Разрушенная жизнь Сириуса Блэка.

Внутри Сириуса бурлил целый океан эмоций. Боль. Разочарование. Злость. Жажда мести. А что обычно чувствуешь, когда твой лучший друг оказывается предателем и по его вине погибает другой лучший друг вместе с женой, а потом всю вину вешают на тебя? Джеймс. Его лучший друг с одиннадцати лет. Что было бы с ним, если бы он не встретил его? Сириусу даже не хотелось думать об этом. Он не мог представить себя Пожирателем Смерти, который носит маску, убивает невинных людей и на чьем предплечье красуется отвратная татуировка в виде черепа, изо рта которого выходит змея. Но как бы иронично это не звучало, весь магический мир как раз таким его и считал. А во всем виноват Питер. Он жалел, что начал общаться с этим человеком. Зачем они тогда защитили его от слизеринцев, которые напали на него? В Сириусе начал просыпаться глубоко спавший змей, ему хотелось отомстить, хотелось даже убить, сделать все, чтобы этот человек умирал долго и мучительно. Хвост предал их, это он должен сидеть в этой чертовой камере и ждать суда. Он отнял все у него, отнял друзей у Ремуса, отнял будущее у Джеймса и Лили и отнял у маленького Гарри родителей. С одной стороны, сейчас он ненавидел этого человека всем сердцем, а с другой - ему хотелось лезть на стенку от того, что его лучший друг поступил так с ним. Он бы умер за него, он бы умер за любого из своих друзей. Он никогда бы не подумал, что друг может причинить ему такую боль. Лучше бы Питер убил его, чтобы не мучать. Сириус оглядел камеру, в которой, скорее всего, ему придется коротать всю оставшуюся жизнь, если не приговорят к поцелую дементора. Это была маленькая комната, если ее так можно назвать. Небольшое окно, на котором были, конечно же, решетки, оно почти не пропускало света и воздуха, но было какой-то связью с внешним миром. Обшарпанные стены. В камере даже кровати не было, только старый, никогда не стиранный матрац и такая же грязная подушка, набитая пухом. В коридоре, около его камеры, стояли дементоры. Он не боялся их. Находясь в человеческом состоянии, Сириус чувствовал, как из него уходит вся радость, все счастливые воспоминания о школьных годах. Воспоминания о том, как он познакомился в поезде с Джеймсом, а потом стал первым Блэком, поступившим в Гриффиндор. Прогулки с друзьями в полнолуние. То, как он помогал Джеймсу завоевать сердце непреклонной Лили, считавшей Джеймса задавакой. Его первая влюбленность. Все эти воспоминания будто выкачивали из него, от чего на души становилось очень паршиво. В нем оставалась лишь самые негативные эмоции: чем дольше он тут находился, тем чаще вспоминал ту ночь в Годриковой Лощине. Ночь, когда он нашел Джеймса и Лили мертвыми. Тогда храбрый наследник рода Блэк не мог сдержать своих эмоций, которые, словно ураган, рвались наружу. Накатила неконтролируемая истерика. Он был готов лезть на стену, потому что будто частичка его самого умерла вместе с Джимом и Лили. - Эй, Сохатый, ну давай же, проснись, – Сириус отчаянно верил, что Джеймс просто спит и сейчас уже проснется. Сириус услышал какой-то звук с улицы. Он уже крепко сжал свою палочку в руке и был готов, если что, дать отпор. И вот на пороге появился очень знакомый великан. - Блэк? Ты что ли? – спросил он. - Да, это я. Хагрид, зачем ты здесь? – поинтересовался Сириус. - Ну, так это, профессор Дамблдор сказал, чтобы я забрал Гарри. И тут Сириуса осенило. Гарри. Его крестник. Он все еще был жив. И теперь Сириус просто обязан вырастить его достойным человеком. Сейчас это известие казалось для Сириуса чем-то потрясающим. Он улыбнулся и вытер со своих щек слезы. Как же тут не радоваться, мальчик жив, значит для Сириуса жизнь еще не разрушена до конца. Он будет заботиться о Гарри, как бы о нем заботились Лили и Джим. - Хагрид, отдай его мне, я его крестный отец, я позабочусь о нем, – попросил великана Блэк. - Не могу, профессор Дамблдор велел везти его к тетке. Малышу всего год, а уже пережил смерть родителей, тяжело придется парнишке. Смерть родителей. Но как они могли погибнуть, если были надежно защищены заклятием Фиделиус? Улыбка исчезла с лица Сириуса. Он сжал руки в кулаки — он был зол. - Петтигрю, – тихонько прошептал Сириус и направился в другую сторону от дома. - Хагрид, берите с Гарри мой мотоцикл, так надежнее. А у меня есть одно дело, – крикнул он великану. Он нашел Петтигрю довольно быстро, тот сразу начал кричать, что это он предал Лили и Джеймса, быстрехонько устроил взрыв, отрезал себе палец, превратился в крысу и смылся. Сириус смеялся, авроры, прибывшие на место, смотрели на него, как на психа. Но Сириусу было все равно. Кого он только не подозревал в том, что это информатор Волдеморта. А это был тихоня Питер. Человек, который постоянно таскался за ними с Джимом и восхищался. А на деле оказался не таким уж и простым. Не суди книгу по обложке как говорится. На данный момент больше всего Сириуса волновало то, что о нем думает его единственный друг, который остался у него. Неужели Ремус будет думать, что Сириус так мог поступить с Джеймсом и Питером? Неужели он будет думать, что он так просто продал Джеймса и Лили Волдеморту, а потом убил Питера и еще 12 человек? А его крестник Гарри, с которым Сириус так любил нянчиться и играть. Неужели, когда он вырастет, то будет думать, что лучший друг его отца так поступил? Если Сириуса осудят, то Гарри придется расти с Дурслями. Ему было жалко мальчонку, ведь он не заслужил жить с ними. Ему было обидно, что его запомнят таким. Что его запомнят предателем, а не веселым мародером, лучшим другом Джеймса Поттера. Он был уверен, что его не оправдают. Все ведь считали Сириуса Хранителем тайны, да и свидетели дали показания о том, что именно Сириус убил Питера. Сириус Блэк не любил чувствовать себя беспомощным, но именно так сейчас он себя и чувствовал. Беспомощность добивала его, он снова чувствовал себя тем беспомощным мальчиком, которого родители наказали Круциатусом за то, что он поступил в Гриффиндор. - Нужно вздремнуть перед завтрашним судом хоть немного, – подумал Блэк. Он превратился в собаку, решив, что так дементоры не смогут добраться до тех хороших воспоминаний, которые еще остались у него. Он устроился на матраце, и через некоторые время единственным звуком, исходящим из камеры, было сопение большого черного пса.