится нагретое июньским солнцем дерево. Я безучастно смотрю на перепуганное лицо дочери, обеспокоенное лицо Селии и прикрываю глаза. Забери меня. Твоё имя отдаётся горечью на моих губах. Мои слёзы орошают цветы, растущие на твоей могиле. Забери меня. - Мама! Мамочка! Я в странном полусне. Что ещё такого ужасного могло случиться со мной в этот день? Сноу приказал мне родить ребёнка. Сноу забирает моего ребёнка. Забери меня. Слеза Лесли застывает на моих губах. Меня переворачивают на спину. Я чувствую кровь, вытекающую из моего носа. Кап, кап, кап… Это прекрасно – умирать под таким голубым небом. Это прекрасно – умирать под небом цвета твоих закрывшихся глаз. Под этим небом тесно нам обоим… Кап, кап, кап… Не ты поднимаешь меня. Не ты просишь меня остаться. Не тебе наблюдать за моим холодеющим телом. Я смотрю с высоты на бездыханную себя и понимаю, что это то, чего добивался Сноу. Не ты успокоишь людей. Пит.